раев ничуть не удивился, не обнаружив никаких посторонних связей. Даже секретарша Светочка, вопреки устоявшемуся мнению и массе анекдотов, спала не с шефом, а с его заместителем…
…В принципе большую часть задания он выполнил — Колыванов был найден. И во многом стараниями Граева. Тот воспользовался старыми связями, и по его просьбе Пушкинское РУВД и управления соседних районов извещали обо всех неопознанных или изуродованных трупах. О выловленных из воды давних утопленниках. О найденных в глухих местах долго пролежавших мертвецах…
При другом раскладе, учитывая, что Колыванов считался сбежавшим в весьма далёкие края, его невостребованное тело могло пролежать в морге несколько месяцев. И сгинуть в безымянной могиле. Никто и не подумал бы пригласить на опознание жену исчезнувшего больше года назад бизнесмена.
Но предъявлять за это счёт к оплате Граев не считал возможным. Мужа Катя и так живым увидеть почти не надеялась, а к загадке пятнадцатимесячной давности добавились две другие — кто и зачем убил Колыванова? и где он был и что делал столько времени?
…Но где же, чёрт возьми, Марин? Граев мысленно выругался и прикурил очередную сигарету. Впрочем, никто со стороны, глядя на застывшую в спокойной неподвижности у трубы фигуру, никогда не сказал бы, что Граев недоумевает и нервничает…
Задумавшись, Граев чуть было не пропустил момент, когда из одноэтажного здания морга вышел доктор Марин.
Доктор шёл усталой походкой, помахивая пластиковым пакетом. Было ему уже за пятьдесят, но седина пока не пробивалась в густых каштановых кудрях, а рукопожатие, которым он попытался было приветствовать Граева, оставалось на редкость мощным.
Марин недоумённо посмотрел на протянутую в ответ левую руку с вывернутой наружу ладонью. Вспомнил, хлопнул себя по лбу и смущённо поприветствовал лёгким касанием.
— Извини, Граев… Совсем забыл.
— Ничего, бывает…
— Слушай, пойдём отсюда, а? Разговор будет долгий, а у меня эта контора вот где стоит!
Доктор энергично провёл пальцем поперёк горла — он всегда отличался несколько экспансивными жестами. Граев молча кивнул, и они вышли сквозь уныло обвисшие на ржавых петлях ворота. В сотне метров от мрачного заведения виднелся не то большой сквер, не то маленький парк с вытянувшимся зеркалом пруда посередине.
Усевшись на скамейку возле самого берега, Марин извлёк из сумки батон. Узрев бесплатное угощение, сновавшие по пруду утки тут же целенаправленно поплыли к их берегу. Окрестные голуби тоже оживились и подбирались к доктору с тыла, собираясь составить конкуренцию водоплавающим собратьям.
Граев с трудом сдерживал нетерпение, но молчал, глядя, как сильные пальцы доктора мнут и разрывают батон. Представил, что недавно делали эти пальцы, и невольно отвёл взгляд от рук доктора…
Тоненький звонок тревоги, услышанный Граевым у дверей морга, звучал в мозгу колокольным набатом — поведение Марина было необычным. Неправильным…
— При Елизавете здесь была колония немцев, от двора их оттёрли после окончания немецкого засилья при Анне Иоанновне… — задумчиво сказал доктор, когда первые куски булки полетели в воду. — Они и разбили этот парк, и пруд выкопали, так до сих пор и называется — Колонистским…
Тут уж Граев не выдержал и сказал как можно мягче и спокойнее:
— Послушай, Василий Петрович… Я тебя не первый год знаю, я же вижу, что ты раскопал что-то потрясающее… Давай уж, поделись, пожалуйста…
Доктор круто повернулся к Граеву и чуть ли не прокричал:
— Нет уж, это ты поделись! Поделись, где ты выкопал это?!
Последовал резкий жест за спину, в сторону морга. Испуганные голуби разом взлетели, утки кургузо побежали по воде в разные стороны, истерично хлопая крыльями.
— Что — это? Он был гермафродитом? Транссексуалом? Бесполым инопланетянином и проболтался последний год на своей тарелке?
Чувство юмора порой бывало у Граева тяжеловесно. Доктор, вспышка которого угасла так же внезапно, посмотрел на него со странным интересом.
— Так ты догадался… что он не совсем человек… — Фраза Марина звучала не то вопросительно, не то утвердительно.
Граев глянул на него с тем сочувствием, с каким смотрят на близкого человека, случайно подцепившего дурную болезнь. Ему встречались люди, подвинутые на НЛО и пришельцах, — и от них Граев старался держаться подальше. Доктор перехватил этот взгляд, помолчал, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, заговорил спокойным тоном:
— Хорошо, давай начнём сначала. Сначала поведай, откуда этот… хм… экземпляр взялся. Затем прочитаешь заключение о смерти, а я расскажу о том, что туда не вошло…
Граев изложил историю Колыванова по возможности коротко, опуская неподтвердившиеся догадки и бесплодные поиски. В сжатом виде она заняла около десяти минут. Марин не перебивал вопросами…
Пропустив стандартную преамбулу, Граев бегло просматривал машинописные листочки. Огнестрельное ранение… охотничье ружьё предположительно 12-го или 16-го калибра… ну, это и так было понятно… а вот насчёт гвоздей Мельничук ошибся… стреляли рубленым припоем… надо же, даже марку определили — ПСрЦ-37, лихо… повреждения, несовместимые с жизнью… понятное дело, какая уж тут жизнь с горстью припоя в сердце… хм… а вот это интересно — смерть наступила через полтора-два часа после выстрела… на редкость, однако, живучий был парень… ну, дальше всякая биохимия и специальные термины… да это и ни к чему, главное и так понятно…
— Не заметил ничего необычного? — поинтересовался доктор, когда Граев протянул обратно заключение.
— Умирал странно. Долго слишком…
— Да нет, тут дело не в том, когда умер, а от чего умер… Но первая странность в другом. Ты обратил внимание, чем стреляли?
— Обрубками припоя. Бывали такие случаи. По большой беде их и для охоты используют, если нет дроби. Заряд тяжёлый, летит хорошо и мягкий, ствол не царапает.
— Э-э-э… тут другой припой был… Вот взгляни…
Доктор извлёк из кармана пиджака и протянул Граеву маленький прозрачный пакетик, в котором лежали два небольших, сантиметра по полтора каждый, почерневших обрубка проволоки — тоненькой, жёсткой, не похожей на обычный оловянный припой. Заряжать такой ерундой ружьё было глупо — разлетятся во все стороны и метрах в восьми или десяти лишь царапнут по цели; обрубки гвоздей и то, пожалуй, пригоднее…
— И что же это за припой?
— Стоматологический, для пайки протезов. В нём больше трети чистого серебра.
— Интересно, — без особого интереса сказал Граев, не сильно заинтригованный ещё одной странностью в деле, и без того перегружённом непонятным. — Его трудно достать?
— Проще простого. Есть масса частных магазинов для стоматологов, в любом продадут и документа не спросят.
— Тогда это не след.
— Дело не в этом, Граев. Парень умер не от раны в сердце! Понимаешь? Он прожил с ней два часа и вполне мог выжить.
Тут Граева наконец проняло. Он медленно, с расстановкой, спросил:
— Так от чего он умер?
— Задохнулся. Точнее, отравился…
— ???
— Гемоглобин. Ты слышал, что в молекуле гемоглобина переносчиком кислорода является атом железа? Так вот, у него началась активнейшая реакция замещения иона железа ионом серебра… Небывало быстрая реакция… У людей такое бывает, но не такими темпами и с другими металлами. С серебром — никогда…
Граев вдруг понял, куда клонит доктор. Отнюдь не к зеленокожим человечкам из тарелочки.
Даже детям известно, кого можно убить лишь серебряной пулей. Ликантропа. Вервольфа. Перекидыша. Или, говоря попросту, оборотня. Версия с Колывановым-инопланетником понравилась бы Граеву больше…
Как относиться к словам Марина, он не знал. С одной стороны, многолетний опыт свидетельствовал, что на суждения и выводы доктора можно полагаться уверенно. С другой — надо думать, все нынешние пациенты психушек тоже были нормальными — до определённого, критического момента. Так ничего и не решив, Граев решил дослушать доктора до конца.
— В общем, всем его органам в последние минуты катастрофически не хватало кислорода, патологические изменения характерные — мозг забирал всё себе…
Граев не стал корить себя за прокол. За то, что не поискал на губах и под ногтями следы асфиксии. Ночью, под фонарями… Да и дыра в боку сразу пустила мысли в другое русло.
Марин продолжил:
— Но сами органы, да-а-а… Сердце, кстати, до самого конца работало как часы — нашпигованное этой гадостью.
— Так что с органами? — мрачно спросил Граев, решив не удивляться, если доктор скажет, что у покойного было две печени или три почки…
— Не знаю, Граев, это трудно выразить… Я вскрыл сотни трупов… Каждый орган сам по себе в пределах допустимого… но всё вкупе производит одно впечатление — так не должно быть… Одни здоровые, как у младенца… другие в крайней стадии истощения, чуть ли не атрофированные… странное такое впечатление, что он умер в середине непонятного процесса. Избирательного старения?., или, наоборот, омоложения?.. Но бурные изменения в организме в эти два часа перед смертью происходили…
— А что с волосами?
— Не знаю. По крайней мере не сбриты. И не выдернуты — луковицы не повреждены. Просто выпали. От чего — неясно. Следов химио — или радиотерапии нет. Элементарно облысел всей поверхностью тела. Причём совсем недавно…
Граев успокоился — пока доктор не говорил ничего, противоречащего здравому смыслу и логике. Ну а в точности его диагнозов сомневаться не приходится.
— Значит, можно резюмировать: Колыванов был болен какой-то редкой болезнью. И диагностировать её сейчас нельзя. Интересно… Могла она повлечь психические отклонения?
— Ничего-то ты не понял… И ничего тут нельзя резюмировать без глубоких исследований… Для начала цитологических. Мне кажется, если изучить повнимательнее его клетки — много чего интересного всплывёт… Мышцы… Граев, такое невозможно — признаки гипертонуса и миопатии[8] — в одних и тех же мышцах! И то, и другое — в крайней стадии… Аналогия — если бы он загнулся от ожирения и дистрофии одновременно… Или одновременно за — мёрз и сгорел… Кости… Жёлтого костного мозга практически нет! Просто нет! Только красный! Как у ребёнка, как у растущего организма! Ты знаешь, что по составу костного мозга можно приблизительно определить возраст? Так вот, этому — года три, не больше… А коллаген… А надкостница… С такой надкостницей… Часть заряда шла кучей, сломала ребро… Оно срослось! За эти два часа! Паша, я могу читать тебе лекцию ещё