С. Любеш и проблемы, связанные с развитием в России земства.
В то же время нельзя не признать правомерность возмущения автора по поводу издания при Александре III запретительных каталогов книг для публичных, а главное, для народных библиотек, усиления цензуры. Однако не будем забывать, что государь себя в сфере культуры специалистом не считал и доверял человеку компетентному, а именно К. П. Победоносцеву. От него исходила инициатива ограничения доступа к литературе, запрещение разносной книжной торговли офеней (несмотря на то, что они торговали только изданиями, прошедшими предварительную цензуру), проведения новых реформ народного образования.
Никак не способствовали развитию просвещения в России и упразднение университетской автономии по новому университетскому уставу 1884 г, и запрещение студенческих объединений, и сдерживание развития народных земских школ, и усиление надзора за университетскими и школьными преподавателями с точки зрения «благонадежности». Все так. Однако ж, когда заходит речь о явлениях для России положительных, имевших место в годы царствования Александра III, С. Любеш склонен объяснять их не умением государя принять правильное решение, а лишь единственным, по его мнению, неоспоримым достоинством царя: «Он не испытывал ни зависти, ни ревности к умным людям и не боялся их». Вот и выходит, когда доверялся действительно умным, незашоренным стереотипами людям, – внутреннюю его политику ждал успех; если же шел на поводу у политиков, не способных ради соответствия новым реалиям поступиться старыми принципами, как это имело место с незаурядным, но заземленным Победоносцевым, – политика государства становилась весьма уязвимой для критики.
Так было и с внешней политикой – явно не тех, например, консультантов слушал государь, когда речь шла о балканской стратегии. В результате достижения сиюминутных амбициозных целей «Россия без всякой войны потеряла не только все плоды победоносной войны, но потеряла даже больше, чем могла бы потерять после самой несчастной войны. <…> В области внешней политики Александр III уничтожил достижения предыдущего царствования на Балканах». С этим мнением С. Любеша можно согласиться. Возражения возникают, когда автор столь же категорично осуждает русско-французский союз и отрицает его пользу для России.
Труднее же всего разобраться в дальневосточной политике правительства Александра III. Проведение активной политики в этом регионе для России было безусловно необходимо. Однако верно и то, что именно в годы правления Александра III «намечались те первые шаги агрессивной дальневосточной политики, втянувшей нас впоследствии в гибельную войну с Японией».
Не считая, по-видимому, себя специалистом в области финансов, экономики, аграрной политики, Александр III активно использует специалистов, доверяя экономический штурвал страны то осторожному М. Т. Лорис-Меликову, то рисковому реформатору с жилкой авантюриста – А. А. Абазе, то бесстрашному Д. А. Милютину, то ученейшему и культурнейшему человеку, киевскому профессору H. X. Бунге, который, по словам даже столь критичного С. Любеша, был «честным и дельным финансистом», приложившим много стараний к упорядочению налоговой системы и всего финансового управления. Прислушивался государь и к советам сменившего Бунге на посту министра финансов И. А. Вышнеградского, инженера, ученого в области механики, опытного финансиста, и сменившего Вышнеградского на сем непростом и решающем для успеха экономических реформ в России посту С. Ю. Витте.
Интересно, что государь прислушивался к советам С. Ю. Витте не только в сфере финансов и экономики, но и в области национальной политики, соглашаясь, в частности, с ним в том, что не только безнравственно и не по-христиански, но и в ущерб и во вред России проведение чрезмерно жесткой политики в отношении инородцев и иноверцев. Об этом пишет и сам С. Ю. Витте в своих воспоминаниях, к которым мы вскоре перейдем, и С. Любеш. Причем, если Витте основывает свои выводы на личных воспоминаниях, то С. Любеш строит свои умозаключения на основе анализа резолюций государя на разных деловых бумагах. Они действительно небезынтересны. На докладе Лорис-Меликова о киевском погроме: «Весьма прискорбно, надеюсь, что порядок будет совершенно восстановлен». На сопроводительной бумаге о погромах в Херсонской губернии: «Не может быть, чтобы никто не возбуждал населения против евреев. Необходимо хорошенько произвести следствие по всем этим делам». Впоследствии, пишет С. Любеш, отрицательное отношение Александра III к еврейским погромам еще более усилилось, когда он узнал о двух версиях об их «инициаторах»: по мнению Лорис-Меликова, это были «анархисты» и «крамольники», а по версии графа Кутайсова, обследовавшего погромы и представившего в 1881 г. по сему поводу записку, это были чины полиции. По-видимому, государь не жаловал ни тех, ни других и на записке начертал: «Весьма грустно». Кстати о крамольниках, тот же С. Любеш приводит одну замечательную резолюцию государя. Совершена попытка покушения на Александра III, в которой, кстати, участвовал А. Ульянов. На Невском арестована группа людей с бомбами в форме книг в руках. А государь, обеспокоенный, безусловно, возможностью возрождения революционного терроризма в России, не только не принимает жестких мер, но накладывает такую вот резолюцию на докладе о беспорядках в Ростове-на-Дону: «Если б возможно было главных зачинщиков хорошенько посечь, а не предавать суду, гораздо было бы полезнее и проще». Они на него с бомбами, батюшку его в клочья бомбой разорвали, а он – посечь…
К слову сказать, многие авторы предполагают (и С. Любеш в том числе), что быстро развившийся у государя и сведший его в могилу нефрит был результатом травматического повреждения, полученного им во время покушения на него в Борках… Нефрит и «освободил Россию от этого тупого и ограниченного гиганта, свободно ломавшего подковы и гнувшего рукой серебряные рубли», безжалостно резюмирует С. Любеш. Имеющаяся в распоряжении современного читателя историческая литература позволяет нарисовать более привлекательный, менее одиозный и однозначный портрет этого российского императора. Да и вообще опыт показывает, что исторические портреты нельзя писать одной краской… Однако ж и из созданного С. Любешем портрета читатель выберет для себя много полезного. В частности, автор прав, выделяя в качестве главной черты государя умение подбирать знающих дело компетентных помощников. Одним из таких людей стал во времена этого правления С. Ю. Витте, – по словам Любеша, умный, энергичный, смелый до дерзости, твердый и самоуверенный политик. «Таких людей европейской, даже американской складки бюрократия наша до того не знала. Даже внешностью своей, крупной фигурой, резкостью, деловитостью и уверенностью в своих силах, с налетом грубости, ярко выделялся он из толпы сановников, окружавших царя и правивших Россией». Кстати, вспомним, что, по характеристике С. Любеша (но уже со знаком минус), теми же качествами обладал и государь, во всяком случае, уверенность в своих силах была ему присуща. Однако же сходство на том и кончалось, ибо если Витте был опытным и умелым экономистом, царь «в этом, конечно, ничего не понимал, но он видел, что Витте бескорыстнее, дельнее и умнее окружавших его сановников».
В своих воспоминаниях С. Ю. Витте воссоздает весьма привлекательный образ императора, что, по мнению С. Любеша, и понятно, «Александр III, ограниченности которого Витте не мог не видеть, был для такого министра, как Витте, идеальным царем. Он был верен своему слову, он не способен был хитрить и лукавить, он был властен, держал в страхе всю ораву князей (имеются в виду великие князья, постоянно пытавшиеся оказывать влияние на политику государей, что нередко приводило к печальным последствиям: о том, что единственный из русских царей – Александр III умел сдерживать безосновательные амбиции великих князей, пишет и С. Ю. Витте. – Г. М.), эту язву всякого правления, потому что это люди, для которых закон не писан. <…> И особенно должен был ценить Витте Александра III после того, как ему пришлось больше десяти лет иметь дело с Николаем II, на которого никто никогда и ни в чем положиться не мог». Так, пытаясь обвинить Александра в ограниченности, С. Любеш невольно дал ему весьма привлекательную характеристику как государственному деятелю.
Однако ж пора предоставить слово и защитнику Александра III, его министру С. Ю. Витте. Есть в его трехтомном сборнике «Воспоминания» и отдельные точные наблюдения, и обстоятельный анализ внутренней и внешней политики Александра III, и развернутые характеристики его как человека и государя. В первом томе «Воспоминаний» нас привлекает рассуждение Витте о том, как огорчало и «смущало» государя повальное пьянство народа, о поиске им мер борьбы с ним. Удивит, вероятно, читателя и воспоминание бывшего министра о том, как государь торопил его с законом об ответственности фабрикантов перед рабочими. Учитывая, что основным оппонентом Витте в борьбе за этот закон был К. П. Победоносцев, государь просил своего министра «не поддаваться влиянию Победоносцева», который хотя и «человек очень ученый, хороший, бывший его профессор, но что, тем не менее из долголетнего опыта он убедился, что Победоносцев отличный критик, но сам никогда ничего создать не может», а надо идти вперед, надо создавать. Примечательно рассуждение императора, приводимое мемуаристом: «Во всяком случае, я уже давно перестал принимать во внимание их советы» (то есть Победоносцева и людей его типа). Читая Витте после Любеша, ловишь себя на мысли, что речь идет о разных людях, настолько рознятся даже не оценки – факты, приводимые авторами, об интонации уж и говорить не приходится.
Императору Александру III и его политике посвящена одноименная глава первого тома воспоминаний.
Примечательно начало главы: «Я уже имел несколько раз случай говорить о замечательной и благороднейшей личности императора Александра III. Большое несчастье, что он процарствовал так мало: всего 13 лет (так много – считал С. Любеш. –