Осознавая, что обладают колоссальным потенциалом популярности – они ведь знали о том, что творится в Америке с их коллегами из конкурирующей фирмы, участниками проекта “Меркурий”, – члены первого отряда испытывали странное, труднопередаваемое ощущение: их распирало от внутреннего превосходства. Они (и особенно Гагарин, выигравший поул-позишн) понимали, что они не такие, как все, что еще чуть-чуть – и плотина прорвется; по-видимому, это наполняло их жизнь особенной силой. Гагарин в конце 1960-го сам был как ракета, заправленная топливом и готовая лететь: и даже не важно, как там она полетит, – уже сам вид ее был невероятно величественным. Оставалось только показать ее по телевизору.
Или не по телевизору. На ютьюбе есть запись – трехминутный документальный фильм под названием “Аварийная работа с изделием 8 К 64. 24 октября 1960 г.”. Там показан взрыв этого самого изделия – ракеты – на старте, взрыв, случившийся меньше чем за полгода до 12 апреля, взрыв, при котором погибли 74 человека, в том числе один маршал, Неделин. Гагарин этот фильм видел и прекрасно понимал: где 74, там и еще один – никто и не заметит; информация о неудаче будет скрыта – и никто даже не узнает о подвиге, разве что через полвека в Сети вывесят еще один ролик. Посмотрите и подумайте, хватило бы у вас смелости дать согласие оказаться даже не рядом с точно такой же ракетой – а, по существу, внутри ее.
Можно сколько угодно сегодня скептически пожимать плечами – а, “космонавты”, подумаешь – агицен паровоз, но надо понимать, что члены первого отряда космонавтов, даже неслетавшие, – как пилоты, выступающие в “Формуле-1”: среди них есть такие, которые годами не поднимаются на подиум, которых вечно все обгоняют на круг, однако, даже и так, эти “плохие” гонщики – все равно самые быстрые люди на планете, выигрывавшие, чтобы попасть в эту элиту, десятки и сотни соревнований.
Гагарин прошел – добровольно – в 1960 году такие испытания, что говорить, будто он всего лишь более сложный по сравнению с собакой или крысой организм, который, ну да, слетал, запихнули в капсулу, куда ж деваться, – нечестно. Каким бы деревенским простаком он кому-то ни казался, он был сообразительнее, выносливее, храбрее многих, многих и многих. И именно поэтому он оказался внутри “Востока” – а не “случайно”.
Что до официального назначения его “номером один”, то многие полагают, что Гагарин получил этот статус уже в тот момент, когда снял ботинки перед входом в макет корабля – после чего его и “заметил” Королев. Это не так.
Момент принять решение, кто первый, а кто запасной – Гагарин или Титов? – наступил лишь дня за три до полета, и сделать это должен был Каманин, чтобы затем формально предложить кандидата Госкомиссии.
Он его и принял – несмотря на то, что Титов даже по весу подходил для полета лучше: “корабль Гагарина вместе с командиром весил 4725 килограммов”, тогда как верхняя норма была 4700, и поэтому легкий Титов был уместнее. Но вот тут уже действительно включился Королев и приказал оставить Гагарина: в случае чего, сказал он, “можно снять некоторую контролирующую аппаратуру, которая в самом полете никакого участия не принимает” [10]. Вряд ли это было так уж просто – потому что вес корабля и так снижали всеми правдами и неправдами: ровно поэтому “Восток”, на самом деле, даже не был шаром – с его “лба” срезали 100 мм теплозащиты [86].
Сам Гагарин, чьи отношения с Титовым не всегда были безоблачными, впоследствии на каверзные вопросы – а как вышло, что ты первый, а не Титов? – отвечал, что подготовлены они были одинаково, да только вот – “нервы подвели товарища!” [6].
Ярослав Голованов обнаруживает в логике “окончательного выбора” целый букет нюансов: “Оба космонавта были русскими. Но Гагарин из Гжатска, со Смоленщины – исконной российской земли, а Титов – с Алтая. Алтай тоже, конечно, не Никарагуа, но все же нет в нем тех исторических корней, которые есть в Смоленщине. И почему у первого космонавта, русского человека, нерусское имя: Герман? Отец любил Пушкина и назвал сына в честь героя «Пиковой дамы»? То, что любил Пушкина, это хорошо, но ведь не станешь всем объяснять, кто такой был Герман, а если человек вообще не читал «Пиковую даму»? Юрий – лучше. Понятнее. Оба паренька деревенские. Но то, что Гагарин учился в ремесленном училище на формовщика-литейщика и закончил школу рабочей молодежи, как бы приобщало его к рабочему классу. Гагарин олицетворял союз серпа и молота. Даже то обстоятельство, что у Юры были две дочки, а маленький сынок Германа умер вскоре после рождения и детей тогда у него не было, тоже было отмечено мандатной комиссией” [10].
По-майклгладуэлловски реконструируя ход мыслей Каманина и Королева, Голованов приходит к неожиданному озарению: “Гагарин не являлся ярко выраженным лидером” – и выиграл чемпионат не по победам на отдельных гонках, а по сумме очков, за счет не лучших, но стабильно хороших результатов. “Волынов был ведущим парашютистом, Быковский лучше других перенес испытания в сурдобарокамере, Николаев – на центрифуге, Шонин – в термокамере. Отмечались успехи Комарова в изучении техники, Варламова в точных науках. Беляев являл собой пример опытного и справедливого командира. Карташов был отличным охотником, Леонов лучше всех рисовал, Попович – пел, Варламов – играл на гитаре, Рафиков – жарил шашлыки. Что делал лучше всех Гагарин? Этот вопрос заставлял моих собеседников задуматься. Хорошо играл в баскетбол. Но и Филатьев хорошо играл в баскетбол. Отсутствие некоего главенствующего преимущества может показаться недостатком, но оно было как раз огромным достоинством Гагарина. Очень точно об этом сказал Алексей Леонов: «Он никогда и никому не бросался в глаза, но не заметить его было нельзя». Дело не в том, что он не был первым, а в том, что он никогда не был последним, а чаще всего – второй” [10].
Однако если К. Феоктистов называет Гагарина “сереньким”: “провинциальный мальчишка, в общем”, “особого интеллекта-то у него не было на тот момент” [75], то проницательный Ярослав Голованов, наблюдавший за Гагариным много лет, настаивает, что о Гагарине-“середнячке” говорить не приходится – потому что тот обладал рядом качеств, которых ни у кого другого не было. “Я встречался с ним несколько лет, наблюдал его в разных ситуациях и считаю, что главным его достоинством был ум. Именно ум, а не образованность – эти понятия часто путают. Гагарин был от природы умным человеком. Приходилось читать о нем как об этаком рубахе-парне: что в голове, то и на языке, – искренность которого почти граничит с инфантильностью. Это неправда. Если хотите, Гагарин был совсем не так прост, как кажется. Когда надо, он скажет, а когда надо – промолчит. Однако не было случая, чтобы его молчание могло принести какой-то вред другим, поставить человека не то что под удар, а просто в невыгодное положение. Быковский сказал как-то, пусть грубовато, но точно: «Юра был себе на уме, но без подлянки». Это был высокопорядочный, честный человек, обладавший особой природной интеллигентностью, которая, кстати, не столь уж редко встречается у простых и даже вовсе не образованных людей, особенно в русских деревнях” [10].
В 1959 году наши медики отобрали в частях ВВС около двухсот кандидатов. Теперь их надо было вызывать в Москву на медицинскую комиссию. Центральный госпиталь ВВС в Сокольниках сразу обследовать, причем тщательно обследовать, такую массу народа не мог, поэтому летчиков вызывали партиями по 20 человек [10].
Сценарий игрового фильма “Гагарин – первый человек в космосе”:
Сцена 14. Унылая советская действительность.
Осень 1959 года. Валя стоит в длинной очереди женщин в мешковатых одеждах с пустыми сетками в руках. Рядом в коляске лежит закутанная шестимесячная Лена. Эта часть города лишена ярких красок, здесь уныло и аскетично. Задыхаясь от волнения, к очереди спешит офицер ВВС Юрий.
ЮРИЙ: “Валя! Валя! У меня потрясающие новости!”
Юрий от восторга не контролирует себя, он вытаскивает Валю из очереди.
ВАЛЯ: “Юра! Я потеряю свою очередь!”
Юрий пытается жестами объяснить, что он не может говорить в присутствии других людей.
ЮРИЙ: “Это очень важно!”
Валя неохотно позволяет ему отвести ее в сторону.
ЮРИЙ: (понизив голос): “Я подошел им!”
ВАЛЯ: “Правда? Но для чего?!”
ЮРИЙ: “Это… Я не могу тебе сказать!” [5].
…они прибывали в госпиталь с октября до конца декабря 1959 года (например, Г. С. Титов появился здесь 3 октября, Ю. А. Гагарин – 24 октября, а, скажем, Г. С. Шонин – только 30 декабря). Поэтому комиссия завершила свою работу и подвела окончательные итоги лишь в начале 1960 года. В итоге этого отбора был сформирован первый отряд советских космонавтов в составе 20 человек [2].
ПАВЕЛ ПОПОВИЧ:
В отдельном флигельке, на первом этаже была палата, мы еще называли ее палата лордов [3].
ГЕРМАН ТИТОВ:
– Будем знакомы, Юра! – И он протянул мне руку. Чуть сдвинутая фуражка придавала его юному лицу выражение какого-то озорного мальчишества.
– Герман, – отвечаю я и крепко пожимаю руку своему новому товарищу. “Станем ли мы друзьями?” – мелькает в сознании.
А Юра сдвигает фуражку на затылок, – я вижу чистый без единой морщинки лоб, – таинственно озирается по сторонам и, сощурившись, говорит полушепотом:
– Есть идея…
Не понимая его толком, я удивленно взглянул на Юру, а он, наклонясь ко мне, прошептал: “Бросаем авиацию и подаемся в писатели. – А потом добавил: – Псевдоним я уже придумал… – И тут он громко и весело воскликнул: – Юрий Герман…” [77].
11 января 1960 года в Министерстве обороны СССР вышла совершенно секретная директива ГШ ВВС № 321141 “О формировании в/ч 26266 и группы ВВС № 1”. Так были зашифрованы будущий Центр подготовки космонавтов (ЦПК ВВС) и первый отряд космонавтов [6].
Весной в жизни молодых летчиков произошло событие чрезвычайной важности: 7 марта их принял сам главнокомандующий ВВС, Главный маршал авиации Константин Андреевич Вершинин. Надо быть молодым военным летчиком, который считает своего комэска наместником Бога на земле, чтобы понять, что это для них значило: беседовать с главкомом! Сидели, как зайчики, прижав ушки и поедая начальство глазами. Вершинин был ласков, приветлив, поздравил с новым назначением, пожелал успехов [10].