Матушка Тонтен, как назвала себя женщина, которой поручили провести досмотр, была дородной старой мегерой со злющим лицом, неприятным мягким вкрадчивым голосом и наглыми, фамильярными манерами. Ей вручили для образца кусок кружева и стекляруса и велели проверить, есть ли на одежде графини нечто похожее.
И вскоре она показала свое мастерство.
– Ага! Ну-ка, ну-ка. Что это у вас, моя прекрасная принцесса? И как такая благородная дама попала в руки матушки Тонтен? Но я не обижу вас, моя красавица, моя маленькая. О, нет, нет, я вас не трону, дорогая моя. Поверьте мне. – Она протянула к ней когтистую руку, а сама при этом посмотрела в сторону. Графиня не поняла или не захотела понять значение этого жеста. – У мадам есть деньги? – продолжила старая карга наполовину вкрадчивым, наполовину угрожающим шепотом, надвигаясь на нее, как коршун.
– Если вы хотите, чтобы я подкупила вас…
– Фу, какое нехорошее слово! Просто маленький подарочек, пара-тройка желтых монет, двадцать, тридцать, сорок франков – сами решите. – Она помахала протянутой рукой, и, видя это, графиня была готова на все, лишь бы эта ужасная женщина к ней не прикасалась.
– Постойте, постойте! – воскликнула графиня, дрожа всем телом. Торопливо нащупав сумочку, она достала несколько наполеондоров.
– Ага! Ну-ка, ну-ка. Одна, две, три, – жирным, довольным голосом забасила женщина. – Четыре, да, четыре, пять. – Она сжала монеты в ладони, и в глазах ее загорелись алчные огоньки. – Пять. Сделайте сразу пять, слышите? Или я позову их и все расскажу. Вам, моя принцесса, от этого лучше не станет. Что это? Вы пытались подкупить бедную старуху, матушку Тонтен, честную и неподкупную Тонтен? Значит, пусть будет пять!
Дрожащими руками графиня высыпала все содержимое сумочки на подставленную ладонь старухи.
– Bon aubaine! Как же мне повезло! Мне здесь платят сущие гроши. Я такая бедная, и у меня дети, много детишек. Вы же не расскажете им, полиции. Нет, вы не посмеете. Нет, нет, нет.
Бормоча себе под нос, она отошла в угол и спрятала деньги. После этого вернулась, показала обрывок кружев и втиснула его в ладонь графини.
– Вы знаете, что это, маленькая моя? Откуда это? Где еще такое имеется? Мне велено искать, есть ли на вас такое. – Быстрым движением она приподняла край юбки графини и в следующую секунду, негромко рассмеявшись, отпустила его.
– Так-так. Вы правильно сделали, что заплатили мне, моя девочка, правильно! Когда-нибудь, сегодня, завтра, когда я попрошу, вы вспомните мамашу Тонтен.
Графиня слушала ее в ужасе. Что она натворила? Отдала себя во власть этой бессовестной жадной старой ведьмы.
– А это, моя принцесса? Что это у нас, а?
Матушка Тонтен подняла обрывок гагатового стекляруса и, когда графиня наклонилась, чтобы рассмотреть получше, вложила его ей в руку.
– Вы, конечно, узнаете его. Но осторожнее, моя красивая. Если кто-то сейчас вас увидит, вы погибли. Я не смогу вас спасти. Тс! Ничего не говорите, просто смотрите. И быстрее отдавайте обратно. Я не могу вам его оставить.
Все это время графиня поворачивала стеклярус туда-сюда на ладони с озадаченным, взволнованным, но никак не испуганным видом.
Да, она узнала этот предмет, или ей казалось, что узнала… Но как он попал сюда, в руки клевретов французской полиции?
– Отдайте, скорее! – Раздался громкий стук в дверь. – Они идут. Помните! – Матушка Тонтен приложила длинный палец к губам. – Ни слова. Я ничего не нашла, конечно же. Ничего, могу поклясться. И вы не забудете матушку Тонтен?
Мсье Фльосон остановился в двери в ожидании отчета. Когда старуха отвела его в сторону и сказала, что обыск не принес ровным счетом никаких результатов, на его лице появилось растерянное выражение.
Ничто не подтверждало подозрений против графини.
Сыщик перевел взгляд со старой женщины, которой он поручил неприятные поиски, на молодую, которая им подверглась. Графиня, к его удивлению, не стала жаловаться. Он ждал, что она начнет ругаться, но, как ни странно, она восприняла все очень спокойно. В ее лице не было заметно негодования. Да, графиня была бледна, и руки ее дрожали, но она ничего не говорила, во всяком случае не вспоминала о том, через что только что прошла.
И он снова отправился к коллегам на совет, оставив графиню в другой комнате.
– Что дальше, мсье Фльосон? – спросил судья. – Что нам с ней делать?
– Отпустить, – коротко ответил сыщик.
– Как? – язвительно изумился судья. – Вы предлагаете такое после всех ваших подозрений? Таких сильных, таких обоснованных?
– Они стали еще сильнее. И я не сомневаюсь, что они оправдаются. Но сейчас я предлагаю ее отпустить, под наблюдение.
– А, и проследить за ней?
– Именно. Это можно поручить хорошему агенту, например Галипо. Он говорит по-английски и при необходимости может последовать за ней куда угодно, хоть в Англию.
– Ее можно выдать Англии, – вставил комиссар, которого не покидали мысли об аресте.
– Вы согласны, мсье судья? В таком случае, если позволите, я отдам необходимые приказы, а вы не сообщите ли графине, что она может покинуть вокзал?
У графини появилась причина изменить свое мнение о французских властях. На смену необычайной суровости пришла подчеркнутая любезность. С многословными извинениями и частыми поклонами ей сообщили, что ее вынужденное задержание подошло к концу и что теперь она не только может покинуть вокзал, но еще мсье Фльосон и комиссар сами сопроводят ее на улицу, где ее ждет омнибус, на который уже погружены все вещи вплоть до аккуратно собранного несессера.
Но пузырька с металлической крышечкой, как и платка, ей не вернули.
Охваченная радостью, она либо не придала этому значения, либо не пожелала показывать, как ей хочется вернуть эти вещи.
Она не заметила также, что, когда омнибус проезжал через ворота внизу большого склона, по которому спускается дорога, ведущая от Лионского вокзала, за ним на почтительном расстоянии следовал скромный фиакр, который в конце концов остановился перед гостиницей «Мадагаскар». Ехавший в фиакре Галипо не упускал графиню из виду ни на секунду. Зайдя следом за ней в гостиницу, он дождался, когда она покинула холл, и подошел к хозяину гостиницы. Разговаривали они долго.
Глава VIII
Первый этап расследования закончился с обнадеживающими, но противоречивыми результатами.
Несомненно, слежка за графиней еще могла что-то дать, например подтвердить первую версию, но нельзя было забывать и об остальных пассажирах спального вагона. У графини могли иметься сообщники (да вот хотя бы этот надоедливый английский генерал, который так рьяно ее защищал), или же кто-нибудь из них мог рассказать о том, чем она занималась во время поездки.
Но тут мсье Фльосон почувствовал укол совести. Он вспомнил, что два путешественника дали ему две зацепки, но обе они так и остались нерассмотренными. Одна – намек от итальянца на то, что он мог бы существенно помочь расследованию. Вторая – брошенные генералом в качестве насмешки слова о том, что поезд во время переезда из Лароша в Париж все же останавливался.
После совещания с судьей и обсуждения этих фактов было решено, что предложение итальянца представляется более важным, и он был тотчас вызван на допрос.
– Кто вы, чем занимаетесь? – дежурным тоном спросил судья, но последовавший ответ вызвал у него неподдельный интерес и заставил бросить укоризненный взгляд на мсье Фльосона.
– Свое имя я уже называл. Натале Рипальди. Я следователь римской уголовной полиции.
– Что? – воскликнул мсье Фльосон, багровея. – Это неслыханно! Почему, черт побери, вы сообщаете об этом только сейчас?
– Мсье наверняка помнит, как полчаса назад я говорил о том, что хочу сообщить что-то важное.
– Да, да, конечно, но к чему такая скрытность?
– Мсье не проявил никакого интереса, и я решил, что не должен навязываться с тем, что он наверняка выслушает, когда сам посчитает нужным.
– Чудовищно! Ужасно! Я это так не оставлю. Ваше начальство еще услышит, как вы себя ведете! – продолжал бушевать шеф.
– Кроме этого, они услышат и мою версию этой истории и, надеюсь, прислушаются к ней. Я не стану скрывать от них, что я хотел при первой же возможности поделиться с вами своими сведениями, но вы отказались со мной говорить.
– Нужно было настоять! Это ваш прямой долг. Вы – служитель закона или называете себя таковым?
– Пожалуйста, если считаете нужным, телеграфируйте в римскую полицию, и вам ответят, что Натале Рипальди, ваш покорный слуга, по указанию руководства сел на экспресс до Парижа. Вот мои документы, официальная карточка, некоторые официальные бумаги…
– О чем же вы хотели нам сообщить?
– Я знаю, кем был убитый.
– Нам это уже известно.
– Возможно, но только его имя, насколько я понимаю. Я знаю, кем он был по профессии, чем занимался и с какой целью он ехал на поезде, потому что меня приставили за ним следить. Вот почему я здесь.
– Так он был подозреваемым? Преступником?
– Кем бы ни был этот человек, он сбежал из Рима с большой суммой денег.
– Значит, вор!
Итальянец сложил ладони выражающим сомнение и неодобрение жестом.
– Вор – сильное, плохое слово. То, что он перевозил, принадлежало ему или принадлежало раньше.
– Нельзя ли поконкретнее? – вспыльчиво перебил его маленький шеф.
– Если вы будете задавать вопросы, я…
Тут его перебил судья.
– Расскажите, что знаете. Обсудим потом.
– Убит Франсис А. Куадлинг из фирмы «Корресе и Куадлинг», что на Виа Кондотти в Риме. Они банкиры. Фирма существует давно, когда-то она считалась одной из лучших и имела высочайшую репутацию, но в последние годы, после смерти Корресе, у нее начались трудности. В определенных кругах была поставлена под сомнение их финансовая состоятельность, и правительство предупредили, что большой скандал неминуем. Поэтому дело передали полиции, а меня направили собирать сведения и следить за этим Куадлингом. – Он ткнул большим пальцем в сторону платформы. – Его хорошо знали и любили в Риме. Многие не верили