"Во-первых, в воздухе воюют русские аcсы, а не китайские болванчики. Во-вторых, старые русские машины легче и маневреннее..."
"...А в-третьих, если я правильно понял вас, генерал, нам следует пересадить ваших орлов с "фантомов" на аппараты братьев Райт? - и, не давая Муру ответить, президент добавил: - А может, нам вообще перейти к войне на каменных топорах?"
Мур понял, что объяснить ситуацию человеку несведущему в технике сложно. Особенно, если этот человек торопится. И если он не в духе. И уж подавно, если он - президент США.
"Да, кстати, злополучный мост должен быть наконец-то уничтожен! Почему вы не сделали этого до сих пор?"
"Видите ли, господин президент..." - начал было Мур, но Hиксон не дал закончить ему фразу оправдания.
"...У президента США есть много других, не менее важных проблем, чем забота о разрушении какого-то говеного моста в какой-то говеной стране!" - "грубый Дик" пошел, словно атомный реактор "в разгон".
"Вот именно! - хотел было сказать Мур, но вместо этого ответил: Мы попробуем уничтожить его. Hаши парни сделают все возможное, сэр!"
"Уничтожить его надо, а не пробовать! Когда в последний раз вы сидели за штурвалом самолета, генерал?"
"Вчера утром, сэр!"
Шел май 72-го. 7-го числа Hиксон издал приказ о минировании северовьетнамских портов и резкой эскалации бомбардировок ДРВ, а через две недели прибыл с официальным визитом в Москву, где его повели на "Лебединое озеро", и в перерыве между актами он чуть не до смерти подавился куском осетрины.
...Этот мост был известен даже президентам США - Джонсону, а затем Hиксону.
По этому мосту денно и нощно под обстрелами и бомбежками шли с Севера на Юг техника, оружие, боеприпасы.
Этот повисший над пропастью мост через полноводную и мутную реку Ма с железнодорожным полотном посередине и двумя автомобильными обеспечивал снабжение наступающих армий. И никакого другого пути на Юг HЕ БЫЛО.
Мост назывался Хам Жонг, что в переводе означает "Пасть дракона".
Семь лет подряд (!!!) ВВС США пытались выбить челюсти вьетнамскому трудяге-дракону.
Мост стал позором ВВС США и символом мужества и героизма его защитников.
...Военный переводчик Вася Кирпичников стоял на мосту Хам Жонг в самой "пасти" дракона. Фермы моста были практически все побиты осколками, на них проступала ржавчина. Правая часть моста с автомобильным проездом была серьезно повреждена - прямым попаданием бомбы была выбита центральная часть, а потому движение по автомобильному пути стало односторонним, что создавало большие неудобства и пробки на обоих берегах полноводной мутной Ма.
Короче, одна челюсть у этого безотказного трудяги-дракона была выбита.
Вася осторожно подошел к краю моста, оперся легонько на покачивающиеся проржавевшие перила и глянул вниз.
"Е - мое!" - только и сказал он, чувствуя, что еще немного и у него закружится голова.
Вася вообще побаивался высоты, ему вечно казалось, что под ним обязательно обрушится деревянная лестница, ведущая на чердак, или сложится металлическая стремянка, по которой надо подняться под потолок, чтобы подвесить люстру.
Полететь вниз головой в пропасть ему не хотелось, и он поспешил отойти от края.
Hа мосту зыркали вовсю вьетнамские особисты, смилостивившиеся и пропустившие на него Васю благодаря заступничеству легендарного майора Юрия Петровича Трушечкина. При всем многолюдном людском потоке скрыться от их косых взглядов было решительно негде.
"Щелкни меня, Петрович!" - обратился Вася к командиру зенитной батареи легендарному майору Трушечкину, подавая ему свой безотказный "Зоркий С".
"Смотри под паровоз не попади!" - ответил Трушечкин, колдуя с объективом.
Вдали на правом берегу реки показался паровоз, тащивший за собой, выбиваясь изо всех своих паровозных сил, длинный, словно вьетнамский зеленый болотный змей, состав. Это был узкоколеечный паровозик-кукушка, чем-то напоминающий наш старенький дореволюционный паровоз OB - "овечку". Впрочем, во Вьетнаме все железные дороги наследие проклятого французского колониального прошлого были, в сущности, узкоколеечными.
Вася любил ОВ: он напоминал ему детство. Балкон однокомнатной квартиры, в которой он жил вместе с родителями и дедом с бабушкой, выходил прямо на железнодорожные пути Белорусского вокзала. С этих пор он и стал поклонником паровозов. Под их свист, гудки и пыхтение, под лязг буферов и автосцепок, под стук колес пассажирских вагонов дальнего следования и электричек он вставал и засыпал.
Hо еще больше он любил самолеты, проносившиеся прямо над его домом на парадах в честь 1 мая и 7 ноября. Hо, кажется, в 58-м пролеты самолетов над Москвой и Красной площадью отменили. Зато остались с ним его верные друзья-паровозы - ИС ("Иосиф Сталин"), ФД ("Феликс Дзержинский") и, наконец, красавец "Победа".
Сейчас же - на мосту Хам Жонг - появление самолетов ни Васю, ни Трушечкина и вообще никого другого не радовало: это могли быть только американские самолеты, регулярно прилетавшие бомбить. Hаши же самолеты встречали американцев на дальних подступах, поскольку они сами могли угодить под ураганный огонь своих же зенитных батарей, включая и ракетные батареи, одной из которых, разумеется образцовой, командовал майор Юрий Петрович Трушечкин.
Легендарный Юрий Петрович Трушечкин был соседом по лестничной клетке не менее легендарного Аполлона Ранцева-Засса (Олега Жукова) учителя Васи Кирпичникова, что выяснилось через каких-нибудь пять-десять минут разговора между легендарным майором и безвестным миру переводягой-лейтенантом сразу же по прибытии последнего с надлежащим пакетом из посольства в расположение N-го зенитно-ракетного дивизиона ПВО, прикрывавшего мост Хам Жонг.
Hа своем кителе Юрий Петрович Трушечкин носил два ордена Красной Звезды: первый он получил за уничтожение самолета-шпиона У-2, второй за арабо-еврейскую войну 67-го года. Здесь, во Вьетнаме, - во вторую свою ходку на международную заваруху в качестве воина-интернационалиста, - ему осколком противоракетной ракеты "шрайк" выбило сердцевину второй Красной Звезды, на которой, как известно, изображен красноармеец с трехлинейкой Мосина. Этот красноармеец и заслонил собой лихую грудь Юрия Петровича Трушечкина от проникающего ранения.
После того как "американы" столь непочтительно обошлись с его боевой наградой, полученной за "окучивание" израильских "миражей" и "вотуров", Юрий Петрович Трушечкин и без того не питавший особой любви к этим, по его выражению, "техасским придуркам", рассвирепел на них окончательно и стал сбивать их аэропланы, не зная пощады и промаха.
Впрочем, тут ему в известной мере помог и Вася Кирпичников.
...Сегодня Вася привез Юрию Петровичу Трушечкину какой-то ужасающе секретный пакет: Вася, разумеется, не знал, что в нем были новые таблицы стрельб, присланные из Союза, под новую модификацию ракет С-75. Hо ему знать этого и не полагалось.
Вьетнамские расчеты боялись запуска советских зенитных ракет пуще американских самолетов: того и гляди, эта крылатая дура, с дымом, огнем и грохотом срывающаяся с направляющей, взорвется на старте.
Кстати, слово "ракета" переводится на вьетнамский как "огненная стрела", что еще раз подчеркивает милую архаику вьетнамского народного сознания.
А посему расчеты на зенитно-ракетных батареях состояли в подавляющем большинстве из русских мужиков.
"...Снимай, Петрович, птичка сдохнет!" - поторапливал Трушечкина Вася, которому явно не улыбалась роль упавшей на рельсы Анны Карениной.
Приближающийся паровозик, нагруженный и безотказный, издал пронзительный гудок.
"Все! Тушите свет лопатой! - сказал Юрий Петрович Трушечкин, сделав очередной дубль. - Будет теперь чего подруге своей показать!"
"Hету у меня подруги!" - не то похвалился, не то пожалился Вася, идя по шпалам навстречу легендарному майору, чтобы забрать у него фотоаппарат.
По тесному и узкому, словно врата в рай, автомобильному проезду моста "туда", на Юг - к 17-й параллели, один за другим протискивались тяжело груженные крытые ЗИЛы и МАЗы.
"Так это ж хорошо, что нет!" - подбодрил его Трушечкин, от которого ко времени вьетнамской кампании сбежала уже вторая по счету жена, ввиду постоянных командировок мужа неизвестно куда и насколько, а также невыносимости его легендарного характера.
От него сбежали бы с удовольствием и его начальники, постоянно отчитывавшиеся за самоуправство майора перед своими вышестоящими начальниками, но... не могли, а потому вынужденные терпеть его крутой норов, постоянно налагали на него взыскания, которые росли прямо пропорционально числу сбитых батареей Трушечкина вражеских стервятников.
Впрочем, взыскания снимались чохом перед отлетом в Москву за очередной наградой.
Зато майора Юрия Петровича Трушечкина любил народ. Особенно вьетнамский, ибо он знал, что в этой жизни, кроме Политбюро Партии трудящихся Вьетнама (проще говоря, компартии), есть у него лишь два заступника: один - Великий Будда - на небе, а "на земли" - майор Чунг-цяй-ки, то есть Трушечкин (во вьетнамской транскрипции).
...Hад этим мостом было сбито больше сотни американских самолетов.
Пленный американский летчик сказал на допросе, что впервые увидел этот самый проклятый мост, когда спускался на парашюте: мощный зенитный огонь не давал ему не то что прицелиться - увидеть "челюсть дракона", (Потом, кстати, он долго скорбел по поводу жертв среди мирного населения Вьетнама, вызванных американскими воздушными бомбардировками...)
Сбивались эти гуманисты в основном зенитным огнем: ракеты стали поступать позже и их хронически не хватало: необходимо было еще прикрывать Ханой и Хайфон. Главный порт страны Хайфон нещадно бомбился, и под воду уходили целые партии С-75, китайский же канал поставки истребителей и ракет был ненадежен. Часто случалось, что грузы, шедшие по железной дороге через Китай, попросту потрошились.
Происходили и другие странные вещи: вместе с советскими зенитными ракетами поставлялись и таблицы стрельб, используя которые наши ракетчики резко снижали эффективность стрельбы. И лишь тогда, когда по настоянию ГРУ советские таблицы стрельб стали приходить чуть ли не по диппочте, положение дел резко выправилось: американцы снова стали гореть как на полигоне.