<…> Часто только приходится, как у нас говорят, рулить, то есть драить пол. <…> Время свободное проводим хорошо. В клубе смотрим в неделю два раза кино. Кроме того, каждую неделю бывают в клубе танцы. На танцах много городских девчат. Мы с Толяном танцуем вовсю…” [5]. Удивительным образом танцплощадка находилась на территории училища, и девушки сами приходили знакомиться с курсантами, которым даже не надо было получать увольнение.
“В октябре 1955 года Гагарин был зачислен на 1 курс летного училища. Молодцеватый капитан с улыбочкой окинул взглядом шеренгу одетых во что попало юнцов.
– Полагаете, что вы уже курсанты? Ошибаетесь! Курсант – это человек, а вы?.. Даже на человекообразных пока что не похожи. Вот вытрясем из вас гражданскую пыль, тогда и поставим диагноз – кому летать, а кому так и ходить на четвереньках. Словом, штафирки вы мои волосатенькие. В порядке живой очереди – к парикма-аа-херу!
Первым лишился своей любовно взращенной шевелюры тезка Гагарина – Юрий Дергунов. Минуту-другую Дергунов разглядывал в зеркале собственное неузнаваемо-лопоухое отображение. Потом пропел:
– Удивительный вопрос:
Почему я без волос?
– Чтобы каждый диверсант
распознал, что ты курсант! —
с лету продолжил Гагарин, опустив ладонь на оболваненную под ноль голову” [10].
Озадачивающе не похожую на обычные фотографию “забритого” Гагарина можно увидеть в Музее Оренбургского летного училища – на выданном 20 января 1956 года комсомольском билете № 02959544. После принятия присяги солдат становится курсантом-специалистом – и элементом соответствующей структуры (экипаж, звено, эскадрилья); у него начинались теория, история и тактика полетов (причем тактика не только советских вооруженных сил, но и армий предполагаемых врагов – США, Великобритании, Франции), радиообмен (ежедневно 30-минутный тренаж на прием и передачу азбуки Морзе). Курсантов обучали искусству распознавать марки иностранных военных самолетов по силуэтам – и не только марки, но и “тактико-технические данные, слабые и сильные стороны, авиабазы, где подобные самолеты базируются, какие на этих авиабазах средства противовоздушной обороны и т. д.” [27]. Затем начиналась собственно летная подготовка – основы газовой динамики, матчасть самолета, устройство двигателя, взлеты, посадки, полеты провозные, полеты вывозные, полеты контрольные, полеты по маршруту, полеты строем, высший пилотаж; результаты заносились в летную книжку, и на основании этих сведений присваивалось звание военного летчика такого-то класса.
Сразу же по прибытии в училище Гагарина – довольно взрослого, 21-летнего, окончившего с отличием школу, ремесленное училище и техникум, с относительно большим, как у “стариков”, налетом, пользующегося авторитетом у однокурсников, – делают помкомвзвода и присваивают ему сержантское звание. Начальство оценило биографию Гагарина и с самого начала рассматривало его как перспективного командира. Он становится старшим в своем экипаже (из восьми человек). Однако в какой-то момент это благоволение начальства обернулось против него.
Второй год своей училищной жизни, с конца октября 1956 года [23], Гагарин проводит уже не в самом Оренбурге, а в гарнизоне у разъезда Ветелки, 9 километров от станции Меновой двор, 18 километров от облцентра. Там стоял учебный полк, в котором служили и курсанты, и солдаты-срочники. Зимой жили в казарме (двухэтажное здание; на первом этаже – солдатская казарма с двухъярусными койками, на втором – курсантское общежитие с одноярусными; зимы были снежные, и снега наметало столько, что курсанты скатывались с горки, на чем придется, прямо из окна второго этажа [6]), летом – в лагере в больших шестиместных палатках.
Если на первом году обучения курсанты осваивали и так знакомый Гагарину по Саратовскому аэроклубу Як-18 (правда, модифицированный – посадка осуществлялась не на хвостовое, а на носовое колесо, соответственно, невысокому пилоту было легче контролировать профиль посадки, а сам самолет не “козлил”), то на втором – реактивный самолет МиГ-15: быстрее, легче, маневреннее и, теоретически, более послушный в управлении. (Сам самолет – именно тот, гагаринский – можно увидеть во дворе Оренбургского летного.) МиГи лучше подходили для выполнения фигур высшего пилотажа, однако это была новая техника, освоение которой было связано с немалым риском. Именно на этой модели МиГа, по злой иронии судьбы, через 11 лет Гагарин и погибнет. Для 1960-х это было уже экстраординарным происшествием – однако в середине 1950-х в МиГ-15 оставалось еще много неустраненных дефектов конструкции (в частности, он легко входил в штопор – то есть начинал вращаться вокруг своей продольной оси с одновременным снижением – и с большим трудом из него выходил), и запах одеколона “Шипр”, которым заливали мешочки с останками погибших на МиГе пилотов, врезался в память многих летчиков той эпохи [8].
Судя по очень подробному – и запутанному: такое ощущение, что из одних гагаринских инструкторов можно было сформировать целую эскадрилью – рассказу гагаринского преподавателя Акбулатова, МиГ-15 попортил Гагарину много крови. Его коллеги по экипажу уже давно летали самостоятельно, а он все оставался на вывозной программе. Гагарин совершал одну и ту же ошибку в технике пилотирования – высокое выравнивание профиля посадки.
“Проверял его Иван Михеевич Полшков, и тот отстраняет Гагарина от дальнейших самостоятельных полетов. Не допускает. Конечно, такой удар трудно переносится инструкторами, тем более таким молодым, как Анатолий Григорьевич Колосов. И Гагарин, тоже видя, что его не выпускают, значит, недоработок много еще, тоже опускает плечи, ходит ниже травы тише воды, как-то забитый такой. Конечно, это очень неприятно. Не один раз отдавали на проверку Гагарина – и все получалось на оценку «удовлетворительно». А чтобы лететь самостоятельно, надо иметь твердую четверку или пятерку. Бились долго над Юрием Гагариным. Вот как Иван Михеич пишет в письме: «Было указано раньше о том, что Юрий Гагарин по теоретическим дисциплинам учился только на пятерки, что касается полетов на МиГ-15Бис, были серьезные затруднения. Мне приходилось трижды летать с ним на предмет выпуска его самостоятельно. И трижды я отклонял выпуск по неподготовленности. Частично малой успеваемости в полетах способствовал малый рост Юрия, 1 метр 62 сантиметра, что затрудняло определение расстояния до земли при посадке. Были и другие причины, связанные с его способностями. Качество полетов и после выпуска летать самостоятельно было посредственным. Стоял вопрос об отчислении его из училища. Был оформлен материал об отчислении. Но когда инструктор Колосов прилетел с полевого аэродрома и попросил меня продолжить обучение Гагарина, мотивируя тем, что Гагарин слезно просит разрешить ему летать, я оставил его для продолжения обучения»” [22]. “Самое страшное – это высокий профиль посадки. А посадка – это основной элемент для летчика. Вот здесь Иван Михеич пишет, что причиной этого является малый рост Юрия. Да вы знаете, я скажу не совсем так. Я еще меньше ростом Юрия Гагарина на два-три сантиметра, может, я уже имел опыт какой-то: у меня полеты были с хорошим и отличным качеством, особенно посадка. Здесь дело в другом. Гагарин имел налет по сравнению с другими курсантами в два раза меньше на учебных самолетах. Поэтому опыта было меньше и труднее давались полеты и особенно основные элементы: взлет, расчет, посадка. Со временем он придет к успеху, когда дальше будет летать, когда будет больше опыта, практики. И второе, Иван Михеич подчеркивает, что трижды проверял его и был материал предоставлен на отчисление. Я беседовал с командиром полка, с бывшим заместителем командира полка недавно, будучи в Оренбурге. И вот сейчас я могу обобщить все данные. <…> Гагарин уже больше полумесяца ходил на старт и каждый раз хотел вылететь самостоятельно. Желание огромное, а не получается. <…> И тогда майор Беликов, видя, что Гагарин уже отстал от остальных курсантов – те уже летают в зону самостоятельно, а он еще не вылетел, – приказывает Колосову написать представление об отчислении Юрия Гагарина от дальнейшего обучения, как не справившегося с летной программой – по нелетной успеваемости. Колосов пишет и предоставляет этот материал Беликову, тот подписывает и передает этот материал командиру полка. Командир полка завертелся, как всегда, у командира много работы, и он не подписал сразу этот документ, все некогда было. А Гагарин уже был отстранен от полетов – всё. Раз уж написано представление об отчислении. Ну и ходит, конечно, в тяжелом, тяжелом положении: и глаз не поднимает, и голова опущена. Подходил он к инструктору Колосову, к Беликову с просьбой оставить его. «Я хочу, я должен быть летчиком». Но материал уже был отправлен.
Когда Колосов перегнал самолет на основной аэродром, он встретил там командира полка и просил Ивана Михеича Полшкова, чтобы тот не подписывал документ, а оставил дальше учить курсанта Гагарина… желание огромное у этого молодого человека стать летчиком. Он так поставил вопрос, что поможем всеми силами, чтобы он стал летчиком. Тогда Полшков дал добро и добавил несколько дополнительных полетов к тому, что он отлетал и чтобы дальше продолжали учить Гагарина. Прекрасно взлетел, построил маршрут, заходит на посадку, подходит к земле, чуть высокий профиль, исправил это высокое выравнивание и произвел посадку. Первый полет он сделал, значит, он вылетел самостоятельно. Вылетел самостоятельно – он уже является летчиком” [22].
Сам Гагарин упоминает о том, что Акбулатов, инструктор по воздушному бою, разрешил ему подкладывать на сиденье подушечку – чтобы таким образом, не привставая, увеличить пространство обзора. Трудно сказать, насколько эффективной на самом деле была эта подушечка; в конце концов, именно на этом самом “высоком профиле” горели многие курсанты, независимо от роста, – и безжалостно отчислялись. Гагарину повезло.
Еще больше Гагарину повезло в другом отношении: по каким-то п