— Три сестры. Вот о чем я вдруг подумала, когда шла в «Старую усадьбу». Миссис Глинн встретила меня очень приветливо. И все же в этих словах — «три сестры» — мне почудилось что-то угрожающее. Три сестры были в какой-то русской пьесе, они же были и в шекспировском «Макбете» — я имею в виду трех ведьм. Когда я очутилась в самом доме, я ощутила, что там царит атмосфера печали, глубокого, неизбывного горя, да еще ко всему этому примешивается страх. И все же скорее всего к этому причастны были две сестры, а третья как бы им противостояла.
— Весьма любопытно, — сказал Вэнстед.
— Я имею в виду миссис Глинн. Она пришла за мной — передала приглашение и объяснила, почему меня пригласили. Это была совершенно нормальная, милая женщина, к сожалению вдова. Она не казалась особенно счастливой, но и несчастной ее назвать было бы трудно — просто ей было не очень-то просто жить в атмосфере, которая не соответствовала ее характеру. На следующее утро мне довелось выслушать от старой служанки, которая принесла мне чай, давнюю историю про девушку, которую убил ее возлюбленный. И еще рассказала, что примерно в то же время, там было еще несколько подобных случаев. Мне пришлось в очередной раз все обдумать. Своих спутников я исключила, так как они к моим поискам не имели никакого отношения. Поэтому сам собой напрашивался вопрос: а что если этот самый убийца — в усадьбе? Здесь, в доме, где мне пришлось остановиться. Клотильда, Лавиния, Антея. Имена трех таинственных сестер, трех счастливых — несчастных — страдающих — живущих в страхе — что еще можно сказать?.. Мое внимание сразу привлекла Клотильда. Высокая, красивая женщина. Яркая личность. Да, ее с неменьшим основанием можно было назвать яркой личностью, чем Элизабет Темпл.
Поскольку поле моих поисков постепенно сузилось, я решила для начала вспомнить все, что я знаю о трех сестрах. Три Парки[289]. Какая из них могла стать убийцей? И до какой степени изуверства это могло дойти? И тогда я почувствовала, что меня медленно, как болотный туман, обволакивает гнетущая атмосфера этого дома. Три сестры жили в атмосфере, где совершилось какое-то злодеяние. Но кто из них мог его совершить? Я начала наблюдать за Клотильдой. Клотильда была красивая, физически сильная женщина, кроме того, на мой взгляд, она была способна на сильные чувства. Глядя на нее, я почему-то вспомнила Клитемнестру. Кстати, недавно, — вдруг сказала мисс Марпл, — меня любезно пригласили на постановку этой греческой пьесы — в довольно известной школе для мальчиков. Мне очень понравился ихний Агамемнон, но особенно меня поразила игра мальчика, игравшего Клитемнестру. Необыкновенный талант… Ну так вот, мне показалось, что Клотильде тоже ничего не стоило бы убить своего мужа прямо в ванне…
Профессор Вэнстед едва не расхохотался. Уж с очень серьезным видом мисс Марпл все это излагала. Но тут ее глаза лукаво блеснули: Конечно, звучит это все очень нелепо, верно? И все же я видела ее в этой роли, понимаете? Тем не менее, к моему глубокому прискорбию, мужа у нее не было. Никогда. Так что убить его она не могла…
Дальше я стала присматриваться ко второй сестре, к Лавинии Глинн. Она показалась мне удивительно милой, здравомыслящей и приятной женщиной. Но ведь общеизвестно, что многие убийцы были весьма обаятельными людьми. Само очарование и любезность. Я называю людей такого сорта респектабельными убийцами. Они совершают убийство из чисто практических соображений. Никаких эмоций и переживаний. Я не считала, что миссис Глинн на такое способна, и была бы крайне удивлена, будь это так, но теоретически всякое было возможно. У нее муж был. Она овдовела несколько лет назад. Да, всякое могло случиться…
Однако куда большее беспокойство мне внушала третья сестра — Антея. Совсем не приспособленная к жизни, по-моему, даже немного не в себе. Я заметила, что она чего-то боится. Ужасно боится. Это наводило на подозрения… Что она совершила какое-то преступление, которое считала давно забытым, а оно вдруг напомнило о себе. И теперь ее снова мучают опасения. Может быть, в связи с расспросами Элизабет Темпл она до смерти боится, что то преступление настигнет ее, будет раскрыто. У нее была странная манера — смотрит на вас, а потом вдруг быстро оглядывается через плечо, словно кто-то стоит у нее за спиной. Кто-то, кто нагоняет на нее страх. Так что, возможно, она и была той, кого я искала. Не совсем нормальный человек способен убить со страха, ему кажется, будто его преследуют. Примерно так же я обдумывала все возможные варианты относительно пассажиров автобуса. Но тягостная атмосфера усадьбы давила на меня все сильнее. Утром, когда я прогуливалась по саду в сопровождении Антеи, мы натолкнулись на что-то вроде холмика. Раньше на этом месте стояла оранжерея, потом из-за недостатка средств она обветшала и развалилась, превратилась в груду кирпичей, которую присыпали землей и дерном, а сверху посадили кустарник. Кустарник этот хорошо известен всем садоводам — его сажают, когда надо закрыть или спрятать от глаз людских что-нибудь неприглядное, например полуразрушенную стену или забор. Называется полигонум. Один из самых быстрорастущих кустарников, который все покрывает густой порослью, оплетая и забивая. Если задуматься, довольно страшное растение. Но цветы у него прелестные, белые, и в цвету оно просто загляденье. Тогда цветов еще не было, но бутоны уже набухли. Мы стояли там с Антеей, и она мне говорила, что ей очень жаль оранжерею. Она говорила, что там рос чудесный виноград, видимо, его лозы вызывали у нее воспоминание детства. И она мечтала достать денег, чтобы срыть холм, разровнять землю и снова построить на этом месте оранжерею. Ее мучила ностальгия по прошлому. Но не только это. Я почувствовала, что этот холмик тоже нагоняет на нее страх. Я не могла понять, в чем дело. Что случилось дальше, вы знаете. Мисс Темпл погибла, и то, что рассказали Эмлин Прайс и Джоанна Кроуфорд, не оставляло никаких сомнений. Это не был несчастный случай. Это было преднамеренное убийство.
Мне кажется, — продолжала мисс Марпл, — именно после их рассказа я поняла… Поняла, что произошло не одно, а три убийства. Я знала, что сын мистера Рафиля был испорченным юношей, что он не один раз сидел в тюрьме. Но, тем не менее, человек нечистый на руку далеко не всегда способен на убийство. Но, как бы то ни было, против него были все улики. Никто даже не сомневался, что это он убил девушку, которую, как мне к тому времени стало известно, звали Верити Хант.
Окончательно прояснил для меня все обстоятельства архидьякон Брабазон. Он знал этих молодых людей. Они пришли к нему и просили их обвенчать, и он согласился провести обряд. Он не одобрял этот брак, но отказать им не мог — он видел, что молодые люди сильно любили друг друга. Девушка любила молодого человека, как он сказал, самоотверженной и преданной любовью. И молодой человек, как он понял, тоже искренне любил Верити и готов был попытаться исправиться, избавиться от своих дурных, наклонностей. Архидьякон был настроен отнюдь не оптимистично. Он, естественно, не верил, что это будет безоблачно счастливый союз, но союз этот был неизбежен. Неизбежен потому, что, когда человек любит, он готов расплатиться за это любой ценой, даже ценой разочарования или несчастья. Я же была абсолютно уверена в одном: юноша, который любил эту девушку, не смог бы так изуродовать ей лицо. И еще я знала, что все эти слухи о попытках изнасилования не имеют основания. В этом я могла положиться на архидьякона. А потом я поняла, что слова Элизабет Темпл о том, что причиной смерти Верити была Любовь — и что это одна из самых страшных вещей на свете, — были мною неправильно истолкованы.
Наконец-то все встало на свои места, — сказала мисс Марпл. — Я смутно догадывалась об этом и раньше. По некоторым мелочам, которые казались странными… Но, вспомнив разговор с мисс Темпл, я вдруг прозрела. Я поняла в чем причина смерти Верити… Сначала она произнесла только одно слово: «Любовь», а потом добавила, что любовь — самое страшное, что может быть на свете. Именно так. Безграничная любовь, которую Клотильда питала к своей воспитаннице. А та просто преклонялась перед ней, была целиком в ее власти. Но годы шли, и естественные склонности заявили о себе. Она захотела другой Любви. Она захотела свой очаг, выйти замуж, иметь детей. И тот, кого она могла полюбить, пришел. Она знала, что на него нельзя положиться, знала, что он далеко не ангел, но подобные «мелочи», — мисс Марпл грустно улыбнулась, — никогда еще не мешали девушкам влюбляться. Молодые девушки любят вертопрахов и повес. И так было всегда. Они часто влюбляются в негодяев, втайне надеясь, что смогут их исправить. А преданные надежные молодые люди, из которых выходят прекрасные мужья, получают стандартный ответ: «Я буду вам сестрой». Итак, Верити влюбилась в Майкла Рафиля, и Майкл Рафиль вознамерился начать с ней новую жизнь и был искренне уверен, что Верити будет единственной в его жизни… Не стану утверждать, что все так бы и было… но, как меня заверил архидьякон, это была настоящая любовь. Итак, они решили пожениться. И я думаю, Верити написала Элизабет Темпл, что собирается замуж за Майкла Рафиля. Венчание должно было быть тайным — Верити, я думаю, понимала, что в общем-то она совершает побег. Побег из прежней жизни, которая ее уже тяготила, от женщины, которую она горячо любила, но любовь к которой не шла ни в какое сравнение с любовью к Майклу. Она знала, что ей под разными предлогами не разрешат за него выйти. И она обращается к архидьякону Брабазону, который готовил ее еще к конфирмации и был ее наставником и другом. Они назначили день и час для свадебного обряда, она наверняка купила себе подвенечное платье. Они уговорились о встрече. Я думаю, что он пришел в условное место, а она — нет. Должно быть, он ждал ее. А потом, наверное, пытался выяснить, почему она не пришла. Вполне возможно, потом ему передали, что она передумала, или даже прислали письмо, подделав ее почерк, а в письме говорилось, что все кончено и она на время уезжает, потому что ей надо все забыть. Не знаю. Но вряд ли он мог догадаться, по какой причине она так и не пришла, почему ни единым словом не намекнула на перемену своих чувств. Он не мог даже в самом кошмарном сне подумать, что ее уничтожили — обдуманно и жестоко. Что у убийцы, возможно, было временное помешательство. Клотильда не собиралась расставаться с предметом своей любви. Она не собиралась отдавать ее молодому человеку, которого презирала и ненавидела. Она оставит Верити себе, она найдет способ сохранить ее для себя.