рхушки аж четырнадцати, потому что “шел на просадке – то есть они его выводили, и им не хватило всего 1,5–2 секунды, чтобы вывести самолет из этого положения” [15]. 200–300 метров. Именно на эти 200–300 метров у них, по-видимому, еще и врал бортовой баровысотомер – еще одна книга про почему врал; то есть они думали, что у них есть еще эти 300 метров (и поэтому не катапультировались) – а их не было.
Вообще, “ситуация эта была чрезвычайно скоротечной” [4]: весь процесс – от последнего радиообмена Гагарина с землей до взрыва – занял менее минуты, секунд 55.
Существование этого “второго самолета” подтверждается так же надежно, как и любого другого порядочного НЛО – многочисленными свидетельскими показаниями. Нечто диковинное – выскакивающие из облаков, необычно быстро снижающиеся и поднимающиеся самолеты, вроде как неодинаковые, дым, хлопки, огонь – видели крестьяне и дачники.
Важный свидетель – не названная по имени Сотрудница Зверопитомника Пятнистых Оленей – дала показания [4], что примерно в 10.30 (откуда такая точность? Именно в это время по расписанию надо кормить пятнистых оленей) она видела как-то странно валящийся, кувыркающийся самолет. Ей показали деревянную модель – она кивнула на МиГ. Следователь продемонстрировал приметливой даме несколько вариантов снижения – планирование, пикирование, нисходящую спираль, штопор. Она с уверенностью подтвердила, что видела штопор. А с какой стати она вообще стала смотреть вверх, на небо? Оказывается, сначала она услышала “хлопок”.
Ага: хлопок.
Хлопки – не то акустический эффект от включения форсажа, не то от преодоления самолетом сверхзвукового барьера, не то от падения самолета – слышали сам Леонов (который в тот момент был руководителем Лунной группы, отрабатывавшей на Киржачском аэродроме небесполезные на Луне навыки – парашютные прыжки) и еще некоторые космонавты. При этом Леонов настаивает, что слышал ДВА хлопка-взрыва[80] – с интервалом в полторы-две секунды: первый – это “сверхзвук”, а второй – взрыв от падения гагаринского МиГа, необязательно именно в этой последовательности (число “два”, впрочем, подтверждается мало кем из присутствовавших на месте свидетелей: Горбатко прямо говорит [16], что он слышал не два, как Леонов, а один хлопок; Попович тоже упоминает только про один[81]).
Леонов впоследствии рассказывал, что он проводил “следственный эксперимент” [15] – демонстрируя крестьянам 10 (десять!) разных моделей самолетов – и все они, независимо друг от друга, по отдельности, указывали, что это именно Су.
С тупым носом? Нет, нет, не с тупым: он был “остроносый”.
Остроносый, истребитель, Су – которого не должно было быть, но он был, был, был. Более того, они видели, как из хвоста этого остроносого – перед тем, как он ушел вверх в облака – пошел дым, а потом и огонь; форсаж, то есть, включил.
Почему этот второй самолет вообще никак не фигурировал на радарах?
Леонов: “Работал азимутальный локатор, а локатор высоты был неисправен, работал неустойчиво” [13]. Белоцерковский: “Наземный радиовысотомер из-за неисправности не работал. Поэтому изменения фактической высоты самолетов группа руководства полетами независимо устанавливать не могла. Контроль за высотой полета группа осуществляла лишь по докладам экипажей” [4].
Впрочем, какие-то следы на радарах Чужой Истребитель все же оставлял – и вот еще одна, полумистическая, с растворившимся в воздухе человеком, история – опять от Леонова. Теоретически земля, увидев, что летчик Су устремился под облака, должна была гаркнуть на него – ты куда снизился?! Но вхождение его в зону земля проспала, а затем, поскольку на Чкаловском аэродроме работал только азимутальный локатор, на четырех тысячах метрах летчик Су занял – в сознании диспетчера – место гагаринского МиГа. Тот вел его до аэродрома Жуковского. “И когда пришла комиссия – полковник доложил: зафиксирована проводка цели из зоны пилотирования на восток в течение двух минут. Маршал Кутахов <замглавкома ВВС> ему: «Пошел вон отсюда! Самолет уже две минуты в земле – а ты делаешь проводку!» С тех пор я не видел этого полковника – где он, чего он. Он исчез” [10].
У тех, кто знает про Чужого Летчика, очень хорошая доказательная база, однако справедливости ради надо сказать, что есть и альтернативные – и очень авторитетные – мнения. Степан Микоян, член аварийной комиссии, летчик-испытатель с огромным практическим опытом и, кроме того, автор специальных исследований на эту тему, проведенных в его летно-испытательном институте, уверен, что – даже если там правда был этот второй самолет – для МиГ-15 “попадание в струю не приводит к сваливанию в штопор, тем более если в струю попасть не вдоль нее, а под большим углом – тогда вообще ощущается лишь небольшая встряска” [14]. Такому летчику, как Микоян, в этом смысле можно доверять; если не доверять Микояну – то кому можно? То же и с Белоцерковским: профессор, фундаментальный ученый, специалист именно по аэродинамике. С. Белоцерковский твердит, что спутная струя, то есть вихревой след от второго самолета, могла свалить гагаринско-серегинский самолет в штопор. Микоян упирается: столкновение было – но не с самолетом, а с метеорологическим шаром-зондом, там их много летало. “При скорости самолета 600 км/ч сила удара о такой груз составит более пяти тонн. Если контейнер шара ударил в самолет в районе кабины, то это могло привести к ее повреждению и нарушению герметизации, а также воздействовать на летчиков, даже причинить им ранения (надо сказать, что на месте падения самолета было найдено только около двух третей остекления фонаря кабины). Самолет мог войти в штопор либо от этого удара, либо из-за резкого отклонения рулей при попытке избежать столкновения, либо от того и другого. Возможно, вследствие удара летчики некоторое время не имели возможности управлять самолетом” [14].
Тут ведь как: одни эксперты против других экспертов; теоретики против практиков.
Странным образом, горло, через которое проходит очень много информации, – Леонов: он слышал, он показывал, он видел, он обнаружил и т. д.
И если так – раз он автор Базовой Версии– к нему же и возникает большая порция вопросов.
Почему, если уже в 1968 году стало ясно, что был второй самолет – и, соответственно, летчик, обычный летчик, на которого можно было все свалить, – летчика этого все же не выдернули за волосы и не показали публике? Да, одновременно пострадал бы кто-то из начальства за плохую организацию полетов – но неужели это того не стоило: был бы виноватый, люди понимали бы, кто угробил Гагарина, и монумент первому космонавту не облепляли бы “сплетни базарные” [17] о том, что все это происки завидующего Брежнева.
И, кстати, если уж на то пошло.
Николай Каманин:
“30 апреля 1968.
Заезжала Терешкова за сувенирами для поездки. Валя рассказала мне, что Леонов зачем-то забрал у Валентины Ивановны дневник Гагарина. Я попросил Терешкову передать Валентине Ивановне мою настоятельную просьбу – немедленно вернуть дневник от Леонова и никому ничего не давать из записок и вещей Гагарина без совета со мной. Юра, оказывается, вел дневник. Об этом, по-видимому, от Леонова узнали Л. В. Смирнов и работники аппарата ЦК КПСС. Многим хотелось бы почитать дневник Гагарина, но прежде чем удовлетворить это любопытство, надо будет ознакомиться с ним самому. <…>
Вечером в тот же день он <Леонов> был в больнице у Гагариной и бухнул ей: «Ты знаешь, Юру и Серегина обвиняют в том, что они выпивали перед полетом». На Валентину Ивановну такое заявление произвело удручающее впечатление, и она сказала: «Еще одно такое ‘товарищеское’ сообщение, и я, наверное, перестану вас больше утруждать»”.
Для этого “товарищеского” сообщения у Леонова не было никаких оснований. Абсолютно точно установлено, что 26 и 27 марта ни Гагарин, ни Серегин не употребляли спиртного [9].
“– Дневникам Каманина можно доверять?
– Да. Хотя я считаю, что они подловатые и получилось так, что он как бы подглядывал в щелочку. Некоторые вещи просто не надо было писать. Их по-всякому можно истолковывать” [10].
Алексей Архипович Леонов[82] – член высшего политсовета “Единой России” и вице-президент Альфа-банка. В его рабочем кабинете висит большая парадная фотография Гагарина – и стенд, на котором схематически изображена офисного вида недвижимость: “Гостинично-деловой центр «Гагарин»”. На костюмном пиджаке в полоску – две золотые звезды героя; на левом запястье – золотые часы-хронометр. У него очень интонационно богатый голос – и несколько актерская, театрально аффектированная манера речи. Он любит риторические вопросы и умеет держать хорошие, близкие к мхатовским паузы; любит рассказывать истории в лицах, имитируя чужие голоса; умеет артистически, слово в слово, пересказывать собственные интервью; пожалуй, в театральном спектакле он смог бы идеально сыграть самого себя. Если бы гагаринская история была детективом и Леонов был одним из подозреваемых, очевидно, что следователю пришлось бы иметь дело с умным и опасным противником.
– Каманин “пишет, что после гибели к вам попадает дневник Гагарина. Можете рассказать про эту ситуацию? Что он из себя представлял?
– Дневник Гагарина? Нет, я его не видел, его у меня не было.
– Там написано: после гибели вы берете у жены дневник – это неправильно?
– Нет, неправильно. Что вы, я даже не знал, что он ведет дневник, я бы этого не смог бы брать, это просто было бы неправильно.
– А зачем Каманин тогда это написал?
– Ну, просто откуда-то слух мог пойти. Нет, я не брал никакого дневника.
– А что вы рассказали Валентине Ивановне про слух, будто он летел пьяным, это соответствует действительности?
– Кто?
– У Каманина написано, что вы.
– Нет, это глупость. Во-первых, это же уже не Каманин, а Лева, сын его, издает. Он когда приходил просил денег на это – я ему говорю: я не только не дам, но пинка дам. Это неприлично – то, что ты сделал. Отец бы этого не публиковал – некоторые вещи