Демонстрировал окровавленный кулак заговорщикам Граев недолго — театральная красная краска от крови вблизи и при дневном свете всё же отличается. Ладно, клиенты в панике, не разберут ничего, зато если кто и дёрнется жаловаться (практически невероятно, но чем чёрт не шутит) — ни одно освидетельствование физического ущерба не обнаружит.
Граев усмехнулся и начал работать…
Менеджеры ломались и крошились, как чипсы в трясущихся руках любителя пива. Сольную партию вёл Граев — метался угловатой тенью по кабинету, нависал над размягчёнными пребыванием в приёмной клиентами и, казалось, готов был повторить расправу с Метцелем. Порой, сбавив обороты, давал понять, что считает очередную жертву отнюдь не главной пружиной в деле и готов многое спустить на тормозах при полной откровенности. Однажды даже вызвал из-за двери двух радостно осклабившихся обломов и устало сказал, показывая на упорствующего глупца:
— Забирайте. Но без шума. — И протянул им толстый рулон скотча. Подействовало моментально.
Словом, танец злого волшебника, режиссёр-хореограф П. Граев. Когда обвиняемые начинали колоться, но пытались юлить и приуменьшать свои грехи, в дело вступал Слава. Его бритвенно-острые вопросы (никаких эмоций, сухие цифры, даты и факты) действовали на этом этапе ничуть не хуже жёсткого прессинга Граева.
Катя и Воронин играли роль статистов. Она — неподвижная, бледная, безмолвная — всем своим видом демонстрировала, что является ярой противницей силовых методов, но других способов разговора со столь низкими и гнусно её предавшими людьми не видит.
Воронин же — хоть он делал грозное лицо и задавал порой нелицеприятные вопросы, — Воронин, как Граеву показалось, происходящим спектаклем несколько забавлялся. Действительно, такая метаморфоза — превращение лощёных и самоуверенных бизнес-мальчиков в обделавшиеся ничтожества, — такое зрелище могло и рассмешить человека с определённым складом характера.
Финал представления был одинаков для каждого из проштрафившихся: писали подробные заявления в милицию о том, как обкрадывали предпринимательницу Колыванову Е.А. И отправлялись в кабинет к ожидавшему нотариусу — оформлять задним числом договор о займе у фирмы со сроком возврата через неделю.
Суммы менеджерам назначали довольно божеские, даже поменьше, чем по прикидкам Славы они накапали, — доводить дело до крайностей и иметь дело с загнанными в угол крысами Граев не хотел…
Последним, пятым (считая Метцеля), номером программы шёл Вадик Раевский — заместитель и даже в своё время друг Колыванова, уже примерявший зад к креслу генерального директора. Этот держался не дольше остальных, хотя и был постарше и поопытнее. Но когда собственноручное его покаяние было закончено, Катя сказала бесцветным голосом:
— Отпустите его… Пусть идёт. Не надо мне этих денег. Всё равно ему счастья от них не будет… Те-то ладно… А этого Михаил другом считал…
Не верящий такому счастью Раевский метнулся к двери, не прощаясь. Граев обменялся с Катей взглядами, кивнул ей утвердительно и выскользнул следом. Догнал главного интригана в коридоре, ухватил за плечо, развернул, притиснул к стенке. И тут же с коротким замахом вмазал левой в солнечное сплетение.
— Эт-то она тебя отпустила, — прошипел разъярённой гадюкой в лицо задыхающегося Вадика, — я тебя, сука, не отпускал! Признание твоё у меня, свидетелей полный мешок — пойдёшь на нары как миленький. А в камере шепнут кому надо. И чтобы оттуда ты живым вышел, у тебя возьмут всё. Так что делись — через три дня принесёшь семьдесят тонн. Зелени. Сюда. Лично мне. И не пой песни, что не собрать! У тебя-то, паскуда, лежат наготове. На выкуп фирмы приготовленные.
К Раевскому вернулось дыхание, и он невнятно попытался сослаться на Катю. И заработал второй удар — ещё сильнее.
— Заткнись! И делай что говорят! А вздумаешь к кому бежать или какие кренделя выкручивать — подумай сначала. Хорошо подумай. Про семью. Про жизнь. Про здоровье. Про деньги. Что из всего этого тебе дороже. Меня ты под вымогательство не подведёшь — все фокусы наизусть знаю, сам вязал на этом пачками. А тебе — конец. Пшёл вон, мудак!
Отлично. Граев покосился на ближайшую стенную панель, под которой минувшей ночью, пока Слава рылся в бумагах, обнаружил «жучка». Отлично. Пускай те, кто вдруг заинтересовался происходящим в АОЗТ «Орион-Трейд», успокоятся: старину Граева интересуют деньги, и только деньги, за которые он готов и подхалтурить за спиной хозяйки, — а на всё остальное ему наплевать, благо дело Колыванова закрыто…
— Ну и методы у тебя, Павел… — сказала Катя.
— Вполне действенные, — проворчал Граев.
Финал совещания он проводил с Ворониным и Катей. Слава Астахов, утомлённый бессонной ночью и выматывающим днём, давно отправился отсыпаться. Да и Граев был не в лучшей своей форме — тридцать пять часов на ногах.
— Что с остальными делать, решайте сами. Тут всё есть. — Граев хлопнул левой ладонью по пачечке излияний. — Я думаю, даже те, кто просто знал про эти дела, но молчал, — заработают лучше. Если припугнуть чуточку. На Раевского я надавил персонально, как договаривались. Дальше твоя забота, Дима. Если он завязан на кого-то в стороне, если куда-то дёрнется — мы должны знать… Ну, вроде всё, пойду — упаду и усну…
Он поплёлся к дверям походкой не до конца воскресшего зомби. Вспомнил, обернулся:
— Да, кстати… Дима, поищи внепланово жучков, клопов и прочих насекомых. Эти мазурики график твоих проверок знали, могли убирать и снова ставить…
Глава XI
Одно из подразделений Всероссийского института растениеводства притаилось на тихой улочке Петроградской стороны.
Именно здесь, в лаборатории генетического анализа, работала Полина Костикова, та самая обиженная Колывановым (точнее, в его интересах) женщина…
Теперь не работает — погибла под колёсами скрывшегося с места происшествия автомобиля… Ровно через месяц после трагедии в Редком Кузьмино. В случайность такого совпадения Граев не поверил.
Была она не старушкой, как представлялось после разговора с Мишей, — всего сорок пять лет. Подробностей последних недель её жизни Граев узнать пока не смог — одинокая, бездетная, нелюдимая, с соседями по новому жилью она почти не общалась. Можно было попытаться разыскать её старых соседей, наверняка знавших о ней гораздо больше, — но те разъехались по купленным на разных окраинах квартирам, да и сведения их не отличались свежестью. Граев решил поговорить с сослуживцами Костиковой…
Охраняли генетиков-растениеводов на совесть, и не бабульки с раритетными наганами, как того ожидал Граев.
Немигающий глазок телекамеры долго лицезрел бейкер-стритовское удостоверение. Затем замок в деревянной двери автоматически щёлкнул. Граев оказался в большом тамбуре — впереди другая дверь, металлическая, на вид несокрушимо-броневая, готовая поддаться лишь заряду взрывчатки, да и то не каждому. Турникет и вахта, если таковые и существовали, находились за этой фортецией…
В тамбуре Граева встретили. Из третьей, неприметно затаившейся в углу двери выскользнул охранник в камуфляже и вопросительно посмотрел на него. Граев снова показал удостоверение и спросил, как можно пообщаться с коллегами Костиковой.
— Никак не возможно. Не положено. Объект режимный, посторонние не допускаются. Только по спецразрешению директора института, но вам он его не выдаст. Разговаривайте с сотрудниками у них дома, после работы.
— Могу я хотя бы позвонить по местному телефону? Договориться о встрече?
— Нет. Совсем недавно приказ до личного состава доводили — никаких контактов.
Затем охранник немного смягчился и объяснил факт такой беспрецедентной закрытости объекта, с ядерным оружием никак не связанного. Причём тон и лексика его резко сменились:
— Тут ведь, братила, тайна не военная, коммерческая. Врубись: за какую-нибудь там фасоль с генами лягушки буржуины лимоны баксов отбашлять могут. Лимоны! Баксов!! За такие бабки тут вокруг танковый полк, в натуре, поставить можно! А то им, гадам забугорным, стырить всяко проще, чем честно башлей отслюнить… Ан хрен… Ну ладно, братан, бывай, забазарился я тут с тобой…
В продолжении разговора Граев хорошо рассмотрел его. На вид нет и тридцати; короткой стрижкой и манерой выражаться страж броневой двери пытался походить на недалёкого мафиозного братка — но глаза поблёскивали слишком умно.
Вся его якобы случайная тирада о фасоли с лягушачьими генами наверняка сочинена и отрепетирована заранее. Лёгкая издёвка в глубине глаз словно говорила: ну да, я вру; ну да, ты это понимаешь; ну и что? будешь прошибать лбом броневую дверь? Серьёзная контора чувствовалась за парнем — такая серьёзная, что пройдёт по детективному агентству «Бейкер-стрит» и не заметит, что к подошве что-то прилипло…
Граев обратил внимание на эмблему на правом рукаве камуфляжа — эмблему в форме дельтоида, обращённого тупым углом вниз. На фоне вписанного в дельтоид пылающего костра скрещивались два кривых клинка и надпись под ними: «Охрана». Среди множества нынешних эмблем Граев такой никогда не видел, и всё-таки она о чём-то ему напомнила — о чём-то виденном недавно, но показавшемся не важным, малозначительным…
Выйдя на улицу, Граев задумался. Подстерегать сотрудников у выхода и начинать разговоры о Костиковой не стоило — наверняка проинструктированы о подобных подходах. Да и не похоже, что здесь их выпускают, не приспособлены эти двери для массового входа-выхода. Наверняка распахнутся неприметные ворота без вывески, и служебный автобус-развозка с зашторенными окнами повезёт по домам сотрудников.
У Граева мелькнула мысль, что визит сюда был ошибкой. Стоило сначала разведать про странную эту лабораторию. Хотя тут разведаешь, пожалуй… Но препоны в получении информации — тоже информация. И узнал он даже больше, чем хотел.
Интересная получается картина.
Менеджеры, похоже, с убийствами и с исчезновением Колыванова не связаны. Просто воспользовались благоприятной ситуацией, чтобы набить карманы…