Этта почувствовала, как мир перевернулся вверх тормашками второй раз менее чем за минуту.
– Генри? – прошептала она.
– Этта не знает отца, – объяснил Николас. – Боюсь, ситуация весьма непростая.
Он, как мог, объяснил, что привело их к ее порогу, – намного лучше, чем смогла бы объяснить Этта с тысячью роящихся в голове мыслей. Она наблюдала, как выражение лица Элис снова изменилось, с ужаса через изумление и до чего-то похожего на неподдельный страх.
– Значит, вы – одна из нас? – поинтересовалась Этта. – Даже не знаю, с чего начинать задавать вопросы.
– Увы! – слабо усмехнулась Элис, выглядевшая такой же истощенной, какой казалась. – Профессор Линден – твой прадед – был двоюродным братом моего отца, хорошим другом и наставником. Ни ему, ни мне не передались способности линденской ветки нашего семейного древа.
– Значит, вы страж? – уточнил Николас.
Ошарашенная Этта откинулась назад. В глубине души Элис всегда заменяла ей недостающую бабушку. Любви хватало, чтобы поддерживать это чувство вопреки знанию, что у них не было ни капли общей крови. Однако их действительно связывало родство, путь и дальнее!
Элис взрослела, как все люди. И когда Эттина мама сбежала от Айронвуда, отправилась искать ее. Этта почувствовала, как слезы снова щиплют глаза, заливая уже знакомым чувством вины, что слишком поздно узнала правду.
Элис защищала нас. Она была стражем во всех смыслах этого слова.
– Совместных дел у них было немного, – продолжила Элис. – Профессор «случайно наткнулся» на реликвию и использовал моего отца, чтобы передать ее в музей. Конечно, все было засекречено. – Она вытянула цепочку из-под своей простой формы и показала им висящую на ней монету. – Роуз привезла с каникул в Греции. Дохристианской.
– Как она связалась с Айронвудами? – спросил Николас.
– Профессор очень старался оградить ее от других семей, особенно от этой, – объяснила Элис. – Уверена, вы и так знаете: они воевали друг с другом за право писать законы путешественников, а потом погрязли в мести за переписанное естественное время и убитых любимых. Профессор всегда говорил, что семьи путешественников оказались на грани самоуничтожения. Как двое последних Линденов, они просто спрятались, не принимая ничьей стороны. Когда Айронвуд установил контроль над путешествиями, а профессор скончался… Роуз провела некоторое время с группой, объединившейся, чтобы путешествовать. Они называли себя беженцами…
Николас грохнул пустым стаканом о журнальный столик.
– Беженцами, говорите?
Элис кивнула.
– Я слышал о такой группе, – объяснил Николас, покосившись на Этту. – Беженцы, по-нашему, это те, кто после изменения шкалы времени оказывается без дома, куда можно было бы вернуться. Если мне не давали покинуть свое время – заперли в нем, – то они потеряли свое естественное время. Годы, в которые они были рождены, выросли и процветали, оказались утрачены.
– София говорила об этом, – сказала Этта. – Что, когда временная шкала меняется и естественное время путешественника претерпевает слишком большой сдвиг, они не перестают существовать, но все и всё, что они знали, пропадает.
– Верно. Во время войны семей это происходило постоянно. Временная шкала стала такой неустойчивой, такой непредсказуемой, и многие всерьез опасались, что же случится, если это продолжится. Остатки семей Жакаранда и Хемлок в конце концов пришли к Айронвуду и пообещали служить верой и правдой. Но была группа, преследовавшая его многие годы, пытаясь уничтожить его деловые активы и отомстить за погибших близких… Терны. Как называет их Айронвуд. Они постоянно пытаются создавать зацепки во временной шкале, которые восстановят их будущее. С этой рисковой группой связалась твоя мама.
– Старик преподнес все так, словно она умышленно проникла в семью и манипулировала ими… – Этта замолчала, глядя на него. – Возможно ли, что они тоже пытались найти астролябию и знали, что он хочет ее и взял ее след?
– Логичное предположение. – Николас потер подбородок. – Возможно, они тоже знают, где она спрятана? Только… похоже, она из тех вещиц, которыми бы они хотели воспользоваться.
Мысли осели между ними троими, тяжелые, словно грозовая туча. Этта приготовилась к грому, молнии и смертоносным стрелам.
– Было очень приятно познакомиться с вами, но… – Элис вдруг встала, собирая стаканы. – Сожалею, но мне правда пора идти.
Этта внимательно поглядела на девушку, поняв, что она от чего-то уворачивается.
– Что вы знаете об астролябии?
– Ничего, – ответила Элис, держась к ним спиной. – Мне очень жаль. Но я ничего о ней не знаю.
«Нет, нет, пожалуйста, нет. – Этту охватила практически отчаянная паника. – Вы не можете уйти!»
– Я просто пытаюсь вернуться к Рози, – попыталась она. – Думаю, это единственный способ. Если найду астролябию, то найду и ее. Пожалуйста… все, что вы знаете, самые крохи, может нам помочь.
– Может, ты и ее дочь, но это похоже на… на предательство, – слабо пробормотала Элис. – Она не хотела, чтобы кто-либо ее нашел, особенно Айронвуды.
– Почему? – спросила Этта. Николас скрещивал и распрямлял ноги, словно никак не мог удобно устроиться. – Хотя бы это мне объясните.
– Она думала… да простит меня Бог, она думала, что они станут использовать астролябию в своих целях. Бесповоротно разрушат мир ради собственной наживы, – сказала Элис. – Это семейная реликвия. Она принадлежит нам, чего бы это ни стоило. Мы многие годы решали, что с ней делать – оставить там, где ее спрятал отец профессора, или перепрятать. Она должна была оставаться потерянной, но потом к ней начал подбираться Айронвуд. Роуз не доставала астролябию из первоначального укрытия, пока он почти не обнаружил его. Им бы с профессором просто ее уничтожить, но они не смогли заставить себя сделать это. История для них слишком важна. – Элис поставила небольшую фарфоровую фигурку тигра, которую поглаживала, обратно на каминную полку, продолжая: – Айронвуд думал, что она настолько глупа, что он сможет обмануть и использовать ее; а теперь, полагаю, пытается провернуть это с тобой.
Этта покачала головой:
– Я не дам ему астролябию. Я просто пытаюсь вернуться домой, обратно к ней… и к вам.
Девушка медленно повернулась:
– Ко мне?
– Да, – кивнула Этта, вставая и пересекая комнату. – Она отправилась в будущее, а вы помогаете там ей и мне. Вы живете в Нью-Йорке. В вашем будущем появится весьма привлекательный польский скрипач…
Элис подняла руку, останавливая ее:
– Не рассказывай мне больше. Серьезно. Я вижу по твоему лицу, что ты хочешь мне что-то рассказать, но ты не можешь – я, может, и не способна изменять шкалу времени, но ты можешь – просто рассказав мне. А я начинаю понимать, что эта история вполне удачна.
Этта снова оглядела комнату, пытаясь найти какие-нибудь доказательства, что она знает Элис… будущую Элис. Ее взгляд упал на картину.
– Я знаю, что вы купили эту картину, идя по берегу Сены. Вы купили ее, потому что кто-то написал на обороте красивое стихотворение на французском. И я знаю, что ваш отец ненавидит ее, и вы прикрутили ее болтами к стене, чтобы он ее не снял.
Элис потянулась, прижимая пальцы к нижней части рамы. Картина не сдвинулась с места. Она повернулась к ним, качая головой:
– Я хочу помочь вам, но… она так долго меня защищала, что я чувствую – настала моя очередь сделать то же самое для нее.
В этом была вся Элис. Женщина охраняла их многие годы, словно львица, защищающая своих детенышей. Этте еще сильнее захотелось ее обнять, даже когда Николас напрягся, а по его лицу разлилось разочарование.
– Я не собираюсь изменять будущее – ее будущее, – сказала Этта. – Прежде всего, это бы полностью изменило мою жизнь. Но и давать Айронвуду доступ в мое время тоже не хочу.
Софа заскрипела, когда Николас встал и направился к окну. Скрестив руки, он поглядел на людей, проходящих под окнами.
– Хорошо, – сдалась Элис, докрасна заламывая руки. – Я не знаю, где находится астролябия. Мне жаль, но… полагаю… полагаю, ничего страшного не произойдет, если рассказать вам, что она последняя из четырех. Давным-давно в каждой семье было по одной. Три были потеряны или уничтожены конкурирующими семьями.
Как раз то, о чем Николас – и Джулиан – думал.
– Она последняя в своем роде, – сказала Элис, – и слава богу, учитывая, на что она способна.
– Вы имеете в виду считывание проходов? – уточнила Этта.
Элис моргнула:
– Нет. Создание проходов.
– Создание? – переспросила Этта, оборачиваясь на Николаса как раз в тот миг, когда и он стрельнул в нее взглядом. Ее удивление отразилось и на его лице. Не может быть…
– Да, – кивнула Элис, ее глаза расширились, когда она поняла, что ни один из них этого не знал. – Насколько я понимаю, многие проходы становятся непрочными или рушатся из-за гибели путешественника и… ну, старости. Как объяснила Роуз, Айронвуд и его противники – Терны, как ты их называешь, – хотят получить доступ к закрытым для них годам и влиять на происходящие там события. Тот, кто контролирует астролябию, потенциально может контролировать все время.
Боже мой, подумала Этта. Неудивительно, что ради нее Айронвуд пожертвовал сыном и внуком. Это же главный приз. Козырь путешественников. Если его власть не была полной, то стала бы таковой, попади астролябия ему в руки. Планы Айронвуда могли затронуть всех людей, во все времена.
Значит ли это, что проходы – не природное явление, обнаруженное путешественниками несколько столетий назад? Их для личного пользования создали предки семей? Неудивительно, что были годы без проходов и так много неизвестных путей; они, должно быть, появились до того, как путешественники начали вести записи или о них просто забыли.
Или некоторые проходы были секретными, созданными для использования одной конкретной семьей.
– Как во все это вписываются Терны? – спросил Николас.
Ноты симфонии жизней, желаний и мести внезапно слились в хор поколений, взорвавшийся у Этты в голове. Она уже знала ответ на его вопрос.