Просто вытащить из памяти давно апробированные слова, уже нанизанные, как бусины, в нужном порядке. И тут же постараться уйти.
Она обвела глазами стол — ведь кроме надоедливых поклонниц тут могли оказаться и друзья. А, вон там Марина Грант, с ней всегда так весело. Да, надо поторопиться. Сейчас все разбредутся кто куда — усядутся на диваны, за кофейные столики, по укромным уголкам. Она заставила себя встать. Миссис Оливер опасалась, что среди ее поклонниц найдется и такая, от которой не сбежишь. Особенно если толком не помнишь, знакома ты с этой дамой или нет. Дурные предчувствия оправдались. Рядом вдруг возникла настоящая великанша. И зубы у нее были большие, крепкие, как у хищника. Французы назвали бы ее une femme formidable[293], но более сдержанные англичане ограничились бы более нейтральным словом. Если она даже и не была знакома с миссис Оливер, то спастись было уже нереально.
— О, миссис Оливер, — начала она неожиданно писклявым голосом. — Наконец-то! Я так мечтала вас увидеть! Я обож-ж-жаю ваши книги. И мой сын тоже. А мой муж непременно берет их с собой в дорогу. Давайте-ка присядем. Мне надо с вами о многом поговорить.
«Так, — подумала миссис Оливер, — она явно не из тех, с кем мне хотелось бы пообщаться. Впрочем, какая разница.»
И она покорно побрела за этим полицейским в юбке к диванчику в противоположном углу. Ее новая знакомая взяла одну чашечку кофе для себя, а вторую поставила перед миссис Оливер.
— Вот так. Теперь можно и побеседовать. Я думаю, мое имя ничего вам не скажет. Я — миссис Бартон-Кокс.
— В самом деле? — пробормотала миссис Оливер, как всегда, впав в легкую панику. Миссис Бартон-Кокс? Тоже писательница? Нет, едва ли. Но эту фамилию она где-то слышала. Что-то смутно знакомое… Может, она пишет о психологии? И не имеет отношения ни к беллетристике, ни к фельетонам, ни к детективам. Может, это какая-нибудь полоумная, увлеченная политикой? Ну, тогда волноваться не о чем. Надо просто подождать, а когда она разговорится, время от времени вставлять: «Ах, как интересно!»
— Вы, вероятно, очень удивитесь, когда услышите то, что я вам скажу, — заявила миссис Бартон-Кокс. — Так знайте, когда я стала читать ваши книжки, то сразу поняла, что вы умеете сочувствовать людям и отлично понимаете человеческую натуру. Вот, решила я, вот единственный человек, который сумеет ответить на мой вопрос. Да, вы, и никто другой.
— Вряд ли я смогу… — смущенно начала миссис Оливер, пытаясь придумать как можно более убедительное возражение.
Миссис Бартон-Кокс макнула кусок сахару в кофе и с хрустом разгрызла его, как хищник разгрызает кость. «Вот это зубы, — мелькнуло в голове у миссис Оливер. — Крепкие, как слоновая кость. Такие зубы у собак, моржей и, само собой, у слонов. А у моржей и слонов есть еще и бивни». Миссис Бартон-Кокс тем временем продолжала:
— Но сначала я хотела бы кое-что уточнить: у вас ведь есть крестница? Некая Селия Равенскрофт?
— О! — Миссис Оливер была приятно удивлена. Она надеялась, что разговор о крестнице будет более интересным, чем о детективах. Крестниц у нее было множество — да и крестников тоже. Признаться, с годами она все реже и реже их вспоминала, а кое-кого и вовсе не помнила. Конечно, пока они были маленькими; она исполняла все обязанности крестной матери — посылала им игрушки к Рождеству, навещала их и их родителей, приглашала погостить на школьные каникулы, присутствовала на выпускных вечерах. А в особо торжественных случаях — будь то двадцать первый день рождения[294] или свадьба — делала подобающие статусу крестной подарки. После чего крестники и крестницы отходили на средний, а то и дальний план. Они заводили семьи, после чего уезжали за границу: работали в посольствах, или преподавали в тамошних школах, или активно погружались в общественную жизнь. Как бы то ни было, они постепенно исчезали из ее жизни. Впрочем, иногда они вдруг снова появлялись на горизонте, и миссис Оливер приятно было с ними пообщаться. Но иногда ей с трудом удавалось вспомнить, когда же она видела их в последний раз, кто их родители и почему ее вообще пригласили в крестные.
— Селия Равенскрофт, — сказала миссис Оливер, героически напрягая память. — Ну разумеется.
Не то чтобы она сумела представить себе эту Селию, разве что в самом раннем детстве. Во время крещения. Ей тогда посчастливилось купить прелестное серебряное ситечко времен королевы Анны — подарок младенцу. Вещь полезная и практичная. Сгодится и на тот случай, если крестнице вдруг понадобятся наличные — его можно будет продать за вполне приличную сумму. Да, антикварное ситечко она помнила отлично. Заплатила за него семнадцать фунтов одиннадцать шиллингов. Проба «Британия»[295]. Все эти ситечки, серебряные кофейники и крестильные чаши вспомнить было куда легче, чем самого ребенка.
— Да, — повторила она. — Да, само собой. Боюсь, что мы с Селией давно не виделись. Очень давно.
— Понятно. Конечно, она — очень импульсивная девушка, — заявила миссис Бартон-Кокс. — Сегодня думает одно, завтра — другое. Разумеется, очень образованна, университет закончила с отличием, однако… это ее увлечение политикой… конечно, в наше время все молодые люди интересуются политикой.
— Боюсь, я довольно далека от политики, — сказала миссис Оливер, которая действительно на дух ее не переносила.
— Дело в том, что я хотела бы кое-что у вас спросить. Без околичностей. Уверена, что вы меня поймете. Все говорят, что вы сама доброта и всегда готовы помочь.
«Уж не собирается ли она одолжить у меня денег?» — встревожилась миссис Оливер — ей такие подходцы были не в диковинку.
— Вы должны понять, насколько это для меня важно. Я… я просто обязана во всем разобраться. Ведь Селия собирается замуж — вроде бы уже все решено — за моего сына Десмонда.
— Ах, вот как! — умильно пробормотала миссис Оливер.
— Во всяком случае, такие у них планы. Само собой, надо же хоть что-то знать о будущей невестке, особенно меня интересует одно обстоятельство. Должно быть, я вас шокирую — вот так, ни с того ни с сего, начинаю расспрашивать, и я бы не в коем случае… поверьте, никогда бы не решилась вот так заговорить с совершенно незнакомым человеком… но я чувствую, что вы мне не чужая, дорогая миссис Оливер.
«И очень жаль», — подумала миссис Оливер. Она уже начинала нервничать и пыталась угадать, в чем дело. Может, у Селии родился — или скоро родится незаконный ребенок, и дама рассчитывает выведать у нее какие-то подробности. «Только этого не хватало… Впрочем, я с ней не виделась уже лет пять, — подумала миссис Оливер, — значит, Селии сейчас уже двадцать пять Значит, я с чистой совестью могу сказать, что я не в курсе дела».
Миссис Бартон-Кокс наклонилась к ней поближе, тяжело дыша от возбуждения.
— Расскажите мне все, очень вас прошу. Я уверена — вам все известно или, по крайней мере, вы догадались, как все было на самом деле. Так кто же кого убил — мать отца или отец мать?
Миссис Оливер ожидала чего угодно, только не этого. Она в полной растерянности смотрела на миссис Бартон-Кокс.
— Но я не… — Она запнулась. — Я не понимаю… То есть почему это вы решили, что…
— Дорогая миссис Оливер — вы не можете не знать..
Это был очень громкий процесс. Конечно, уже лет десять прошло, а то и все двенадцать, но в свое время о нем все были наслышаны. Я уверена, что вы вспомните, должны вспомнить!..
Миссис Оливер лихорадочно обдумывала ситуацию. Селия — ее крестница. Да, это так. Мать Селии — ну да, Молли Престон Грей, была приятельницей миссис Оливер — не то чтобы очень близкой… А замуж Молли вышла за военного, за сэра — как его там — Равенскрофта. Или он был послом? Попробуй теперь вспомни. Она даже не помнила точно, была ли подружкой невесты на свадьбе. Кажется, была. Свадьба была вполне торжественной — в Гарде Чепел или где-то еще. Как же быстро все эти подробности улетучиваются! После этого она с ними не встречалась много лет — они были за границей… но где? На Ближнем Востоке? В Персии? Ираке? Или в Египте? Малайе? Она почти с ними не виделась, только в их редкие наезды в Англию. Смутные воспоминания о родителях Селии напоминали старые, выцветшие фотографии. Вроде бы кто-то знакомый, но лица узнать почти невозможно. Ни одной мало-мальски запомнившейся встречи или разговора… Сэр Равенскрофт и леди Равенскрофт, урожденная Молли Престон Грей. Однако… Миссис Бартон-Кокс все еще сверлила ее взглядом. И была явно возмущена тем, что она настолько некомпетентна: не может вспомнить такое скандальное дело.
— Кто кого убил? Вы хотите сказать, что оба они убиты? Значит, это все-таки был несчастный случай?
— Нет-нет. Ничего подобного. Это произошло на взморье. Кажется, в Корнуолле[296]. Где-то, где много скал… В общем, у них там был свой дом. Обоих нашли на скале у обрыва, и оба были застрелены, представьте себе. Но полиция никак не могла разобраться — то ли жена убила мужа, а потом покончила с собой, то ли муж застрелил жену и сам застрелился. Они пытались разобраться — гильзы, характер ран и прочее, — но так и не поняли, в чем там было дело. В конце концов решили, что это — двойное самоубийство. А какой вынесли вердикт[297], не помню. То ли неосторожное обращение с оружием, то ли что-то еще в этом роде. Но все, конечно, догадывались, что это произошло не спонтанно, в то время о многом поговаривали, сами понимаете…
— Должно быть, сплошные фантазии, — сказала со слабой надеждой миссис Оливер.
— Вряд ли… хотя, конечно, трудно судить. Кто-то пустил слух, что они поссорились в тот день или накануне, одни намекали, что тут замешан другой мужчина, другие — что женщина. Поди разберись, где тут правда, а где вымысел. По-моему, дело замяли, потому что генерал Равенскрофт занимал довольно высокий пост. Сказали, что в тот год он лечился в санатории и был очень подавлен или болен, так что сам не понимал, что делает.