Но негаданно возник совсем другой мотив: месть.
Месть выжитой из своей квартиры женщины. Женщины, работавшей в засекреченной донельзя лаборатории — с растениеводством, надо понимать, никак не связанной. Лаборантки, имевшей возможность утащить с работы какую-нибудь опасную химию…
Редкий яд, например.
Отравление? Если и так, то не до конца успешное. Колыванов выжил, и…
Граев понял. Или ему показалось, что понял, где провёл предприниматель долгие месяцы. Там, в лже-ВИРе. За толстенной броневой дверью…
Тогда всё срастается. Костикова выносит из лаборатории отраву — возможно, что-то экспериментальное, засекреченное, — травит Колыванова. Кража вскрывается — лаборантку устраняют не вызывающим излишних подозрений способом — Колыванова изолируют, дабы не выплыла правда о тамошних забавах. Выпавшие волосы и прочие изменения в организме — последствия отравления.
Однако: какой смысл столько держать человека взаперти, чтобы потом пристрелить его? И безалаберно бросить тело — вскрывайте, исследуйте, делайте выводы…
Ладно, допустим: Колыванов оттуда сбежал и…
Граев вспомнил бронедверь, охранника, глазок камеры… Да-а… Сбежал, значит. И понёсся голышом на дачу, в Александровскую. А какой-нибудь борец за нравственность пресёк эту нудистскую выходку. Из дробовика, серебряным припоем… Браво, Граев! Ты сегодня в ударе…
И ещё: с отравлением лаборантка вяжется хорошо — но только с ним. Представить её стреляющей из ружья в голову, а уж тем более терзающей мальчика огромными щипцами Граев не мог.
Опять тупик. В лучшем случае приоткрылся ещё один уголочек тайны…
Марин должен уже закончить свои анализы, хотя толку от них… Точное название яда Граева не интересовало. Но результаты у доктора взять стоит.
Да, кстати… Марина интересовали нападения неустановленных собак… Надо забрать из «Ориона» пришедшие на факс сообщения и отдать ему. Пусть великовозрастное дитя потешится…
В ответы на свои неформальные запросы Граев не заглядывал. Некогда было. Тем более что запрашивал старых знакомых исключительно по настоянию Марина.
Сегодня время нашлось — бегло просмотрел пачку накопившихся за три дня посланий. Помрачнел. Стал изучать самым внимательным образом — с карандашом и крупномасштабной картой…
Сообщённые факты Граева потрясли.
Лето прошлого года. В окрестностях Красного Села неустановленной собакой разорван и частично съеден школьник пятнадцати лет. Расследование ничего не дало. Тем же летом аналогичный случай с женщиной в Тайцах. Сосед, враждовавший с мужем убитой и владевший огромной собакой (московской сторожевой), просидел несколько месяцев под следствием в Крестах — и выпущен за отсутствием доказательств. Несколько случаев с растерзанным скотом в разных районах.
Осень. В сентябре пожилой рыбак на Ижоре. Официальная версия — умер от сердечного приступа, труп обглодан бродячими собаками. Опять нападения на скот. В ноябре растерзан пьяный на окраине Пушкина. Предположительно отмороженная молодёжь затравила пьянчугу собаками. Тогда же в подвале заброшенного дома в Тярлево найден почти полностью очищенный от мяса скелет (свежий, не старше двух месяцев) — похоже, доглодали его крысы, но на костях следы крупных зубов. Случаев со скотом несколько меньше.
Зима. В декабре форменное буйство волков в Ломоносовском районе. Пять человек, скота больше, чем за все предыдущие месяцы. Первый выживший — но почти ничего не смог рассказать: что-то огромное, мохнатое набросилось в темноте, дальше ничего не помнит. Впервые на происходящее обратила внимание пресса — газеты на разные лады подняли вой о грозящем Питеру волчьем нашествии. Поползли панические слухи о виденных на юго-западных окраинах города волках. Проведены несколько больших облав силами милиции, МЧС, егерей и десятков добровольцев из охотников. Убили один выводок волков и два десятка одичавших собак и волчьих метисов; к концу декабря нападения прекратились.
(Пули! Чёрт побери! Непонятно откуда появившиеся старые пулевые отметины на теле Колыванолва! Похоже, в облаву угодили не только волки с собаками…)
Весна. Данных нет. Что, впрочем, ничего не значит. Не из всех мест Граев смог получить информацию; многие жертвы могли давно числиться как пропавшие без вести. Это подтверждал последний, этого лета, случай. На окраине Павловска, в руинах, известных как замок Бип, а также как Шведская крепость, вездесущие мальчишки отыскали части четырёх скелетов.
Останки лежали в почти полностью засыпанном каземате, в самом дальнем углу, куда только ползком и можно было добраться. Обглоданы дочиста, выжран даже костный мозг. Всё — с зимы, судя по остаткам зимней одежды. Версия следствия: сдуру или спьяну забрались, вызвали обвал, не смогли вылезти и замёрзли. По весне, когда осыпавшаяся земля оттаяла и просела, — добрались и поработали клыками всё те же бродячие шавки.
Во Всеволожском районе — далёком, отделённом от места действия городом, Невой и Финским заливом (он был взят Граевым как контрольная территория), — схожих случаев за год не было. Ни одного.
Вот так. На самом деле цифры больше. Гораздо больше — если учесть, что информация пришла лишь из четверти отделов милиции, расположенных на заинтересовавшей Марина территории.
Похоже, зубные протезисты к загадочным челюстям никакого отношения не имели…
Факты складывались в картину, которую мозг отказывался принимать. Твердокаменный реалист Граев пытался расставить их по-всякому, чтобы обойти это дикое предположение: трансформация нормального человека в зверя, одержимого манией убийства, — и не просто сдвиг в мозгу, а полное физическое превращение тела…
Но факты, как известно, вещь упрямая… Теперь, когда на горизонте замаячила засекреченная наука, от которой Граев инстинктивно готов был ждать любой гнусности, — только теперь он плюнул на свой рационализм и стал подставлять информацию в предложенную Мариным схему. И, при всём желании, не находил противоречий…
Он понял, где был все эти месяцы Колыванов.
И чем занимался.
Глава XII
Марин позвонил сам, на мобильник, — был взволнован, предложил немедленно встретиться. Граев сейчас же выехал.
Они опять сидели на лавочке, на этот раз — в самом укромном уголке Парка Победы — вокруг ни одного прохожего.
— Знаешь, Петрович, я, наверное, должен извиниться. Прости, не поверил. Ничему не поверил. Трудно верить в бабушкины сказки на тридцать девятом году жизни. Но тут такое всплыло… Здесь не сказки, здесь, мать её, наука… Лягушек они растят. С генами фасоли. Или людей с генами волка. Наверняка суперсолдат, б…
Похоже, Марин не слышал ни одного слова из предназначенных для него извинений.
— Они забрали все образцы, — тусклым голосом сказал он, когда Граев сделал паузу.
— Кто они?
— Не знаю. Меня на следующий день после нашего разговора отправили для консультации в Лодейное Поле — якобы важнейшее дело. Оказалось — ерунда, любой мальчишка-практикант справится… Но проездил туда-обратно три дня. Вернулся — сейф вскрыт, всё исчезло: все пробы, образцы, все записи и снимки по Колыванову. Абсолютно всё!
— Сейф вскрыт криминально? — заинтересовался Граев.
— Какое там! Вполне законно, запасными ключами начальника. Бумага пришла сверху — якобы нашли у Колыванова малоизученную инфекцию. Опасную. Вот всё и выгребли…
— Кто нашёл? Где? Ты ведь полностью закончил экспертизу в Пушкине…
— Ха! Назначили повторную, дело недолгое… И что самое поразительное, знаешь где её проводили? Вовек не догадаешься…
— Тоже мне бином Ньютона… — проворчал Граев. — Хочешь, угадаю с первого раза? В институте растениеводства, так?
— Та-а-ак… Слушай, Граев, а ты не телепат часом?
— Интуиция. Значит, ты ничего не успел выяснить?
— Практически ничего. Правда, об одной вещи они не знали: отдал образец ткани мозга знакомому цитологу — без всяких бумаг, на чисто личном уровне. Очень мне его мозг не понравился… даже чисто внешне. У друга работы навалом, быстро не обещал, но через день-другой должны быть результаты… А ты что раскопал?
Граев рассказал о лаборантке, имевшей причины ненавидеть Колыванова; о её подозрительной смерти; о своём визите в лабораторию, охраняемую с таким тщанием. И о заключении Гольдмана, и об эксгумации Филы.
— Бывает такое… — задумчиво сказал Марин. — В какой-нибудь невинной на вид конторе отдел или лаборатория за семью печатями — и порой даже директор не знает, что там на самом деле творится… Значит, думаешь, там готовят сверхсолдат? Вервольфов? Ночных оборотней?
— Скорее уж готовили… Сейчас такие ни к чему вроде. И без них просрали всё, что можно. И до конца дело не довели — ну никак не похож был Колыванов на ночного супервоина… Так, обезумевшее животное… Я ведь тебе ещё про его подвиги не рассказал.
И Граев выдал доктору сводку, составленную им по разрозненным сообщениям с мест. Потом показал карту-двухвёрстку — все места нападений соединены тонкими линиями. И самая густая их паутина пересекалась в районе Александровской. Посёлка, в котором были убиты Саша и Горянин; в котором бесследно исчез Колыванов; в окрестностях которого нашли его труп.
Но в центре паутины жертв не было.
— Типично волчья тактика… — сказал Марин, знавший толк в охоте. — Известен случай, когда логово было всего в четырёхстах метрах от деревни. И ни одной собаки или телушки волки там не тронули — разбойничали в отдалении.
— Я не понимаю одного. Не всё же, проводившие эти расследования, такие козлы, как Зуев. И уж наверное, могли проверить, человеческие или собачьи зубы отпечатались на жертвах…
Доктор задумался, теребя мочку уха.
— Тут может быть только один вариант, — сказал он наконец. — Мутация шла не сразу, в несколько этапов. И началось всё с психики. Мальчика загрыз хищник почти с человеческими челюстями, немного удлинившимися, — кости не могут меняться так же быстро, как происходят процессы в мозгу… Физические изменения наступили позже. А серебро выступило как антидот, дало старт обратному процессу — лавинообразному и смертельному… И, как я понимаю, поначалу у него были моменты ремиссии…