Вот и все, подумал Николас, что нужно знать об этом человеке. Он не хотел ставить под сомнение святость введенных им правил, не мог поступиться своим положением или богатством – даже ради той, воспоминания о которой продолжали терзать его. Сердце Сайруса Айронвуда закалилось в кремень, из которого высекалась только жгучая ярость. Это позволяло ему интриговать без пощады: украсть молодую женщину из дома, толкнуть на многолетний поиск, в конце которого ее не ждало почти ничего, кроме безумия.
– Вы не можете всерьез этого просить, – с трудом выговорил Николас. И, борясь с желанием сжать челюсти, добавил: – Она может лишиться жизни. Вы просите ее об огромном риске, а гарантом ее возвращения домой служит лишь ваше слово.
Этта из двадцать первого века. Этта из далекого необозримого будущего. Этта с сердцем пиратки. Эта астролябия уже забрала три жизни, и теперь он требовал, чтобы она пожертвовала и своей.
Сайрус уставился на него:
– Разве она проявила себя непригодной для выполнения этой задачи? У нее есть побуждение и возможности пройти этим путем, и она не рискует пересечься сама с собой, в отличие от большинства остальных путешественников. Я едва ли требую больше, кроме благоразумия по отношению к нашей семье, ну, да за этим легко проследить, уведомив стражей во времени присмотреть за ее появлениями, отмечать ее прибытия и отправления через проходы.
Этта бы считала, что действует самостоятельно, не додумавшись, что у старика, как мифического Аргоса, глаза разбросаны по всему телу времени. Будет ли лучше или хуже для Роуз, задумался он, использовать другие неизведанные и неизвестные проходы, кроме того, что располагается через дорогу в лагере Королевской артиллерии? Она сможет путешествовать без вмешательства стражей, присматривающих за проходом, но если что-нибудь случится – она поранится или еще хуже, – кто ей поможет?
– Это задача вашей семьи…
– Нашей семьи, – поправил Сайрус.
Этот человек столько раз бил его по лицу, когда он был ребенком, что Николас научился различать его голос и уходить с дороги. Конечно, бесхребетник никогда не поднимал руку на Огастеса, своего отпрыска-чудовища, даже когда тот терроризировал всех вокруг.
– Джулиан – все, что у вас было в жизни, и все-таки вы послали его на верную смерть…
Сайрус стукнул кулаком по столу, заставив Николаса подпрыгнуть от удара.
– Я доверил его защиту тебе… и каждый день живу с последствиями твоего провала.
Едва ли. Обида Николаса обратилась вовнутрь, пока не охладила сердце. Он часто видел это во сне: последний проблеск надежды на лице Джулиана, прежде чем перчатка соскользнула с руки и он упал сквозь завесу дождя на скалы; всплески света, отраженные в белом мареве; трескучий грохот ближнего прохода, когда тот поглотил волну энергии, ознаменовавшую конец жизни путешественника. Он видел сны, омытые паникой и льдом, а Сайрус, как он считал, – лишь огнем и кровью.
В последний раз он стоял перед этим человеком, слабый от голода и истощения, отягощенный виной. Пришлось простоять несколько часов, рассказывая, что произошло. Смерть Джулиана обрушила проход, через который они прошли в Бутане, заставив Николаса разбирать бессвязный журнал путешествий брата, чтобы найти еще один проход в том году, и подобрать еще один, а потом еще, пока, наконец, он не нашел дорогу в год, где жил старик. На это ушло несколько месяцев, и, даже если бы у него остались силы, Николасу не хватило духу, чтобы остановить слова и кулаки, обрушившиеся на него, пока он не отключился, задыхаясь извинениями.
Теперь он не будет молчать.
– Мисс Спенсер – мой пассажир. Я обязан обеспечивать ее безопасность.
– Ты обязан мне, – напомнил Сайрус, – и только мне.
– Я не подчиняюсь никому, кроме самого себя, – резко возразил Николас.
Этот человек не получит его снова. Змея может сбросить кожу, но никогда не меняет окраску.
Старик изучал его, упершись руками в колени.
– Когда до меня дошли слухи, что ты обладаешь нашей способностью, – когда я выследил тебя и Холла все эти годы назад, – знаешь ли ты, о чем я подумал, впервые тебя увидев?
Николас напрягся.
– Я подумал: у тебя выправка Айронвуда, хотя ты и был колченогой дылдой. Меня впечатлило, как быстро ты согласился обучиться и работать с Джулианом.
Это был величайший позор в жизни Николаса, на который он согласился, удивившись тому, что Айронвуд предложил. Приключения за пределами летоисчисления. Статус за гранью воображения. И…
– Вы обещали мне вознаграждение и сведения, кто купил мою мать, – решительно ответил он. – А в итоге не дали ни того, ни другого.
Четыре года жизни – коту под хвост. И когда Николаса сослали сюда – в его настоящее время – за то, что подвел Сайруса и не уберег Джулиана от смерти, его пронзил второй удар. К тому времени, как он самостоятельно выяснил, что с ней стало, его мать умерла от лихорадки – одна, среди чужаков, – пока они с Джулианом беззаботно напивались в Новом Орлеане 1921 года, бесплодно ища астролябию.
Томительный зов прохода заполнял тишину между ними низким бормотанием на фоне потрескивающего огня.
– Предупреждаю, – сказал Николас, – если вы снова попытаетесь проделать со мной то же самое – лишите того, что я заработал, доставив сюда дам, – я убью вас на месте, и пусть меня повесят.
Сайрус окинул его одобряющим взглядом, от которого скрутило внутренности.
– Твоя работа еще не закончена, Сэмюэль, – заметил он.
– Меня зовут Николас. – Это имя он выбрал себе в детстве, когда Холл подарил ему возможность изменить жизнь своими руками. И это имя старик отказался использовать, даже приняв Николаса обратно в семью несколько лет спустя, чтобы служить Джулиану.
Николас – святой покровитель путешественников, арестантов и сирот – всех, кем он был или мог быть. С этим именем он чувствовал себя более защищенным. Чувствовал, что сам мог защищать.
Естественно, Айронвуды увидели в этом еще один признак, что он неудачник.
Сайрус наклонил голову:
– Пока ты меня радуешь. Я бы хотел поднять ставки, если не возражаешь.
Что-то в этих словах зацепило его, на мгновение удержало на месте, прежде чем он снова смог свободно встряхнуться.
– Наши дела окончены, – твердо заявил Николас. – Я встречусь с вашим поверенным внизу.
И подумаю, как выпутать из этого Этту.
– Суммы вряд ли хватит, чтобы купить собственный корабль, – заметил Сайрус. – О да, я прекрасно знаю, почему ты за это взялся. К чему изображать удивление? Мне нравится твой замысел. Твоя смекалка. Ты напоминаешь мне самого себя.
Николас почувствовал себя так, словно опрокинул на голову ведро кипящей смолы.
– Уверяю вас… мы ничуть не похожи.
Сайрус снова махнул рукой:
– Ты совершенно прав. Я не могу отправить девочку одну. Мало того, что она, скорее всего, выдаст себя и будет убита, она – дочь своей матери. Коварная и хитрая… Я посмотрел ей в глаза и увидел Роуз Линден. Не хочу снова остаться в дураках.
Николас задумался: неужели и он тоже заметил проблеск понимания в Эттиных глазах, когда она взглянула на письмо. Он чувствовал, как в девушке нарастает бунт, даже когда она согласилась.
– Вдобавок к первоначальному соглашению я полностью уступлю тебе все свои плантации в этой эпохе, – делай с ними, что пожелаешь, – сказал Сайрус. – Освобождай рабов, продавай землю или оставляй все как есть. Хватит не то что на корабль – на целый флот.
Тело Николаса напряглось, но он не мог определить источник этого ощущения. Надежда или ужас?
– Зачем вам это? София сказала, вы решили остаться в этой эпохе, купить собственность, – сказал он. Айронвуды зарабатывали в нескольких столетиях, делали инвестиции, владели акциями прибыльных компаний. Он знал, что это лишь капля в море их богатства, но предложение все равно показалось слишком щедрым. Кандалы, должно быть, прилагались.
– София не посвящена в мои мысли. У меня нет ни малейшего желания оставаться в этой гнилой эпохе – я только жду, когда мне вернут астролябию, – сказал Сайрус, удивив Николаса искренним объяснением.
Николас мгновение помедлил, прежде чем кивнуть, чтобы старик продолжал.
– В обмен на то, что я предложил, ты будешь сопровождать девушку во время ее поисков. В ней слишком много от матери. В какой-то момент она попытается скрыться с астролябией. Ты должен проследить, чтобы она не выдала себя как путешественницу, не вмешалась во временную шкалу, и гарантировать, что астролябия вернется ко мне, не раскрывая моих условий самой девушке. Если она узнает о нашем соглашении, оно будет расторгнуто, и гарантирую: ты больше никогда не ступишь на причал. Ни в Америке, ни в Европе, ни в Индии.
Николас почувствовал, как вдоль позвоночника собирается холодный пот, и попытался приглушить всплеск отчаянного желания. Он ясно представлял, каково это – получить власть освободить всех рабов семьи, наконец-то забрать компенсацию. Предложение Айронвуда открыло бы дверь почти ко всему, чего он желал. Деньги – сила; он может требовать уважение назло тем, кто не выказывал его добровольно.
Но он не мог не видеть лицо Джулиана. Не мог изгнать жгучую боль той минуты, которая снова и снова разворачивалась у него перед глазами. В очередной раз ему уготовили роль слуги, поставили в проигрышную позицию. В очередной раз он был должен кому-то, кто…
Лицо Джулиана померкло, уступая Эттиному, бледному от ужаса. Видение опалило сердце.
Только не снова. Он этого не переживет.
– Я понимаю, конечно, что ты не чистая доска, – продолжил старик. – Придется расположить ее к себе, заслужить доверие, чтобы она открыла тебе местоположение астролябии, когда сама установит его. Если отделишься от нее, немедленно возвращайся ко мне, и мы будем действовать соответствующим образом.
И бросить ее одну, чтобы она заблудилась, поранилась или попала в плен, оставшись без него? Мысль кольнула его гордость, разжигая страх.
Николас обещал ей защиту, поклялся увести от Айронвудов, если возникнет необходимость; теперь не было никаких сомнений, что ее жизнь оказалась в опасности. Но… возможно, он мог примирить свои надежды с этим обещанием.