Миссис Оливер призадумалась и решила призвать на помощь служанку.
— Мария, — окликнула она, потом погромче. — Мария! Поди-ка сюда на минутку.
Мария тотчас же явилась. Она привыкла к тому, что миссис Оливер советуется с ней по поводу того, что бы ей такое надеть.
— Собираетесь пойти в своей шикарной шляпе? — заметила Мария.
— Да, — сказала миссис Оливер. — Я только хотела спросить, может, лучше надеть ее наоборот?
Мария отступила на шаг.
— Но ведь она у вас и так задом наперед.
— Это я и сама знаю, — отпарировала миссис Оливер. — Просто мне показалось, что так намного лучше.
— С чего бы это? — недоуменно спросила Мария.
— Наверное, так было задумано. Только вот продавщица, видимо, не была в курсе, — заключила миссис Оливер.
— И все-таки почему вам кажется, что так оно лучше?
— А потому что с этой стороны такое умопомрачительное сочетание голубого с темно-коричневым — гораздо Приятнее, чем спереди, где зеленый с красным и шоколадным.
С этими словами миссис Оливер сняла шляпку, потом снова надела ее, как положено, затем перевернула задом наперед и наконец попробовала пристроить боком — но так не понравилось ни ей самой, ни Марии.
— Нет, так не годится, слишком широко. Вам это не к лицу, видите? Да такое никому не к лицу…
— Да, что-то не то. Ладно, надену ее как положено.
— Как положено всегда надежнее, — философски заметила Мария.
Миссис Оливер стащила шляпку с головы. Мария помогла ей облачиться в легкое шерстяное платье приятного терракотового цвета, потом посмотрела, как сидит вновь водруженная на голову хозяйки шляпка.
— Ну до чего же вы нарядная — прямо загляденье! — сказала Мария.
Вот что нравилось миссис Оливер в ее служанке больше всего. Если есть хоть малейший повод сделать кому-нибудь комплимент — она его не упустит.
— Будете на этом вашем литературном ленче речь говорить? — спросила Мария.
— Речь! — На лице миссис Оливер отразился ужас. — Какую речь? Ты же знаешь, что я никогда не говорю речей.
— А я думала, на этих самых собраниях всегда речи говорят. Да еще на таких важных — лучшие писательницы семьдесят третьего года — у нас ведь нынче семьдесят третий, да?
— Да кому нужны мои речи? — сказала миссис Оливер. — К тому же там будут те, которых медом не корми, а дай произнести речь, им наверняка это куда лучше удается, чем мне.
— Да стоит вам только захотеть, как вы тут же их всех за пояс заткнете, — сказала Мария, принимая на себя роль змея — искусителя.
— Вот уж нет, — сказала миссис Оливер. — Я знаю свои возможности. Речи определенно не по моей части, я сразу начинаю так волноваться, что наверняка или начну заикаться, или словно заезженная пластинка твердить одно и то же. Мало того, что я буду испытывать дискомфорт — я и выглядеть буду как черт-те знает что. И дело вовсе не в том, что мне не хватает слов Очень даже хватает, когда записываю на магнитофон или диктую. Но вот когда произношу речь..
— Ну и ладно Надо думать, все обойдется Не переживайте А завтрак-то, наверное, будет торжественный, много будет известных людей?
— Чересчур много, — откликнулась миссис Оливер замогильным голосом. — И очень даже торжественный.
И подумала про себя: «И чего я тащусь на это сборище?» Некоторое время она старалась найти ответ, потому что всегда предпочитала заранее все обдумать, чтобы потом не терзаться запоздалыми сожалениями.
— Пожалуй, — сказала она уже вслух, когда Мария вдруг вспомнила, что у нее закипает варенье и впопыхах понеслась на кухню, — мне просто хочется посмотреть, как это все происходит. Ведь меня то и дело приглашают на эти завтраки, а я так ни разу и не сподобилась.
Миссис Оливер с блаженным вздохом доедала торт со взбитыми белками Это было ее любимое лакомство — вполне достойное завершение изысканного ленча «Все же надо быть поосторожнее с этими белками, — думала она, — не увлекаться, беречь зубы. Конечно, хорошо, что они никогда не болят, белые и выглядят как настоящие И тем не менее они не настоящие А подделка всегда хуже оригинала Хорошо собакам, у них зубы крепкие, как слоновая кость, а у людей что? Обыкновенная эмаль. А искусственные и вовсе из пластмассы. И все время приходится об этом помнить — чтобы не попасть в смешное положение, когда ты ешь салат, или миндаль, или шоколад с орешками. Ну и разные там тянучки и карамель. И еще очень опасны взбитые, подсушенные в духовке белки — меренги, в которые так приятно вонзить зубы, а вот вытащить уже сложнее» Она снова блаженно вздохнула и отправила в рот последний кусок Ленч получился на славу, ничего не скажешь.
Миссис Оливер любила иногда себя побаловать Она была очень довольна угощением. Да и компания ей пришлась по душе Этот торжественный завтрак был устроен в честь известных дам-писательниц, но, к счастью, одними дамами дело не ограничилось.
Пригласили и коллег-мужчин, и критиков, и тех, кто просто любит почитать. Миссис Оливер усадили между двумя очаровательными собеседниками Поэт Эдвин Обин, стихи которого она очень любила, оказался удивительно интересным человеком, ему было что порассказать о своих путешествиях и приключениях, литературных опытах, и не только… К тому же он был знатоком ресторанов и гурманом, так что они с упоением обсуждали разные деликатесы, не касаясь литературных тем.
Сэр Уэсли Кент, сидевший с другой стороны, тоже был очень приятным соседом. Он наговорил множество лестных слов о ее книгах, но сумел сделать это настолько тактично, что она даже не смутилась — а ведь остальные сразу же заставляли ее краснеть Он даже рассказал, почему ему нравится та или иная книга, и это был отзыв человека тонкого и понимающего, а посему миссис Оливер воспринимала его благосклонно. Все-таки куда приятней получать похвалы от мужчин, подумала миссис Оливер. Женщины не знают меры. О Боже, что иногда писали ее поклонницы! Впрочем, им часто не уступали в экзальтации чувствительные юноши, особенно из южных стран. Буквально на прошлой неделе она получила письмо, которое начиналось так: «Читая вашу книгу, я понял, какая вы благородная женщина». Ее очередной роман «Вторая золотая рыбка» вызвал у ее поклонника такой бурный восторг, что миссис Оливер даже немного расстроилась, настолько он был неуместным. Нет, излишней скромностью она не отличалась Ее детективные романы действительно неплохи — именно в рамках жанра. Какие-то менее удачны, какие-то очень даже ничего. Но она никак не могла понять, каким образом по ним можно сделать вывод, что она благородная женщина! Вот уж действительно неисповедимы читательские фантазии. Она была скорее удачливой женщиной, потому что небеса наградили ее счастливым даром — писать то, что доставляло удовольствие людям Да, тут ей очень повезло.
Так что торжественное мероприятие оказалось не таким уж тягостным, а отчасти даже приятным — полакомилась меренгами, поболтала со славными людьми Пора было вставать из-за стола и идти со всеми в другую комнату пить кофе — обычно люди с удовольствием пользуются возможностью пообщаться с новыми людьми. Но для миссис Оливер приближался опасный момент, она уже знала это по горькому опыту. Именно сейчас на нее накинутся присутствующие здесь любительницы детективов, и она тут же сделается неподобающе косноязычной — а что можно ответить на все эти «охи» и «ахи»? Разговор обычно очень напоминает диалог из разговорника для туристов:
«Я просто не могу не сказать вам, в каком восторге я от ваших книг — это что-то потрясающее!»
Ответ польщенного автора:
«О, вы так добры. Я очень тронута».
«Вы не поверите, но я мечтала о встрече с вами почти целый год! Я необыкновенно счастлива!»
«О, как это мило с вашей стороны. Очень, очень мило».
Вот такая глубокомысленная беседа. Причем почему-то никто не решается завести речь о чем-то кроме ваших книг или в крайнем случае книг вашей собеседницы, если таковые имелись и вам случилось их читать. В такие минуты миссис Оливер напоминала себе муху, которая угодила в паутину, из которой никак не возможно выпутаться. Некоторые ее коллеги умели повернуть разговор в нужное русло и только радовались восхищенным речам, но миссис Оливер с горечью сознавала, что ей на это рассчитывать не приходится. Как-то раз ее приятельница, итальянка, попыталась поучить ее уму-разуму.
— Я слушала вас, — сказала Альбертина своим чудесным, низким, таким неанглийским голосом, — я слушала, что вы говорили тому молодому человеку, который брал у вас интервью. У вас совсем-совсем нет гордости, а вы должны гордиться своей работой. Вы должны говорить: «Да, я пишу хорошо. Я пишу лучшие детективные романы».
— Но я вовсе не лучше других, — сразу возразила миссис Оливер. — Конечно, я пишу не так уж плохо, но…
— Ах, ну разве так можно: «не так плохо»! Вы должны соглашаться, что пишете просто замечательно, даже если сами так не считаете.
— Знаете что, Альбертина, — сказала тогда Оливер, — а почему бы вам не дать интервью всем этим газетчикам? У вас бы это отлично получилось. Вы не могли бы хоть разок выдать себя за меня, а я бы послушала находясь где-нибудь рядом, а?
— А что — я, пожалуй, бы справилась. Только они бы сразу сообразили, что это не вы. Они же видели ваши портреты. Но в любом случае вы должны говорить: «Да-да, я прекрасно знаю, что пишу лучше всех». Всем и каждому. Пускай они раструбят об этом на весь мир. Невыносимо слушать, как вы что-то бормочете — будто извиняетесь за то, что вы такая, как есть. Так нельзя, понимаете?
Миссис Оливер очень напоминала себе тогда актрису-дебютантку, которая никак не может осмыслить свою роль, и режиссер — то есть Альбертина — уже отчаялся и понял, что она абсолютно неспособна выполнять его указания… Но здесь, судя по всему, особых трудностей не предвидится. Конечно, несколько дам-охотниц уже подстерегают ее и осторожненько подкрадываются. Но ничего, она встретит их с любезной улыбкой и прочувствованно произнесет: «Очень, очень тронута. Приятно слышать, что твои книги приносят людям радость».