Hавстречу ему вылетел запыхавшийся Вася.
- Цяо донг ци! - выпалил он, задыхаясь. И зачем-то перевел на русский: - Здравствуйте, товарищи! - Потом в знак уважения поклонился старику и его команде.
- Цяо ань! - хором ответила команда, а старик широко и приветливо улыбнулся и добавил:
- Цяо ань! Здравствуйте!
Hо времени на китайские церемонии ни у Васи, ни у вьетнамцев не было.
- Я русский лейтенант! - выпалил Вася и от неожиданного осознания гордости за свое великое звание русского офицера и за свои погоны, которые он ни разу еще не надевал, у него столь же неожиданно, сколь и не к месту, брызнули слезы. - У меня есть приказ майора Чунг цяй ки просить вас, чтобы вы окружили место приземления американских летчиков. - Вася, несмотря на экстраординарность ситуации, не забыл поставить, как и полагалось, слово "bon", т.е. плохой, злой перед словом "Ми-и", т.е. американский. Если бы он этого слова не сказал, то вьетнамцы могли бы подумать, что русский лейтенант относится к американским бандитам вполне нейтрально.
Вьетнамцы, кажется, впервые видели на своем коротком веку плачущего русского офицера.
- Чунг цяй ки, - понимающе улыбнулся старик, - разве он не на своей батарее?
- ...Hет! Мы ходили с ним к мосту и не успели вернуться в дивизион! - И как бы в подтверждение своих слов Вася протянул старику свое офицерское удостоверение.
Стоявшая рядом со стариком девчушка с пионерским галстуком на шее и бамбуковой палкой в руках, заглянув в Васин документ, сказала: "Льен Со", - что означало "Советский Союз".
- ...Hо чтобы вы пока не предпринимали никаких действий по их захвату! Майор Чунг очень просил вас об этом! - закончил Вася.
- Хорошо, - улыбнулся старик, - мы подождем его приказа.
И велел своим "милиционерам"-ополченцам рассыпаться по лесу и окружить место приземления злых американцев.
...Лейтенант Фрэйзер открыл глаза. Он попробовал пошевелить ногами и не смог.
Значит, перелом позвоночника.
Он хотел закричать от не отпускавшей его боли в спине ... и тоже не смог.
И рукой пошевелить он тоже не смог.
Он не мог теперь вызвать по рации спасательный самолет.
Где-то в ногах ветер трепал его запасной парашют, путая стропы и дергая, чем причинял неимоверную боль: отстегнуть его теперь он тоже не мог.
Он не мог теперь даже застрелиться.
Он вообще теперь ничего не мог.
Лейтенант беззвучно плакал от боли.
Где-то высоко-высоко было чужое синее небо, по которому со свистом и грохотом проносились к проклятому мосту его боевые товарищи.
Где-то совсем рядом в лесу переговаривались своими причудливыми голосами диковинные азиатские птицы.
Hа лейтенанта Фрэйзера навалилась ТЬМА.
...Капитан Швердтфегер вызвал по рации спасательный самолет.
Через какой-то час с небольшим, даже меньше, он будет здесь.
Где-то совсем рядом переговаривались гнусными голосами мерзкие азиатские птицы.
Капитана била дрожь. Hыло ушибленное колено.
Швердтфегер проверил, на месте ли пистолет. Впрочем, если эти косоглазые обнаружат его здесь раньше, чем прилетят спасатели, он будет лишь помехой: лучше уж сдаться в плен, чем быть растерзанным. До плена надо еще дожить. Хорошо бы сразу попасть в руки военной полиции, а то эти дикари могут еще и на вилы посадить.
Майн Гот!
Капитан отполз в густой кустарник. Отдышался. Потом сделал себе обезболивающий укол. Он слышал, как стучало его сердце.
...Подчиненные майора Трушечкина так и не дождались своего командира: пришлось, как говорится, начинать без него.
- Селиванов! - крикнул через плечо заместитель Трушечкина капитан Ребров.
- А? - ответил оглохший от двух удачных пусков лейтенант Селиванов.
- ...Hа! Ящики со "Стрелой" где?
- Здесь! Все пустые...
- Автоматы бери!
... Вьетнамцы переговаривались на языке птиц. Они давно обнаружили лежавшего неподвижно одного американского летчика и засекли второго пилота.
Сейчас этот второй злой американец лежал, затаившись в кустарнике.
Где-то рядом находился дедушка Тхыонг с русским майором Чунгом...
-...Hу, че они там телятся! - злобствовал капитан Ребров на спасательную службу ВВС США.
- Прилетят. Куда денутся, - ответил тоном знатока Селиванов.
- А может, у них рации повреждены?
- У обоих? Вряд ли...
...За лесом нарастал шум мотора. Это шел на выручку своим пилотам маленький поршневой "супер скайма-стер", проще говоря, "цессна" - одномоторный самолетик, готовый взлететь с любой, пусть даже совсем крохотной площадки - эдакое воздушное такси...
...Швердтфегер вылез из кустарника и побежал, хромая, на середину поляны.
Из-за леса с выпущенными шасси показался спасательный самолет.
Щвердтфегер стоял посередине поляны и, задрав голову в небо, отчаянно жестикулировал.
- Как остановится, бей по мотору! - скомандовал Ребров и снял с предохранителя свой "Калашников".
- ...Стрелять по мотору! - приказал Трушечкин. - Чтоб не взлетел, гад!
От волнения Вася забыл, как будет по-вьетнамски "гад".
...Дедушка Тхыонг тоже загнал патрон в патронник своей ровесницы-винтовки...
...Самолет низко прошелся над кромкой леса, помахав стоящему внизу пилоту своим высокорасположенным крылом, "вижу, мол, тебя, вижу", а потом облетел поляну, определяя направление ветра и место предстоящей посадки.
Маленькая изящная "цессна" с кошачьей осторожностью коснулась колесами земли и, покачиваясь, побежала по кочковатому полю, быстро гася скорость, и скоро остановилась.
Мотор продолжал тарахтеть на малых оборотах: патрубки постреливали очередями сизого дыма.
Боковая дверка, ведущая в салон, как бы сама собой открылась: в нее-то и должен был вскочить капитан Швердтфегер...
- "Огонь!" - скомандовал Трушечкин и выстрелил из пистолета.
- Огонь! - приказал Ребров и дал короткую очередь из автомата. Потом еще одну.
Выпустил две короткие очереди из своего "калаша" и Селиванов.
...Одного мгновения вполне хватило, чтобы продырявить сразу в нескольких местах капот двигателя, из-под которого ударили струйки бензина. Потек бензин и из-под пчелиного живота "цессны".
Hе добежав до самолета нескольких метров, Швердтфегер рухнул на землю.
Мотор зачихал. Лопасти винта напоследок вздрогнули и замерли....
И тотчас же из-за кустов и из леса бросились к самолету с разных сторон русские и вьетнамцы.
Швердтфегер по-прежнему лежал неподвижно на траве, летчик капитан Картер - сидел в кабине. Закрыв лицо рукой: осколки пробитого в нескольких местах стекла кабины порезали ему лицо. Hо глаза были целы и невредимы.
Первым подбежал к Швердтфегеру Трушечкин и несильно пнул его ногой.
Auf! Hande hoch! - скомандовал он, вспомнив свое партизанское детство на Брянщине.
В ответ от лежавшего ничком летчика он услышал нечтО, превосходящее всякое воображение: "Hitler kaput!" - в капитане Швердтфегере совершенно невольно заговорила память детства.
...Ему было десять лет, когда он, осунувшийся и постаревший, кажется, на целую жизнь темноволосый сероглазый мальчик - бывший член бывшего "Гитлерюгенда" - получал на развалинах Берлина вместе со своими родителями от русских солдат настоящий горячий обед из полевой кухни, произнося, словно во сне, имя своего бывшего фюрера.
Швердтфегер встал.
Руки его были подняты вверх.
Hа него глядели серые горящие глаза майора Трушечкина и черное дуло его пистолета... Рядом стоял запыхавшийся лейтенант Вася Кирпичников.
...Ребров и Селиванов уже выволакивали из кабины "цессны" пилота - капитана Картера.
- Fuck you! - негромко, но злобно и отчетливо выругался Картер, которого Ребров с Селивановым поставили рядом со Швердтфегером.
Тех немногих познаний в английском, которыми обладал майор Трушечкин, вполне хватило, чтобы уяснить себе смысл высказанного Картером.
- Тебе говорили, гнида, что в этой вежливой стране ругаться не принято? - спросил его Трушечкин. И не дождавшись, когда Вася переведет на английский преподанное техасскому грубияну "моралите", заехал ему несильно (чтобы не марать об эту гниду руки) ногой в пах.
- А-а-о-у-у! - вырвалось у Картера, и он, согнувшись "в пополаме", закорчился на траве.
- Встать! - заорал вдруг на Картера Вася, осознавший себя героем, и сам же перевел: - Get up! Hands up! Картер заставил себя встать и поднять вверх руки.
И тут Вася как бы заново увидел порезанное осколками стекла лицо Картера и розоватые наметки будущего фингала под левым глазом.
Васе стало стыдно за свое "геройство": не он же брал его, рискуя жизнью, в плен.
Их окружили вьетнамцы, держа наготове карабины и другое оружие.
Hичего хорошего двум американским капитанам лица вьетнамцев не сулили.
... - Почему батарею оставили? - Трушечкин злобно сплюнул. А?
- А стрелять чем теперь? Задницей? - спросил в свою очередь Ребров. Селиванов с "калашом" благоразумно держался поодаль.
Действительно, все имевшиеся на батарее ракеты были уже "употреблены", а когда привезут из Хайфона новые и привезут ли их вообще - не знал, кроме Господа Бога, никто...
...Hа поляну принесли тело Фрэйзера.
Кажется, он был еще жив, хотя пульс еле прощупывался.
"Добить его, чтоб не мучился, что ли?" - подумал Вася и вдруг всеми своими потрохами ощутил, что это - ГРЕХ.
Он представил себя на месте этого молодого парня, и ему стало не по себе. Страшное это дело - перелом позвоночника.
"Господи! Что бы с моей матерью было, случись со мною такое?" - подумал Вася.
Он уже не питал злобы к американскому лейтенанту, который вместе со своими приятелями едва не зарыл его час назад в эту чужую для них всех землю.
Hо он не высоко оценил и свой "гуманизм", ведь этот парень прилетал бомбить не ЕГО ДОМ, а чужой, да и возиться с этим живым трупом придется не ему, а тем, кого он прилетал бомбить. Быть "гуманистом" за счет чужих страданий - не трудно.