Около могилы Пашка одним из первых бросил на заколоченный гроб горсть земли, вытирал глаза, ни на шаг не отступая от убитой горем женщины. Но вот его на миг оттянул за рукав в сторону алкоголик с перевязанной щекой. Левка услышал хриплый шепот:
— Пашка, брось ты эту старуху! За углом побогаче мертвяка приволокли! Слышишь, оркестр жарит? Еще пышнее будут поминки! Пошли стараться туда!
Левка подскочил к ним, оттолкнул проходимца, задыхаясь от гнева, резко выпалил в лицо Павлу:
— И не стыдно? Докатился! Это твои поклонники? Это иллюзионные мастера! Так ты заботишься о номере! О Валерии! О дочке! Эх, ты! Ты...
Левка повернулся и бросился бежать.
Бледный, растерянный Павел нагнал мальчика у ворот кладбища, крепко схватил за плечи.
— Прости, Левка! Все! Завязал! Больше не повторится! Самому стыдно! Верь!
И Левка поверил. Первым протянул руку. Успокоившись, рассказал о разговоре в филармонии, о случае с привратником.
— Сволочи! — выругался Абашкин, выслушав Левку. — Жить не дают! Ничего, попробуем потолковать с комендантом, может, и уломаем! А не выйдет, так можно перелезать через ограду. Даже интереснее! Будешь рано утром уходить, ночью возвращаться. Это когда есть концерты. А когда свободен, — весь день репетировать будем. Не унывай!
Они перемахнули через ограду.
— Видишь, как просто! — сказал Паша.
— Вижу! Здорово! — попытался улыбнуться Левка, но улыбка получилась невеселой.
Второго января Левка выступал на новогодней елке. В клубе было очень холодно. Мальчика продуло. Во время разминки он вдруг почувствовал боль в пояснице, не смог ни повернуться, ни вздохнуть. С острым приступом радикулита его отвезли домой и уложили в постель.
— Надолго ты выбыл, — вздохнула Валерия. — У меня был радикулит... Знаю, что это такое...
Спать легли рано. Левка лежал тихо, боясь пошевелиться. Хотелось спать. За окном уныло свистел ветер, мел снег. И вдруг Левка услышал какой-то хруст.
Он доносился со стороны койки Абашкиных.
«Что это? Неужели грызут сахар? — мелькнула мысль, но он тут же отогнал ее. — Не может быть... От меня тайком... Накрывшись одеялом... вдвоем грызть сахар... Почудилось...»
При мысли о сахаре рот наполнился густой слюной. Он не видел сахара четыре месяца. Левка кашлянул. Хруст тут же прекратился.
«Это мышь... Это мышь... — убеждал себя Левка. — Не могут же они так... Тайком...»
Он заснул только под утро. С нетерпением ожидал, когда все уйдут и оставят его одного.
— Что с тобой, Левка? — спросила Валерия, подавая на стол картошку. — Давай есть!
— Спасибо, не хочется... Поясницу ломит...
Ему было стыдно глядеть на них.
Первым ушел Павел, за ним — Валерия. Левка приткнул дверь стулом, открыл гвоздем один замок, потом второй, долго не решался снять их с петель.
«Дай бог, чтобы я ошибся ночью... Дай бог...» — думал он, снимая замки. В сундуке лежало немного масла и сахара.
Левка долго плакал от обиды.
В тот же день — третьего января — он собрался на концерт. Валерия ужаснулась.
— Куда ты? С ума сошел? Снова за город? С радикулитом?
— Ничего, поеду!
— Хоть спину обвяжи моим платком! И голову шарфом! И, смотри, билет купи!
Левке удалось после концерта прошмыгнуть в бесплацкартный вагон, забраться под скамью и тут же заснуть. Перед Тбилиси проводник и контролер обнаружили его, осветили карманным фонариком.
— А ну, вставай, безбилетник!
Левка вылез из-под скамьи сонный, измазанный пылью, с шарфом на голове, озираясь, как затравленный звереныш. Его окружили пассажиры.
— Плати штраф, заяц! А нет — отправим в милицию!
Левка испугался.
— Сколько?
— Десять рублей!
— У меня только три... Остальные занесу завтра!
— Занесет он, ждите! — процедил пассажир в шубе, брезгливо глянув на Левку.
— Володя! Коля! — позвала миловидная женщина в широком сером пальто.
К ней подошли два очень похожих друг на друга молодых человека.
— Что случилось, Марина?
«Братья... — определил Левка. — Второй постарше».
— Воришку поймали! — весело сообщил братьям пассажир в шубе.
— Ну зачем вы так! — возмутилась Марина.
Пассажиры загудели, заспорили.
— Вы меня не учите! — обиделся пассажир в шубе. — Я ихнего брата-безбилетника хорошо знаю! Откуда у него чемоданчик? Ясное дело: украл!
Пассажиры снова загалдели.
— Эй, ты, полегче на поворотах! — решительно сказал один из братьев, постарше на вид, которого Марина назвала Колей. — А на тебе откуда шуба? Мотай-ка лучше отсюда, пока цел!
Пассажир, отругиваясь на ходу, поспешно удалился. Все рассмеялись.
— Тбилиси! Подъезжаем! — объявил проводник.
— Какой с пацана штраф? — спросил Владимир.
— Десять рублей, — ответил контролер.
— Держите! Сыпь домой, малец!
Левка быстро сунул в руку Володе три рубля, буркнул «спасибо» и выскочил в тамбур.
Марина и братья вышли из вагона. Владимир нагнулся над небольшой плетеной корзинкой, укрытой теплым платком, приподнял край.
— Выгружайся, Трефка. Ты у нас не собака, а заяц. Как тот пацан!
Из корзинки выскочила мохнатая длинношерстая собачонка, отряхнулась, завиляла хвостом, запрыгала, подметая огромными ушами перрон.
— Побегай, побегай, разомнись! — сказал Николай. — А ты присядь пока на чемодан, Марина. Что-то не видать экспедитора...
Николай сложил губы трубочкой и громко засвистел какие-то странные позывные, напоминающие первые ноты популярной песенки о чижике-пыжике:
— Сиу-сиу... сиу-сиу...
Никто не отозвался. К выходу потоком двигались пассажиры. Перрон быстро пустел.
— Сиу-сиу... сиу-сиу... — свистел и свистел Николай, озираясь по сторонам.
Владимир не выдержал, тоже засвистел:
— Сиу-сиу... сиу-сиу... сиу-сиу...
По-прежнему никто не отзывался на этот странный свист. Подул холодный ветер. Посыпал снег. Трефка забрался в свою корзинку.
— Вечная история, — недовольно сказала Марина, — как поздно в город приезжаешь, так не встречают...
— Ну, это ты напрасно, — возразил Владимир. — Мы сами виноваты. Телеграмму-то когда дали? Может, не дошла...
Лязгнув буферами, пустой состав отошел от платформы. Часть фонарей погасла.
— Сиу-сиу... сиу-сиу... сиу-сиу... — вдруг донеслось издалека, со стороны вокзала.
Все обернулись. Навстречу прибывшим, насвистывая, шел незнакомый человек в короткой зимней куртке.
— Сиу-сиу... сиу-сиу... сиу-сиу... — громко и радостно засвистели в ответ все трое.
Трефка затявкал из своей корзинки.
— Наконец-то! Слава богу! — сказала Марина.
Незнакомец приветливо помахал рукой.
— Товарищи Волжанские?
— Да! Что же так поздно, товарищ экспедитор?
— Только что принесли телеграмму.
— Ну, что я говорил? — сказал Владимир Марине.
— Сиу-сиу... сиу-сиу... сиу-сиу... — снова раздался свист со стороны вокзала.
— Нина с Васей встречать пришли! — радостно воскликнула Марина.
— Что же вы так поздно телеграмму дали? — тоненькими голосами закричали оба лилипута, подбегая к Волжанским. — Весь коллектив волнуется! Мы говорили, надо было вместе с нами ехать!
— Врач меня не пускал, вы же знаете, — сказала Марина.
— Что он сказал?
— Говорит, надо ждать мальчишку. Примерно через месяц, а может, и раньше.
— Пошли, пошли, товарищи, — заторопил экспедитор, — машина ждет.
Все уселись в небольшой, холодный автобус...
Тем временем Левка подошел к техникуму. Перемахнул через ограду, прокрался в комнату, открыл дверь. Уронив голову на стол, спал пьяный Абашкин...
«Петля... — подумал Левка, — петля...»
Часть втораяПутевка в жизнь
Глава IТрудный экзамен
Шестого января 1940 года Левка снова работал на утреннике. Вечернего концерта не было. Мальчик возвращался домой вместе с пианистом и по дороге рассказал ему о своей жизни.
— А знаешь, Левка, — сказал пианист, — кажется, я смогу тебе помочь. Я слышал от друзей, что в цирке нужен такой пацан, как ты!
— Что вы говорите! — с надеждой воскликнул Левка.
— Ну да! Я бы сразу сказал тебе, но я ведь не знал твоих планов. Сейчас там репетиция. Вчера смотрели каких-то ребят, может, уже взяли. Договоримся так: если мальчик уже не нужен, я не зайду, нужен — заскочу перед представлением.
Левка опечалился. Глянув на него, пианист сказал:
— А впрочем, зайду в любом случае, проведу тебя в цирк. Не был еще? Вот и сходишь.
Левка пришел домой, лег на ящик в ожидании вечера. Валерии он ничего рассказывать не стал, притворился спящим. Около шести пришел пианист.
— Здравствуй, Валерия, — сказал он. — Вот решил провести Левку в цирк.
— Завидую. Был бы Павел дома, — пошла бы с вами.
— А где он?
Валерия ничего не ответила, только безнадежно махнула рукой.
— Вы идите через проходную, я — другим ходом! — сказал Левка, поспешно натягивая на себя пальто.
Поясницу ломило, и он еле перелез через ограду. Пианист уже стоял на улице.
— Что, здорово болит?
— Сил нет...
— А если просматриваться придется?
— А придется? — спросил Левка, задыхаясь от волнения.
— Моли бога, чтобы понравился! Молодые артисты братья Волжанские готовят какой-то номер с лягушками. Они уже выбрали несколько пацанов, но если ты окажешься лучше — возьмут тебя. Конкурс страшный! От пацанья отбою нет! Пронюхали! Идут и идут!
— Спасибо! — сказал Левка. — Я знаю такой номер. Наверное, придется глотать лягушек, но я все равно согласен! Я хоть керосин, хоть бензин согласен пить, лишь бы в цирк взяли!
Обойдя здание цирка, они прошли через служебный ход. В нос резко ударил незнакомый еще Левке густой, тяжелый цирковой дух.
— Так пахнет только в цирке, больше нигде, — сказал пианист. — Тут и аммиак, и сырая глина, и навоз, и мыши, и черный хлеб, и конский пот, и звери, и опилки... И еще гримом пахнет, и пудрой, и лесной водой... Чуешь?