878. Впрочем, стилистика анекдота очень напоминает острословие периода первых пятилеток, и сам диалог связан с дефицитом в целом, а не с отсутствием именно куриного мяса. Кроме того, средний обыватель, покупая бройлеров, не ощущал себя человеком второго сорта в сравнении с представителями административно-управленческой элиты. Куриное мясо было доступно всем. Конечно, приобретаемые советским покупателем курицы по виду очень отличались от современных. В продажу поступали «щипаные», то есть очищенные от перьев, но непотрошеные битые птицы. В рассказе Виктора Драгунского «Куриный бульон», написанном в 1960‐х годах, есть емкая характеристика внешнего вида «куриного продукта»: «Мама принесла из магазина курицу, большую, синеватую, с длинными костлявыми ногами. На голове у курицы был большой красный гребешок»879. Дениска и его папа, решив сварить бульон, долго состригали ножницами остатки перышек, потом опаливали тушку, потом долго мыли ее. Все выглядит очень смешно, но совершенно непонятно современному читателю. Такое же удивление испытали мы с мамой после рассказа жены папиного друга Владимира Александровича Сажина о том, что в США уже в конце 1950‐х годов кур продавали в «расчлененном» виде – грудки отдельно, ножки отдельно. До такого сервиса советская торговля так и не дошла. И все же относительное изобилие куриного мяса никакого отторжения у народа в 1970–1980‐х годах не вызывало.
Иначе проходила кампания, целью которой было заставить советских граждан активнее потреблять рыбу. Впервые в организованном порядке переход с более привычного мясного рациона на рыбный был предложен населению еще в 1930‐е годы. Исследователи обычно ссылаются на постановление Наркомснаба СССР от 12 сентября 1932 года «О введении рыбного дня на предприятиях общественного питания»880, подписанное Анастасом Микояном. Многие рассматривают этот документ как свидетельство поиска новых продуктов в условиях острой нехватки продовольствия и даже проводят параллель между властными инициативами начала 1930‐х и середины 1970‐х. Однако такое сравнение некорректно. Микояновские начинания разворачивались в условиях строго нормированного снабжения. Позднее, после отмены карточек, рыба была в свободной продаже, а икра, севрюга, семга и другие деликатесы считались дорогими, но недефицитными продуктами. Власть в эпоху до- и послевоенного сталинизма стремилась их всячески рекламировать. В 1930–1940‐х в СССР повсеместно можно было увидеть плакат художника Александра Миллера, снабженный текстом: «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы». Существовала и реклама разных видов черной икры: зернистой, паюсной и пастеризованной. Известны по меньшей мере два подобных плаката: оба датированы 1952 годом и созданы художниками Александром Андреади и Юрием Цейровым881.
Так создавался визуальный образ не только благополучия жизни в СССР, но даже определенной роскоши.
Проблемы с деликатесами и обычной рыбой начались в годы оттепели. Причиной в определенной мере стало ускоренное строительство электростанций, но чаще – хрущевский «волюнтаризм» в хозяйственной сфере. Так, в 1956 году в Ленинграде начали уничтожать «живорыбные садки» на набережных Невы и ее рукавов882. Опустели традиционные аквариумы в магазинах крупных советских городов. Я хорошо помню, что сначала вместо живой рыбы их заполняли водорослями, а в начале 1960‐х годов перестали даже заливать водой. В продаже была в основном морская и мороженая рыба. На излете оттепели население СССР познакомилось с хеком. Название этого рода рыб вошло в словарь новых слов и выражений 1960‐х годов883. Но и хек – рыба из породы тресковых – не часто доходила до потребителя. В Ленинграде, например, в 1963 году в продаже имелись только камбала, навага, деликатесный мускул морского гребешка, который тогда никто не хотел покупать. Треску можно было отведать только в заведениях общественного питания. И конечно, настоящей редкостью становились рыбные деликатесы. И это не воспоминания, а данные официальных документов884. Одновременно в качестве нового продукта фигурировала колбаса из мяса кита, которую остряки быстро окрестили «никитовой колбасой». Впервые этот продукт появился в Приморском крае, а затем переместился и в центральные районы СССР. Бывшие студенты Ярославского пединститута вспоминали, что в общежитии постоянно стояла вонь от этого экзотического продукта, который они вынуждены были потреблять в жареном виде885. О китовой колбасе вспоминал и писатель-невозвращенец Анатолий Кузнецов. Он писал о начале 1960‐х годов: «Несколько лет из мясных продуктов в продаже была только „китовая колбаса“, из кита, – значит, нечто очень странное, ни рыба, ни мясо»886.
В начале 1970‐х купить приличную речную рыбу считалось невероятным везением, что зафиксировал советский кинематограф. В фильме «Неисправимый лгун» режиссера Виллена Азарова по сценарию Якова Костюковского и Мориса Слободского (1973) главному герою, роль исполнял Георгий Вицин, никто не верил, что можно свободно купить судака. Это казалось обычным людям таким же вымыслом, как встреча рядового инженера со звездой эстрады тех лет Эдитой Пьехой. Кризис в рыбном хозяйстве нарастал. Для его разрешения в октябре 1976 года ЦК КПСС и Совет министров СССР приняли постановление «О мерах по дальнейшему развитию производства, расширению ассортимента, повышению качества рыбной продукции и по улучшению торговли рыбными товарами». В документе подчеркивалось, что эти меры необходимы «для успешного выполнения решений XXV съезда КПСС в области улучшения снабжения населения продуктами»887. В опубликованном тексте постановления нет упоминаний о «рыбном дне» в системе советского общепита, но в массовом сознании такая связь прослеживается. На самом же деле во исполнение властных решений в стране намеревались построить 319 фирменных магазинов для торговли рыбными товарами888. Действительно, в крупных городах появились торговые комплексы «Океан» – просторные, неплохо оборудованные, с хорошей фасовкой продаваемой продукции. Однако ее ассортимент ограничивался морской мороженой рыбой. В середине 1970‐х годов усиленно рекламировались продукты из криля, рыба хек и экзотика океанской фауны – рыба-сабля. Рецепты ее приготовления приходилось разрабатывать при помощи ученых. Одна из кафедр Ленинградского института советской торговли долго билась над способом удобоваримой кулинарной обработки сабли. Ее размораживали в воде и на воздухе. Варили, жарили и тушили, запекали и припускали в масле, но есть ее можно было лишь в холодном виде889. Не слишком разнообразными были и консервы в системе «Океан». На полках магазинов не встречались ни печень трески, ни бычки в томате, ни консервированные лосось или горбуша, не говоря уже об ухе из благородных рыб. А ведь такие консервы существовали: я отведала их в 1968 году на селигерской турбазе. В виде «сухого пайка» для трехдневного похода нам выдали консервы «Уха из белуги». И конечно, в продаже не было икры и прочих рыбных деликатесов, что раздражало многих горожан, еще не забывших витринное великолепие сталинских рыбных магазинов. Деликатесы распространялись вне сферы обычной торговли. На этом и было построено знаменитое «икорное дело» магазина «Океан». В научной литературе оно пока не освещено ни юристами, ни историками повседневности, хотя явно заслуживает исследовательского внимания. Осмысление и материалов дела, и его освещения в прессе могут пролить свет не только на номенклатурные разборки брежневской элиты, но и на специфику практик потребления в условиях застоя. В ходе «икорного дела» сместили с постов и отправили на пенсию министра рыбной промышленности – крупного хозяйственника и талантливого организатора Александра Ишкова, а его заместитель Владимир Рытов был осужден и расстрелян. Но ни осетры, ни икра не появились в «Океанах». В то же время эти продукты превращались в маркеры социального статуса человека. Об этом свидетельствуют в первую очередь материалы фольклора. В 1970‐е годы появилось большое количество анекдотов, в которых фигурировала икра как остродефицитный продукт890. Несколько странной для людей, не живших в это время, может показаться шутка 1978 года о том, что икру переименовали в «рыбьи яйца». Яйца тогда стоили 0,9 и 1,3 рубля за десяток столовых и диетических соответственно. При этом икра вовсе не была сверхдорогим продуктом: баночка красной (140 г) в начале 1980‐х продавалась примерно за 4 рубля, осетровой (110 г) – за 6 рублей. Осетровый балык стоил 9–15 рублей за килограмм891. Для праздничного стола рыбные деликатесы за такие деньги мог купить любой советский гражданин, но не имел такой возможности: деликатесов в продаже не было. Средний человек вынужденно довольствовался доступной морской рыбой, о чем свидетельствует анекдот 1976 года, излагающий вымышленный диалог севрюги и хека: «Здравствуй, друг народа! – Здравствуй, обкомовская проститутка!»892
В целом появление новых продуктов в торговых сетях и на столах горожан на протяжении всей истории Советского государства не свидетельствует о продуманной политике по поиску пищи, наиболее полезной для человека. Власть лишь стремилась получить некий «вечный хлеб», панацею в условиях дефицита продуктов и разрастания номенклатуры, требовавшей себе привилегий и в питании.