Положенная ему как золотому медалисту заграничная командировка с пенсионом откладывается. И Карл Брюлло решает обратиться к большой картине на историческую тему. Его вдохновляют выдающиеся деятели русской истории прошлых веков: образ Дмитрия Донского (в студенческие годы он нарисовал его отдыхающим на Куликовом поле), Ермака Тимофеевича, история Пскова и Новгорода.
За советом – с чего начать, на чем остановиться, молодой художник идет к своему профессору – Григорию Ивановичу Угрюмову, автору знаменитых в те годы полотен «Избрание Михаила Федоровича на царство» и «Взятие Казани», написанных для Михайловского замка…
Карл взахлеб рассказывает учителю о своем замысле, о первых своих пробах в историческом жанре, – рисунках Дмитрия Донского, отдыхающего перед битвой, о планах обратиться к истории Пскова и Новгорода. Нет бы отговорить учителю, он, напротив, поверил. А замыслы полностью так и не реализовались. Интерес к историческому сюжету был, умения, мастерства еще не хватало.
Весной 1822 г. стараниями Петра Андреевича Кикина, портрет которого кисти Брюлло был тепло встречен художественной общественностью, Общество поощрения художников предложило отправить в Италию Карла Брюлло за счет Общества для усовершенствования в искусстве. Карл настоял, чтобы в «заграничную командировку» его направили вместе с братом Александром. Общество согласилось. Перед самым отъездом братьям Брюлло были высочайше пожалованы в фамилию две буквы. В Риме копии с фресок Микельанджело делали уже братья Брюлловы. В нем, похоже, всегда соседствовали интерес к русской истории, русскому характеру и – к истории всемирной, мировому искусству. Не удивительно, что для своего первого сделанного в Италии портрета пенсионер Карл Брюллов выбирает русского полковника Александра Николаевича Львова. Интерес к встреченному на юге страны полковнику понятен: это не просто военный, – личность незаурядная, сын архитектора, родственник президента Академии художеств Оленина, тонко чувствующий искусство. Более того, Львов становится первым его заказчиком на итальянской земле. Заказанная картина должна быть посвящена сюжету знаменитого итальянского поэта Таркватто Тассо «Эрминия у пастухов». Однако заданные сюжеты стесняют его фантазию, его стремление запечатлеть на полотне быстро меняющуюся окружающую его жизнь. Почти одновременно он пишет «Девушку, собирающую виноград в окрестностях Неаполя». Пишет как проходную работу, не понимая, возможно, что уже нащупывает свою линию в искусстве.
Ему везет в Италии на покровителей. Он знакомится с князем Гагариным, советником русского посольства. Князь Григорий Иванович был человеком весьма примечательным. Сам был неплохим живописцем (но любителем), с профессионалами себя не ровнял, покровительствовал им. Образование он получил в Московском университетском пансионе, где подружился с В. А. Жуковским и А. И. Тургеневым. Разбирался в истории и теории искусства, хорошо знал литературу, был почетным членом общества «Арзамас». Портрет князя был написан благодарным за поддержку Карлом с любовью и пониманием.
«Брюллов гений необыкновенный», – писал г. И. Гагарин.
Словно подтверждая это, Карл пишет новые портреты старшего друга, его жены Екатерины Петровны, детей, – по отдельности и вместе. Пока братья Брюлловы самозабвенно творят в Италии, другой итальянский пенсионер – Орест Кипренский возвращается в Петербур г. Встретили его холодно. В квартире и материальной помощи столица своему гению отказала. Он просит разрешения показать в Эрмитаже свои заграничные работы, но выставка успеха не имеет. Федор Брюллов пишет братьям из Петербурга: даже Оленин, Крылов и Гнедич «истощались над Кипренским, чтоб посмеяться». Чтобы поддержать мастера, Дельвиг договаривается о создании им портрета Пушкина, – Дельвиг хотел иметь портрет друга, вернувшегося из ссылки. Пока идет сеанс, – беседуют о живописи. Дельвиг ведет Пушкина на выставку Карла Брюллова – выставку работ, присланных из Италии.
Пушкин долго стоит перед «Итальянским утром». Назавтра – вновь идет на сеанс к Кипренскому. Как удивительно, – достаточно разнесенные в нашем представлении о XIX в. в стороны, – два выдающихся мастера оказываются завязаны в кольцо событий, людей, мнений.
Выставка в Петербурге пользуется успехом. А сам Карл Брюллов вовсе не склонен почивать на лаврах; судя по автопортрету, сделанному им в это время, – жизнь его, прежде всего внутренняя жизнь, – неспокойна, судьба не проста… Карл пишет и портреты брата Александра, – как и на автопортрете самого Александра, перед нами предстает человек в движении, в постижении и открытии мира.
А в Петербурге тем временем картину Брюллова «Итальянское утро» приобретает сам Государь. И преподносит в дар Государыне. Их Величества высказывают желание иметь картину того же мастера «в пару». Получив заказ, Брюллов быстро пишет картину «Полдень»: после женщины в винограднике – пишет женщину, умывающуюся у фонтана. Государь новой картиной доволен. Ее распространяют в литографиях. Художнику пожалован перстень, а его младший брат – принят в Академию «пенсионером его Величества». Он вроде был в Италии и одновременно – на родине. Россия о нем знает, Россия о нем помнит! Он не повторит скорбный путь Кипренского, вернувшегося в Петербург полузабытым. Слухи о милостивом отношении русского монарха к художнику достигают Италии. Ему разрешено сделать акварельные портреты неаполитанской королевской фамилии. Портреты удались. И Карл Брюллов получает разрешение рисовать в Помпее все, что пожелает, вопреки указу копировать лишь те памятники, изображения которых уже опубликованы.
Как причудлив круг мелких событий, определяющий, предопределяющий рождение шедевра мирового значения. Он настолько увлекся копированием рисунков помпейских бань, изучением останков архитектурных памятников Помпеи, что написал другу Кикину о своем желании по возвращении стать императорским архитектором. Судьба распорядилась иначе. Ему было суждено стать архитектором возрожденной Помпеи. Получившей новую, пусть и воссозданную жизнь на его прославленном полотне. Это полотно, скорее всего, еще не было задумано. Однако оно уже рождалось. В том числе, как ни странно, и во время работы над копией «Афинской школы» Рафаэля, которую он сделал по заказу Государя.
Император приказал заплатить за понравившуюся ему работу сверх назначенной цены в 10 тыс. рублей ещё 5, а также пожаловал живописцу орден Владимира 4-й степени. Случай почти беспрецедентный, – такой высокий орден не был положен дворянину, имеющему в «Табели о рангах» всего лишь 14-й класс. Здесь еще уместно заметить другое: копируя «Афинскую школу», Карл Брюллов не мог не знать, что в углу, у правого края фрески, Рафаэль среди мудрецов Афинской школы изобразил себя. Не тогда ли родился замысел «великого Карла» – при воссоздании гибели Помпеи, изобразить в толпе молодого художника с лицом Аполлона, с ящиком кистей и красок на голове. Достаточно будет раз взглянуть на эту часть картины, чтобы сразу узнать знакомое по автопортретам выразительное лицо великого художника…
А тем временем – вновь сложный виток судьбы и истории искусства приводит в Италию Ореста Кипренского. Этих двух художников многое сближает, когда они пьют вино и говорят об искусстве в мастерской Брюллова, но многое у них в жизни складывается по-разному. Главное – у Кипренского все позади, у Брюллова громкая слава – впереди…
Брюллов пишет виды Везувия… И портреты своих соотечественников на фоне вулкана. Один из таких портретов – подлинный шедевр молодого мастера – изображает яркого русского музыканта графа Матвея Юрьевича Виель-горского с виолончелью. Брюллов верен себе, – и в Италии он ухитряется не терять связи с Россией. Граф изображен почти в рост на фоне тяжелого занавеса, в просвете открывается вид на Везувий. Приезд знаменитого виолончелиста в Италию – праздник для русской колонии. Как и приезд А. И. Тургенева, младшего брата приговоренного к смерти декабриста, путешественника. Брат отказался явиться на суд и жил в Европе таясь, «казнимый изгнанием». Так уж получилось, что ранее Карл писал самого младшего брата – Сергея Тургенева. И портрет Александра Ивановича художник буквально насытил атрибутами и намеками, скорее даже – напоминаниями. На столе возле портретируемого – книга «О налогах», сочиненная Николаем, тут же лист с «Элегией» Андрея Тургенева, в руках же Александра Ивановича – письмо от брата Сергея… На портрете – один из братьев, в память – обо всех четверых.
Интересный исторический сюжет: любимец Николая I, имея возможность благодаря императорскому заказу писать портреты друзей для души, пишет групповой портрет молодых соотечественников, явно сочувствовавших движению декабристов, изображая на портрете книгу, автор которой в России приговорен к вечной каторге…
В память об этом периоде в жизни художника в мастерской его в Петербурге до самой смерти сохранялся еще один автопортрет. Это неоконченная картина, изображающая одну из первых красавиц Европы баронессу Меллер-Закомельскую, в которую Карл был слегка влюблен в свой римский период. Баронесса, обернувшись к зрителям, сидит на корме лодки, на веслах – сам Карл Брюллов. Однако в жизни «вырулить» в свою сторону ему не удалось, любовь угасла, и как позднее баронесса ни просила Брюллова закончить полотно, суля значительный гонорар… Увы, любовь ушла, а с ней и вдохновение… А может, дело не в угасшей любви, а в поиске своей темы… Неоконченным остался и другой автопортрет мастера, который он попытался исполнить по заказу галереи Уффици. Интерес к работе пропал… Позднее Брюллов подарил незавершенную работу семье Карло Кадео, у которого жил на квартире.
Что же волнует мастера? Задуманная картина «Гибель Помпеи».
И если лицо для художника, которому суждено погибнуть под горой пепла, он уже нашел, он знает, что будет писать его с себя и этот автопортрет будет закончен, то вот лицо женщины, которая перед лицом гибели прижимает к груди дочерей, олицетворение Помпеи, гибнущей Помпеи, он ищет, ищет и находит вновь в своей соотечественнице.