Но сравнение с азартной игрой и игрой в оркестре оказалось ошибочным. Оно подразумевало, что каждый участвовал добровольно, но, по правде говоря, Этта сомневалась, что кто-либо в самом деле жаждал участвовать в этом социальном фарсе, кроме тех, кто создавал правила ради собственной выгоды.
– Если могу, стараюсь во все это не лезть, – медленно проговорил Николас, словно не зная, как продолжить. Его голос упал, и Этте пришлось придвинуться ближе, чтобы расслышать. – Это – ужин с пленными офицерами – редкое исключение. Мне не в тягость выразить уважением морякам, с которыми я хожу под парусами, потому что я восхищаюсь ими и ценю их. Но вы правы – фальшь утомительна. И лжива.
– Кажется, одним из преимуществ пребывания здесь, – сказала она, – должна быть возможность создавать свои собственные правила.
– По правде говоря, на корабле правил еще больше, и они довольно строги. Возможно, вы и избавили юного Джека от расправы после фиаско с ложкой, но все знают, что он будет наказан за то, что вел себя так по отношению к офицеру.
– Как наказан? – резко переспросила Этта. – Он же просто мальчик…
– Нельзя позволить себе роскошь быть «просто мальчиком», когда ходишь под парусами, – с чувством возразил Николас. – Он – член команды. Наши правила и иерархия подчинены задаче выживания, и в следовании им есть своя логика и смысл, даже в самых безвыходных ситуациях. Наказания за их нарушение столь же серьезны, как и они сами, потому что отступление от своих обязанностей одним ставит под угрозу всех.
Этта сжала челюсти, отступив от него. Минуту назад Николас упомянул хлыст, и мысль о том, как он щелкает по голой спине мальчика, пытающегося стоически перенести на глазах всей команды наказание, за то, что хотел бы сделать каждый из сидящих за столом…
– Мисс Спенсер, я имел в виду, что мы пересмотрим его довольствие, – тихо сказал он. – Не переживайте. Он должен получить урок, но его вряд ли ждет серьезное наказание.
В его голосе прозвучала мягкость, которой она не ожидала.
– Вас когда-нибудь… наказывали?
Он кивнул, проводя большим пальцем по нижней губе. Этта следила за тем, как он скользил по крутому изгибу, пока не спохватилась, что не должна была бросать на него даже взгляда.
Сосредоточься. Думай о доме. Жемчужина холодила пальцы, пока она катала левую сережку взад и вперед. На мгновение девушка почувствовала странное покалывание чуть ниже, словно кто-то рассматривал кусочек кожи, где обнаженная шея встречалась с плечом.
– Несомненно, примерно в его возрасте, – продолжил он. – У меня был дьявольский нрав, не представляю, сколько терпения потребовалось Холлу, чтобы меня не придушить. В итоге я благодарен ему за науку, ведь он дал мне возможность стать частью его команды. Я предпочитаю откровенность и считаю, что мы должны отсекать неважные для нас вещи – те, что имеют большое значение для сухопутных крыс. То, что характеризует меня в первую очередь, – это моя работа, способности, Джека это тоже касается. И если вас не рекрутировали на флот насильно, люди попадают сюда осознанно.
Николас не сказал этого прямо, но у девушки возникло такое чувство, что эти «неважные вещи» напрямую связаны с цветом его кожи.
– Вы действительно не хотели покидать Нассау? – тихо спросил он, видимо сделав какой-то вывод.
– Нет, не хотела. – Недосказанность этого странного века. Этта выдохнула, перекидывая косу через плечо. Поднявшийся ветер яростно трепал выбившиеся пряди.
– Уверен, многострадальная попутчица не особо помогает делу.
– Попутчица, – с сухим смешком повторила она. Он избегал произносить ее имя.
Николас на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, стало ясно, что он принял решение.
– София Айронвуд с удовольствием бы отрезала мне руки и ноги, засолила их и бросила в корыто для свиней. Она скорее умрет, чем признает, что мы вышли из одного рода, не говоря уже, что у нас есть что-то общее, кроме взаимной неприязни друг к другу.
Слова ударили ей в лицо, словно брызги соленой воды, холодным шлепком осознания.
Мы вышли из одного рода.
Семья.
Как в…
Она отступила назад, изучая его профиль, и он отказался встретиться с нею взглядом.
Конечно. Конечно… почему она не допускала такой возможности раньше?
Я видела гнилые стороны его души.
Я знаю, какая он лживая свинья.
Стала бы София говорить что-либо настолько ядовитое о ком-то, кого едва знала? И он множество раз упомянул Айронвуда – деда Софии – не как случайного делового знакомого. София знала Николаса, потому что он был одним из них.
Путешественником.
Но… вот он здесь, ловит каждый порыв ветра и каждую волну, словно бы родился на корабле. Если он плавал с детства, то когда?..
Ошеломленная Этта отступила от него еще на один шаг.
– Она действительно ничего вам не рассказала, – ровным голосом произнес Николас. – Не буду врать, что удивлен.
– Вы… – Этта изо всех сил старалась выстроить растрепанные мысли в линию. – Вы не расскажете мне, да? Вы хоть представляете, что я пережила? Насколько мне было бы лучше на этом ужине, знай я, что рядом настоящий союзник? Боже, неудивительно, что вы вмешались, когда я все испортила. Вы должны были.
– Конечно, я вмешался, чтобы помочь вам, – почти смущенно проговорил Николас. – Это против наших законов… и здравого смысла… позволить раскрыться нашему секрету. Теперь вы должны это знать.
И именно тогда она поняла, что ее план не сработает. Даже если ей удастся перетянуть на свою сторону остальных членов экипажа, они не пойдут против его желания. Его стойкость ей не подточить ни доводами, ни очарованием – не то что бы она была уверена, что обладает каким-то очарованием. Николас был не просто знакомым, нанятым вращаться на задворках семейной галактики Айронвудов, – он был частью их системы. Одним из них.
– Ваша подготовка… – начал он.
– Какая подготовка? – закричала она, снова давая волю нервам. – Я даже не знала, что могу путешествовать во времени, пока София не втолкнула меня в… в проход или как вы там это называете!
– Втолкнула вас? – юноша повернулся к Этте, сверкая глазами. – Хотите сказать, что никогда раньше не путешествовали?
– Представьте себе: никогда не путешествовала, никогда не слышала фамилии Айронвуд и, возможно, никогда не вернусь домой. Они мне даже не семья – они убили ту, которая меня любила, чтобы до меня добраться!
Злобно выругавшись под нос, он на мгновение от нее отвернулся.
– Вы даже не знали, что обладаете способностью? Путевая болезнь, наверное, невыносима. Неудивительно, что никто из экипажа вас не видел – должно быть, вы несколько дней пролежали без сознания.
Путевая болезнь?
Нет… она не должна отвлекаться, только не на это.
– Не притворяйтесь, что не участвуете в этом, – бросила она. – Вы и София…
– Нет! – резко перебил он, привлекая ее к себе, увлекая их обоих назад. Мир вновь обрел форму, и она увидела, что Рен и Чейз вышли из каюты и неуклонно приближаются к люку, ведущему на нижнюю палубу. – Не приписывайте меня к ней. В заказе Айронвуда ничего об этом не было. Я думал, он зовет вас с Софией, чтобы дать какое-то поручение. Похищения не в моих правилах, мисс Спенсер.
– Хотите сказать, за исключением похищения чужих кораблей и захвата в плен их экипажей?
Его брови поднялись, он выглядел так, словно вот-вот улыбнется. Это успокоило ее, но лишь отчасти.
– В его письме нет никаких объяснений? – спросила она. – Ничего о том, почему он хочет меня видеть?
– Нет. Я должен был перехватить «Ретивого» и доставить вас с Софией в Нью-Йорк к двадцать первому сентября. Боже, – пробормотал он, потирая затылок. – Первый раз, когда я путешествовал, я напал на автомобиль с зонтиком и чуть не обмочился от ужаса. Так что, когда я скажу, что вы хорошо справились, надеюсь, вы мне поверите.
Этта не могла представить его испуганным.
– Хотела бы я, чтобы вы сказали, – тихо призналась Этта. – Вы Айронвуд, так ведь? София упоминала о других семьях, но…
– Увы, не могу ответить «нет», – выплюнул он, брезгливо скривив верхнюю губу. – Я больше с ними не общаюсь. Для меня это только деловой вопрос. Я не путешествую, не подчиняюсь Айронвуду, а живу своей жизнью, свободной ото всего этого. И когда сделка будет завершена, я вычеркну их из своей жизни, насколько только смогу.
Что она упустила? Если он так сильно ненавидел Айронвудов, что едва не плевался, говоря о них, зачем согласился на них работать? А если мог отправиться куда угодно, в какое угодно время, почему остался в том, что так откровенно к нему враждебно? Со слов Джека, Холл воспитывал Николаса и Чейза с того времени, как они были мальчишками, а Николас сказал, что ходит под парусами с того возраста. Когда же он тогда путешествовал?
Я не путешествую, не подчиняюсь Айронвуду, а живу своей жизнью, свободной ото всего этого.
И почему перестал?
Этта чувствовала, что он отдаляется, не только углубляясь в себя, но и бессознательно смещаясь к своей капитанской каюте.
– Зная, какие они… вы все равно не хотите вернуть меня домой? – спросила она. – Вы знаете, где проход, через который София меня провела? В Нассау?
– Корабль отплыл из Нассау, так что напрашивается определенный вывод, но… – Он покачал головой. – У меня никогда не было списка проходов и их расположения. Из какого вы года?
Она ответила ему, и на его лице отразилось выражение полного удивления.
– Мне говорили, что проходов, открывающихся после Второй мировой войны, не существует. Это распространенное убеждение. Конечно, я знаю, существует множество древних неотмеченных проходов с неизвестными пунктами назначения. Возможно, ваш – один из них. К какой семье вы принадлежите?
– Линден, – ответила она. – По словам Софии.
Она снова застала его врасплох:
– Линден? Вы уверены?
– Может, София и врет, но она упомянула имя моей матери – Роуз. – Этта украдкой взглянула на его лицо. – Вы узнали имя?