– Дети, – прошептала Грейс. – Вы мне ничего об этом не говорили! – резко обратилась она к Гэбриелу.
«Это ничего не меняет в нашем плане».
– Меняет! Мое присутствие ставит их под угрозу.
«Не задерживайтесь там».
Грейс пробиралась между малышами так быстро, как только могла, стараясь не задеть их.
– Гэбриел, что здесь делают эти дети? – спросила она.
«Не воображайте сразу дурное, очевидно, это дети членов персонала поезда. Поторопитесь».
– Мадам, ты поиграешь с нами? – донесся до ушей Грейс тоненький голосок.
Опустив глаза, та увидела девочку, лет восьми, белокурую, с торчащими во все стороны кудряшками и с улыбкой, открывающей два отсутствующих молочных зуба.
– Извини, милая, у меня нет времени, – ответила Грейс на ходу.
– Как тебя зовут?
– Руби, – соврала она.
– А меня Элиза. У тебя красивое платье, – сказала девочка, прыгая.
– Спасибо, Элиза.
– Оно красивее, чем у нашей мамы.
– А, так твоя мама, значит, здесь?
«У нас нет на это времени!» – прозвучал в наушнике нервный голос Гэбриела.
– Да, наша общая мама, но она ушла. Скоро она вернется, и ты ее увидишь.
Грейс ускорила шаг. Теперь она была на середине длинного вагона.
– Как это «ваша общая мама»? Разве у каждого из вас нет своей мамы?
– Э-э, нет. Она одна на всех.
– А папа?
– Ну, те, кто имеют право его увидеть, уходят в ту дальнюю дверь и больше никогда сюда не возвращаются. Так что я о нем ничего не знаю. Мне надо посмотреть, что за этой дверью, чтобы ответить тебе.
«Инспектор, – вмешался Гэбриел, – я все слышал, но если вы хотите спасти этих детей, то задерживаясь здесь вы им не поможете. В данный момент вы для них ничего не можете сделать. Идите дальше!»
– Я схожу посмотреть, что за этой дверью, а потом расскажу тебе, что видела, – сказала Грейс, у которой перехватило горло. – Но если ты действительно хочешь это узнать, не говори вашей маме, что я здесь прошла, а то она запретит мне вернуться. Договорились? Объясни это твоим… братишкам и сестренкам.
С лукавой улыбкой, осветившей ее мордашку, Элиза живо кивнула и попыталась подмигнуть Грейс, однако попытка завершилась неловким одновременным закрытием обоих глаз.
Грейс погладила ее по светлым кудряшкам. Ей оставалось пройти последние метры, отделявшие ее от двери, когда Гэбриел вдруг крикнул в ухе:
«Кто-то идет!»
Грейс даже не успела обернуться. Дверь открылась.
Женщина лет сорока, одетая в зеленый костюм, с короткой стрижкой, с ужасом уставилась на нее. В это самое мгновение несколько детей радостно закричали: «Мама!»
– Кто вы такая? Вам здесь нечего делать! – накинулась она на Грейс, шагнув к ней.
Та засомневалась, что лучше: изобразить заблудившуюся простушку или все-таки не унижаться перед этой особой.
– Послушайте, вам нет необходимости разговаривать со мной подобным тоном. Я одна из приглашенных Пассажиром на благотворительный праздник фонда «Олимп». Я просто заблудилась, пытаясь отыскать туалет. Чем орать на меня, лучше подскажите, куда мне идти. Вашему боссу не понравится, что вы подобным образом обращаетесь с его щедрыми жертвователями.
Но женщина не потеряла своего высокомерного и надменного вида. Лишь отступила на шаг. Было очевидно, что ситуация грозит обернуться катастрофой.
Собравшиеся вокруг них дети притихли и наблюдали за дуэлью между взрослыми. Грейс очень не хотелось бить ту, которая явно играла роль матери для всех этих ребятишек.
«Это провал. Остановите ее немедленно!» – крикнул в наушник Гэбриел.
Но в тот момент, когда Грейс решила действовать, противница бросилась на нее и толкнула с такой силой, что инспектор упала. А напавшая развернулась, чтобы бежать к двери, в которую вошла.
«Она поднимет тревогу! – завопил Гэбриел. – Я не смогу ее остановить».
Грейс, уже вскочившая на ноги, понимала, что ни за что не успеет ее догнать. Она попалась. Если только…
– Она хочет поиграть в кошки-мышки! – крикнула она юным зрителям. – Поймайте ее, и получите конфетку!
Дети завопили от восторга, и те, кто оказались ближе всего к беглянке, кинулись к ней. Остановленная этим лесом маленьких ручек, пытавшихся удержать эту упрямую мышь, воспитательница закричала, требуя отпустить ее. Воспользовавшись несколькими секундами заминки, Грейс рванулась вперед так быстро, как никогда еще в жизни не бегала, и с силой толкнула женщину в спину, делая вид, что играет. Отброшенная вперед, воспитательница сильно ударилась лбом об угол вагона.
Видя, что их мать упала без чувств, встревоженные дети отступили.
– Каждый раз, когда с нами играет, она говорит, что мы ее убьем, потому что слишком непоседливые, – проронил один мальчик.
– Не бойтесь, она не умерла, просто потеряла сознание, – заверила их Грейс. – Я отнесу ее к врачу. А вы сидите здесь тихо, ладно?
«Я открою вам дверь», – сказал в наушник Гэбриел.
Грейс подхватила женщину под мышки и потащила прочь из игровой комнаты в тамбур, соединяющий два вагона. Прежде чем дверь закрылась, она поймала лукавый взгляд Элизы, которая снова попыталась ей подмигнуть.
«Выбросьте тело из поезда», – приказал Гэбриел.
– Она живая!
«Вот именно. Если она очнется, то поднимет тревогу».
В этот момент гувернантка застонала и затрясла головой.
Грейс зажала ей рот ладонью, тогда та выпучила глаза и стала вырываться.
– Не шевелитесь и не кричите, иначе я убью вас, – услышала Грейс собственный голос.
Женщина тотчас успокоилась.
– Что вы делаете с этими детьми?
Ответа не было.
– Я сохраню вам жизнь, только если вы мне расскажете все, иначе прикончу, – пригрозила Грейс, презирая себя за то, что говорит так.
Неужели это влияние моего странного напарника?
«У нас нет времени!» – раздраженно бросил Гэбриел.
– Отвечайте! – закричала инспектор.
Женщина была напугана.
– Я не знаю. Время от времени Пассажир выбирает одного из них, а после… я не знаю. Думаю, что они… награда для его лучших компаньонов.
Грейс трясло от гнева и отвращения. Она поискала глазами место, где можно было бы запереть эту гнусную тюремщицу. Но не было ни шкафа, ни чего-либо подобного.
«Грейс, послушайте меня», – прошипел Гэбриел.
– Что?
«Если вы действительно хотите спасти этих детей и других жертв организаций, находящихся под покровительством «Олимпа», вы знаете, что нужно делать. Если она заговорит или найдут ее тело, вам крышка. Сделайте это! Немедленно! Вы не уничтожите эту разветвленную организацию вашими мягкими методами! Подумайте: дети или она».
В душе Грейс шла жестокая борьба между моралью и целесообразностью. Она разрывалась между необходимостью совершить самый страшный поступок в своей жизни и возможностью сделать самое полезное дело за все свое существование на земле. Нет, она не могла решиться стать безжалостной убийцей, но и оставить этих детей на погибель тоже не хотела.
«Это цена, которую необходимо заплатить, Грейс Кемпбелл, – бросил Гэбриел. – Действуйте смело или умрите со стыдом».
Сердце инспектора остановилось, по крайней мере, ей так показалось. В хаосе, царившем у нее в голове, мелькали самые страшные картины издевательств, которые она перенесла, побоев, изнасилований. Жестокость наполнила ее вены, от ненависти затвердели мускулы. Воздух больше не поступал в легкие. Зажав рот женщины рукой, она потащила ее к двери вагона. Поняв, что ее ждет, воспитательница принялась вырываться. Словно под гипнозом, Грейс одной рукой сжала ее шею и отперла дверь. В лицо ударили снежинки. Женщина царапалась, била, извивалась. Грейс ударила ее кулаком по затылку, подняла над полом и, избегая ее беспомощного взгляда, со всей силы вытолкнула наружу.
Сначала она ничего не слышала и не чувствовала, как будто сама умерла. Потом холодный ветер вывел ее из ступора. Она посмотрела на свои руки и ей почудилось, что она держит свой старый перочинный ножичек, запачканный кровью.
Из глубины внутренностей поднялась тошнота, и ее вырвало так, что она чуть не задохнулась.
«Это был единственный выход. Вы сделали то, что следовало», – глубоким голосом произнес Гэбриел.
Высунувшись из вагона, она смотрела, как под ней, словно ответ на ее страдания, мелькает земля.
«Возьмите себя в руки, инспектор. Если вы слишком задержитесь, гости бала предупредят персонал о вашем исчезновении».
Грейс мобилизовала все свои внутренние силы, как тогда, двадцать лет назад, в камере, когда пообещала себе выбраться живой из этого ада.
Она медленно отступила, захлопнула дверь и, прислонившись спиной к стенке, смертельно бледная, попыталась восстановить дыхание.
«Вы переживали вещи и похуже, Грейс. Не позволяйте себе раскиснуть!»
Гэбриел был неправ. Она действительно испытала и унижения, и боль, но до сегодняшнего дня ее гнев всегда был направлен против кого-то другого. Конечно, она отстранялась от себя в годы, когда поддалась ожирению, но никогда не отрекалась. То, что она сейчас совершила, было отречением от всех ее моральных принципов, которых она придерживалась до сих пор. И никогда еще она не испытывала ничего сильнее этого желания вырвать половину своей души.
«Эта женщина была монстром, она лучше кого бы то ни было знала, какая участь ждет этих детей. Она заслужила смерть. Вы не такая, как я, Грейс, вы действовали не из любви к убийству или жестокости, а из чувства долга. Теперь не теряйте больше времени! Вспомните, зачем вы здесь».
Бросаемая слева направо качкой поезда, как раз совершавшего поворот, Грейс осознала, что ее направляет и подбадривает тот самый человек, который хотел ее убить, вытянув у нее через ноздри мозг. Потрясенная больше этой иронией судьбы, чем доводами Гэбриела, она вернулась в реальность.
Растравляя в себе чувство вины, чтобы заставить мобилизоваться сознание, она оторвалась от стенки и встала перед дверью в следующий вагон.
– Почему вы не предупредили меня раньше, что идет эта женщина? Я думала, у вас есть доступ ко всем камерам наблюдения!