револьвер Дуайта… который он держит заряженным под нашей кроватью. Они с Дуайтом не раз ссорились из-за него. Она считала, что оружие представляет собой скорее опасность для семьи, чем средство защиты. Оно пугало ее, и она всегда считала, что если иметь в доме огнестрельное оружие, а уж тем более им пользоваться, то из этого не выйдет ничего хорошего. Но сейчас, охваченная ужасом и оказавшись лицом к лицу со злом, она могла думать только о револьвере Дуайта.
Если я брошусь за ним, придется оставить детей одних. Но если не попытаюсь, мы так или иначе погибнем. Она набрала в легкие побольше воздуха и метнулась в дверной проем.
Мужчина протянул руку и, когда Алиса поравнялась с ним, ухватил ее сзади за подол юбки. Потом сильно толкнул, и она вылетела в коридор.
Она ударилась лицом о раму картины, висевшей в коридоре наискосок от двери, и ощутила, как стекло порезало ей кожу. Потом упала на колени, и картина в раме вместе с висевшей под ней полочкой с сувенирными фигурками упали со стены ей на спину. Несколько статуэток ударили ее по шее и плечам.
Прежде чем Алиса успела прийти в себя, мужчина навалился на нее. Она попыталась ползти по коридору, но он правой рукой ухватил ее за пояс, а левую запустил в ее волосы и сжал пальцы. Потом поднял ее с пола и ударил спиной о стену, отчего штукатурка на ней потрескалась, и в воздух поднялась белая пыль. Отступив назад, он потащил Алису по коридору, как мусорщик тащит мешок с отходами, чтобы забросить в кузов грузовика.
На этот раз она ударилась о пол с такой силой, что содрогнулся буквально весь дом, и со стен попадали другие картины и украшения. Она ощутила металлический привкус во рту и поняла, что это кровь. Боль стала почти нестерпимой, но ей необходимо было оставаться сильной. На кону стояло больше, чем только ее жизнь.
Где же Дуайт? Алиса оказалась на полпути к кухне и теперь через дверной проем могла видеть гостиную. Она увидела Дуайта, спящего в кресле, и позвала его тонким осипшим голосом, но он даже не пошевелился. Неужели он меня не слышит? И она прокляла его за то, что он не попытался их спасти.
Она поднялась на ноги и спотыкаясь вошла в комнату, с которой было связано столько приятных воспоминаний — о Рождестве и подарках под елкой, о праздновании дней рождения, о первых шагах, сделанных их детьми. Но, когда она внимательно посмотрела на мужа, все эти воспоминания мгновенно померкли. Дуйат сидел без признаков жизни, мокрый насквозь от собственной крови, с горлом, перерезанным от уха до уха. В его глазах все еще отражался безумный страх, а рот был открыт в беззвучном крике.
Она почувствовала слабость в коленях и едва не рухнула на пол. Ее охватило ощущение полнейшей беспомощности. Ей хотелось все бросить, сдаться, принять неизбежное, попросить убийцу поскорее покончить со всем этим. Но мысль о детях заставила ее двигаться. Она остановит его. Она его убьет. Мне необходимо это сделать.
Убийца ее мужа неторопливо шел по коридору походкой, какой человек, не имеющий никаких забот, прогуливается по парку в погожий летний день. Казалось, он желал насладиться каждым мгновением легкой погони.
Алиса вбежала в кухню и бросилась к деревянному блоку с ножами, достала из него самый большой, которым никогда не пользовалась, боясь отрезать себе палец или случайно вонзить лезвие в ногу. Но в сложившихся обстоятельствах этот тесак был как раз то, что нужно. Алиса развернулась и посмотрела на врага.
— Не приближайтесь ко мне, — сказала она и, вся подобравшись, направила нож в его сторону.
Но он даже не взглянул на ее оружие. Уверенное выражение, читавшееся в его глазах, еще больше усилило ее страх. Тот, кто стоял перед ней, казался не вполне человеческим существом.
— Как вас зовут? — спросил он.
Она заколебалась.
— Имя! — закричал он.
— Алиса.
— А… Ну что ж, добро пожаловать в Страну чудес, Алиса. — Он оглядел ее крохотную кухоньку, кивая головой, как старый друг семьи. — У вас здесь уютное гнездышко. Тесное, но тем не менее очень милое. Здесь все устроено, как в хороших домах. — Он разговаривал с ней так, словно они собирались присесть и выпить по чашке кофе.
Акерман пристально взглянул ей в глаза и продолжил серьезным, но в то же время успокаивающим тоном:
— Концепция хорошего жилища относится к числу тех, что люди обдумывали и пытались реализовать чуть ли не с самых древнейших времен существования человечества. Концепция места, принадлежащего только нам, где мы особенно хорошо себя чувствуем. Это даже больше состояние ума, чем место, пусть большинство людей все же ассоциируют дом с конкретным помещением, а не с умозрительной абстракцией. Дом находится где-то там, куда мы все стремимся, а очень многие так никогда его и не находят. Я завидую вам. Вы сумели устроить для себя настоящий дом. Ведь это то, чего у меня никогда не было и, по всей видимости, уже никогда не будет.
— Кто вы такой? Чего вы хотите? — Ее голос дрожал, но она все же выдавливала из себя слова.
Казалось, он тщательно обдумывал ответы на ее вопросы.
— Прошу прощения за мои дурные манеры. Меня зовут Фрэнсис Акерман. И я хочу, чтобы в этом мире восторжествовал здравый смысл. Я всегда считал, что он отсутствует. Нет ответов на самые насущные вопросы. Ничто не имеет значения. Нет никакого объяснения нашему существованию. Но теперь я уже не так в этом уверен. Иногда я думаю, что мы все бродим в одиночку среди тьмы. А порой моя мысль сводится к другому: только я один скитаюсь в темноте. — Он сделал паузу, а потом продолжил: — Хотя я вполне уверен в том, что собираюсь сделать. Я намерен освободить вас от боли, которую порождает жизнь в условиях посредственности и мрака. Я отпущу вас на свободу.
Она всхлипнула.
— О боже, умоляю вас…
— Боже? — переспросил он. — Никого бога нет. Сейчас я для вас бог. Я даю и я забираю.
Ее взгляд ожесточился от гнева, и даже руки перестали дрожать. Настало время проявить отвагу.
— Бог есть, — сказала она, — и я собираюсь вам это доказать. — С последним словом она ткнула ножом в его сторону, надеясь глубоко вонзить его ему в живот.
Он легко отбил ее нападение, схватил за вытянутую руку и ударил кулаком в лицо.
Алиса выронила нож и стукнулась о стену. Но не упала. Собрав все силы, бросилась из кухни и побежала по коридору. Ее единственная надежда на спасение лежала в спальне, спрятанная под матрацем.
Она никогда не думала, что может двигаться так быстро. Свернув за угол в спальню, она опустилась на пол и сунула руку под матрац, чтобы достать револьвер. Она пошарила рукой и наконец нашла оружие. Убить или быть убитой — так теперь складывалась ситуация, и у нее не было ни малейших сомнений относительно того, что она собиралась сделать.
Алиса резко развернулась с револьвером в руке, но Акерман успел навалиться на нее. Она нацелила оружие ему в грудь, закрыла глаза и спустила курок, ожидая, что услышит громкий звук выстрела, который эхом разнесется по дому, когда она оборвет жизнь убийцы и спасет свою. Она ожидала оглушительного хлопка, как это часто показывали по телевизору, но не услышала ничего. Только тишину.
Алиса открыла крепко зажмуренные глаза и увидела улыбающееся лицо убийцы. Она в изумлении посмотрела на свою руку и поняла, что он успел перехватить револьвер и заблокировать курок.
— Я же говорил, что никакого бога нет, — сказал он. — Сладких снов, маленькая овечка. — Он вырвал пистолет из ее руки и рукояткой нанес ей удар в лицо.
Вынести этот удар она уже не смогла и провалилась в темноту.
Глава 20
Он вернулся в Нью-Йорк. Снова стал полицейским. Время между прошлым и настоящим просочилось, как песок в песочных часах. События между его последним вечером в роли копа и днем сегодняшним казались мимолетным воспоминанием из другой жизни, которую он прожил во сне.
Маркус был молодым детективом из отдела убийств и занимался расследованием странной серии преступлений. Доказательства по делу исчезли, и начальство приказало ему прекратить следствие. Но он был не из тех, кто не доводит дело до конца. В сумасшествии киллера он обнаружил систему, и ниточка в тот вечер привела его на ту улицу.
Крик прорезал воздух. На мгновение его сердце окаменело в груди, а потом взорвалось, перекачивая поток кипящей крови, словно было снежком, брошенным в адское пламя. Все казалось очень реальным, но все же оставалось за пределами реальности. Улица трансформировалась у него на глазах. Здания изогнулись и исказились, приняв безумные, немыслимые очертания. Стены преобразились в подобие черной смолы, но обладали острыми гранями, подобным мириадам крошечных лезвий. Улица теперь превратилась в кровавую реку, тротуары потрескались и провалились, словно землетрясение, едва начавшись, вдруг прекратилось. Окружающий пейзаж как будто ожил и стремился поглотить его. И снова крик вернул его в переулок, казавшийся входом в какое-то новое, мрачное и зловещее измерение.
Он бывал здесь прежде. Теперь он все вспомнил. Ничто из этого не было реальным. Ничто не было живым. Он словно заново переживал прошлое, только в этих новых переживаниях сцена, на которой происходили события, приобрела мрачный характер самих этих событий.
Все еще запертый в ловушке сна, он собрал все свои силы и издал крик, неслышимый в мире пробуждения, но достаточно громкий, чтобы нарушить транс сновидений.
Когда он очнулся, в мозгу у него стучало так, словно тысячи крохотных рабочих прокладывали в его голове железнодорожные рельсы. На мгновение он забыл, где находится и что с ним произошло. И пережил мгновение благословенного неведения. Но потом осознание произошедшего обрушилось на него.
Он весь покрылся ушибами и ранами, спасаясь от заговора непостижимой для него глубины, в котором участвовало огромное множество людей. Он не имел представления, кому теперь мог доверять или какой следующий ход сделать. Единственное, что он знал наверняка, — это что ему необходимо двигаться дальше. Он должен найти безопасное место, и как можно скорее.