Второй мужчина уже поднял оружие и бил им Николаса по лицу. Этта закричала, когда он отшатнулся назад, врезавшись в стену. Мужчина крутанулся к Софии, целясь ей в самое сердце.
– Терны, – выплюнула девушка, кровь хлестала из ее ладони, пока она наблюдала, как он встал на колени, поднимая астролябию. – Не так ли?
Мужчина глумливо поклонился, и Эттин желудок отозвался болью.
Я должна сделать это, должна уничтожить астролябию, мама…
Я справлюсь…
Настало мое время…
Терн так сильно прижимал лезвие к ее горлу, что она чувствовала, как ее собственная кровь капает на ее выгоревшее, припорошенное песком одеяние.
– К вашим услугам, – сказал первый.
– Кто нас продал? – властно спросила София.
– Никто, хотя многие из вашей так называемой семьи были бы не прочь поквитаться, представься им такая возможность. Вы сами наследили, по сути, невероятно облегчив нам задачу, когда наш предводитель увидел, что произошло в музее. Ему оставалось призвать любого Терна-стража или путешественника, чтобы следить за вашими движениями через проход, чтобы посмотреть, не приведете ли вы нас к астролябии. И вместо того, чтобы продолжать искать вас, мы устроили ловушку, чтобы вы сами к нам пришли. И ведь сработало. – Взглянув на Терна, держащего Этту, он сказал: – Свяжи ее. Пустыня изберет наказание.
Терн отклонился назад, и Этта грохнулась на колени. Прижав руки девушки к ее спине, он обмотал что-то – свой пояс? – вокруг ее запястий.
– Вторую тоже…
– Подождите… – пятясь, пробормотала София. – Послушайте-ка, всего секунду. Вы знаете, кто я?
Должна уничтожить…
Не подвести маму…
Должна спасти маму…
– Айронвуд, – ответил Терн. – Это все, что мне нужно о тебе знать.
– Нет, – возразила София, косясь на Этту. – Я – подарок судьбы. Я могу выложить все, что твоя группа хочет знать об Айронвудах и о самом Великом Магистре. Но только если ты возьмешь меня с собой.
Осевший на пол Николас, казалось, очнулся как раз вовремя, чтобы услышать это. Его глаза резко распахнулись.
Терн – тот, с пистолетом, – рассмеялся:
– Не держи меня за дурака!
– Ты действительно думаешь, что я собиралась отдать астролябию Великому Магистру? – усмехнулась София. – Я бы рассмеялась ему в лицо, разрывая его мечты в клочья. Если ты хочешь использовать астролябию для того же, я не стану мешать. Я отпраздную это. Все, чего я хочу, – это сделать его жизнь такой же невыносимой, какой он сделал мою.
– Ах ты чертова… – выругался Николас, тут же оборвав себя. – София, астролябию нужно уничтожить. Неважно, у тебя она или у них… Когда Айронвуд узнает, он не остановится, пока не завладеет ею. Подумай вот о чем: она не считывает проходы, а создает их…
– Да знаю, – огрызнулась девушка.
– Когда он узнает… что ты связалась с Тернами… что позволила им забрать астролябию… тебя не просто изгонят. Ты не просто потеряешь положение в семье… он вычеркнет тебя из существования. Это касается и всех Тернов, – добавил юноша. – Позволь мне уничтожить ее сейчас. Свали вину на меня; пусть старик гоняется за мной и убедится в твоей ценности. Он сделает тебя наследницей, но только если у него не будет астролябии, только если он не сможет использовать ее, чтобы спасти свою первую жену и наплодить других наследников. Но это… это путь к безумию.
Этта увидела, как на лице Софии что-то промелькнуло: страх перед правдой.
Ее губы приоткрылись, как будто она хотела что-то спросить; но вдруг девушка расправила плечи, глядя на Николаса, словно королева, собирающаяся отдать приказ о казни:
– Быть по сему.
Терн, прижимающий Этту к каменному полу, рассмеялся. Мужчина с пистолетом жестом велел ему что-то сделать, проскрежетав несколько слов на арабском. Разум Этты включился с полусекундной задержкой, когда она бессильно смотрела, как мужчина схватил Николаса и, грохнув его об стену, сдернул пояс с его талии, чтобы связать руки. Покончив с этим, он ударил Николаса в челюсть, отправляя его обратно на каменный пол.
Этта закричала, пытаясь подняться, но потеряла равновесие; София оттолкнула ее к стене гробницы, чуть ли не оглушая. Когда она тяжело упала на камень, комната померкла перед глазами, ушибленные ребра опухли под кожей. Без капли воздуха в легких она не могла даже взвизгнуть от боли, а только ждать, когда восстановится способность видеть.
– Не будь смешной, дорогая, – пробормотала София, глядя на Этту.
Николас взревел от ярости:
– Однажды я убью тебя за это!
– Мило, что ты думаешь, будто сможешь, – пренебрежительно махнув рукой, проговорила София. Один из Тернов сказал что-то по-арабски.
– Это было бы пустой тратой патронов, – холодно ответила девушка. – Оставим их в пустыне. И я бы не оставляла рядом с ними кинжалов. Оба слишком хорошо обучены. Солнце добьет их за вас.
Этта затаила дыхание, ее тело напряглось от боли и тревоги, но мужчины, казалось, согласились с предложением Софии.
Прошло несколько минут, прежде чем звук их шагов окончательно стих. Чтобы сдержать рвоту, Этта вдыхала через нос, а выдыхала через рот. Я проиграла, я проиграла… мама, прости…
Я должна встать…
– Этта! – позвал Николас. – Этта! Очнись! Этта!
Она глубоко вдохнула, все еще сотрясаясь от боли.
Ты в порядке, он в порядке, ты в порядке, он в порядке… Они еще могли догнать Софию и Тернов, гнать изо всех сил, пока не заберут астролябию.
– Генриетта! – рявкнул он. – Мисс Спенсер! Будь ты проклята, если сейчас же не очнешься…
Девушка услышала щелчок хлыста, ворчание верблюдов. Этте не было нужды смотреть, чтобы понять, что они увели Дейзи и животное, на котором прискакал Николас. Эти ублюдки действительно посадили их на мель.
– Этта… – В его голосе послышались отчаянные, умоляющие нотки, заставившие Этту так неожиданно принять вертикальное положение, что Николас издал звук удивления.
– Ты в порядке? – спросила она, превозмогая боль в горле.
– Жить буду, но… – ответил он, глядя в сторону. – К черту все… мне жаль, мне очень жаль, мы гнали, как могли…
– Мы? – переспросила Этта, проверяя на прочность ткань, стягивающую запястья. Терн завязал отличный узел, но он слишком спешил, чтобы удостовериться в его безоговорочной надежности. Девушка освободила правую руку, вытащив ее из шелковой повязки со вздохом облегчения. – Хасан здесь?
– Он отправился со мной, но его лошадь охромела, и ему пришлось повернуть обратно к Куриетайна, – объяснил Николас. – Мне так чертовски жаль. Клянусь, это не конец. Мы вернемся в Дамаск… – Его слова полыхали огнем, но юноша не решался посмотреть на Этту. – Я обойду весь Нассау, чтобы найти проход, через который ты пришла…
– Правда? – переспросила Этта.
Он наконец-то поднял взгляд:
– Ты даже не представляешь, какое расстояние я готов покрыть ради тебя.
Несмотря на боль, несмотря на все, на ее лице вспыхнула слабая улыбка:
– Со мной.
– Иди сюда, – выдохнул он, его глаза увлажнились. – Иди сюда… иди сюда…
Встать Этта не решилась, но ей удалось проползти небольшое расстояние. Небольшая вспышка счастья осветила ее изнутри; Николас приподнял избитое лицо, целуя ее.
– Развяжи меня, черт возьми, – сказал он. Этта фыркнула и потянулась ему за спину. Пока она возилась с узлом, он наклонился вперед, уткнувшись лицом ей в шею.
Его руки оказались связаны куда надежнее. В глазах начало темнеть, узел расплывался. Девушка моргнула, откинувшись назад, почувствовав, как по телу внезапно прокатилась влажная теплая волна.
Яркая кровь просочилась через рубашку Николаса. Эттино сердце забилось где-то в ушах.
– Разошлись… у тебя разошлись швы… осторожнее.
Его глаза встревоженно расширились, он переводил взгляд от ее лица к плечу. Она посмотрела вниз, поднимая нетвердую руку к тому месту, где почувствовала дополнительный бело-горячий пульс.
«Выстрел, – ошеломленно подумала она. – Когда…»
– Этта!
В основании позвоночника вспыхнула электрическая искра, прожигая до самого нутра, разрывая на части. Воздух раскололся, просвистев по ее коже, и…
22
В первую минуту после того, как Этта исчезла, растворившись в миллионе частичек сверкающей пыли, тело Николаса, казалось, лишилось последней капли крови.
Дышать было невозможно.
Двигаться тоже.
Возможно… если только посидеть еще немного, настанет мгновение… и Этта…
Его кожа все еще оставалась теплой там, где прикасалась к ее коже, даже когда кровь на рубашке остыла. Он чувствовал ее губы на своих губах, словно они по-прежнему их касались. От дрожащего жара, напитавшего воздух, казалось, сжалась кожа, облепив кости, сдавив грудь… а она…
Она пропала…
Единственная ясная мысль, которую его разум мог выскрести из потока бессмыслицы.
Она пропала.
Исчезла, полностью, словно провалилась в ничто, словно…
Господи, нет… Господи, пожалуйста, нет…
Николас сполз по штукатурке, не в силах удержаться на ногах – позвоночник словно превратился в воду. Какая-то его часть осознавала, что он дрожит, когда его плечо столкнулось с камнем. Он задохнулся от песка, грязи и неверия. Звук, вырвавшийся из этой темной полуразрушенной гробницы, был надрывным, яростным и нечеловеческим.
Умерла. Он зажмурился, пальцы крепко сжались в кулаки за спиной. Она умерла.
София забрала астролябию, а потом…
Этта умерла.
Она была… Святой Боже, все произошло так же, как с Джулианом: от того же света, что, вырвавшись изнутри, разбил ее на куски, до раскатисто грохочущего выплеска энергии, который он почувствовал, когда проход в Дамаске рухнул из-за ее смерти…
Николас завыл. Он позволил ярости переполнить его, пока сам не почувствовал себя разбитым на мелкие кусочки. Солнечный свет полз по полу, отмечая каждый прошедший час, и он ничего не мог сделать, кроме как наблюдать за ним и думать о кончиках ее волос, выпачканных в крови; призрачной коже, когда смерть украла ее.