Равнина к северу от Маргуша находится вне оперативных возможностей Мелуххи, однако агенты Невидимых есть и там.
Правительство Мелуххи встревожено усилением северных племён ариев и иргов и заинтересовано в получении информации из их областей.
Вероятность того, что местонахождение бывшего эмиссара и дефектного модуля будет определено в ближайшее время, приближается к 92-м процентам.
И тогда Я убьёт их обоих.
23
Южное Предуралье, граница между Европой и Азией, поселение Айес-Грэбх. 1999 год до н. э.
Можно быть бессмертным непобедимым воином, веками скитающимся по лику Земли, становясь у разных народов то вождём, то царём, то жрецом. Можно обладать силами, каких нет ни у кого из людей. Можно иметь возлюбленную, которая одновременно и прекрасная нежная девушка, и страшная машина-убийца, способная видоизменяться. Короче, можно быть Бхулаком — и при этом глупейшим образом попасть впросак. Что с ним сейчас и сталось.
А ведь начиналось всё очень неплохо. Назад тому несколько дней, как они с Арэдви пригнали в Айес-Грэбх большую отару овец, купленную ими в поселении скотоводов далеко к югу. Овечек они продали очень выгодно — их повозка стала тяжёлой от медных слитков и заготовок, что сулило нелёгкий путь паре тащивших их крепких, но медлительных волов.
Пока, однако, те наслаждались отдыхом, хрустя в загоне хорошим сеном. Отдохнуть, на свою беду, решил и Бхулак. Он и правда несколько утомился от бесконечных скитаний от селения к селению, в основном, под видом торговцев. Такова была их жизнь последние три года. Не то чтобы она настолько тяжела и опасна — у Бхулака случались и более суровые периоды, которые и длились гораздо дольше. Было даже приятно отрешиться от постоянного стремления к какой-то поставленной перед ним цели, ощущения, что тебя ведёт неумолимый долг, и просто беспокоиться о вещах насущных: где бы подешевле выменять шкуры на металл, чтобы потом купить на него скот, и пригнать его за много дневных переходов в поселения, где за него дадут хорошие топоры и ножи, наконечники стрел и копий.
Это обеспечивало пищу, одежду и кров в постоянных скитаниях по необъятным пространствам — степям, пустыням и горам. Бхулак старался никак не проявлять свои способности — не инициировал своих детей, которые попадались и в этих дальних краях, а для уже разбуженных закрыл свой разум. Арэдви по его приказу тоже пользовалась своими возможности только при самой крайней необходимости. Всё это позволяло надеяться, что их не заметит рыщущий сверху взор сумасшедшего бога-машины.
Что касается тоже ищущих их врагов земных — будь то Невидимые млеххи или зловещие ирги, они тоже, похоже, потеряли след беглецов. Бхулак постарался как можно сильнее изменить внешность, став мало похожим на себя прежнего. Он красил свои огненные волосы и бороду в чёрный цвет меллухской краской, которую за несусветную цену покупал у изредка посещавших эти места торговцев из Маргуша. Вдобавок бороду он по степному обычаю стал заплетать в две косички, а волосы завязывать в пучок.
Разумеется, одевался он тоже уже не в маргушскую одежду, да и звали его теперь не Бхулак, а Тэррет — так здесь называли сплетённые в клубок отмершие сухие травы, которые ветер во все стороны катал по степи. Новое прозвище очень даже ему подходило… А местный язык со всеми его разновидностями был ему почти родным.
В общем, он ничем не отличался от многочисленных странников, ведших такую жизнь ради хлеба насущного. Правда, после нескольких стычек со степными грабителями торговец Тэррет приобрёл довольно грозную славу, но и в этом ничего необычного не было. В этой опасной стране слабый и робкий выжить не мог, а жизнь или смерть часто зависели от того, кто быстрее выпустит стрелу или метнёт копьё. Поэтому любой здешний купец или пастух был и умелым воином.
А с Арэдви оказалось ещё проще — при её способности изменяться. Стать на время старухой-служанкой, юным погонщиком, молодой рабыней, совершенно не напоминающей танцовщицу из Маргуша, или даже большим псом для неё было проще простого. Так что в очередном селении Тэррет всегда являлся с новым спутником.
Бхулак жил теперь в своём мире — ведь именно сюда откочевала часть народа ореев тринадцать веков назад, после приснопамятного большого круга у Врат Солнца, и с умилением встречал людей с такими знакомыми лицами. Их далёкие предки, которых Бхулак знал, пришли сюда, и, как и обещал убитый им вождь Кау, забрали себе богатые медью рудники. Они сами стали добывать её: раскаляли породу с синими медными жилами при помощи костров, а потом охлаждали её водой. Камни шли трещинами, рудокопы выламывали синие и зеленоватые булыжники, дробили их и плавили, получая прекрасную медь, которую продавали окрестным племенам за скот и древесину.
Огромные стада и длинные вереницы возов с дровами и хворостом стекались сюда. А отсюда в дальние края уходили возы с рудой и уже выплавленной медью. Зимой их ставили на полозья и по замерзшим рекам металл шёл в поселения лесных жителей, которые отливали из неё оружие и украшения. С далёкого же востока приходили торговцы, привозя не только цветные камни и диковинные вещи, но и руду — другую, какой здесь не было. Она называлась блёклая, в ней было много мышьяка и из неё получалась лучшая бронза, даже если не плавить её вместе с оловом, которого тут не водилось. Правда, плавильщики блёклой руды болели, хромели, покрывались уродливыми желваками и долго не жили. Но зато бронза эта распространялась торговцами по всему мире — Бхулак знал, что достигала она и Двуречья, и Ханаана, и даже островов великого западного моря.
В общем, посёлки рудокопов этой страны и самый крупный среди них — Айес-Грэбх процветали. Сюда стекались не только торговцы, но и праздношатающиеся люди со всех краёв — здесь легко можно было купить всё, что угодно, а также весело провести время. Ищущие удовольствий обретали тут море хороших пьянящих напитков, горы вкусной еды и целые гурты молодых блудниц.
Сейчас Бхулак восседал за деревянным столом в одном из странноприимных домов — длинном, слегка углублённом в землю, с камышовой крышей. Перед ним стоял кувшин сдобренной мёдом хмельной браги из ягод и блюдо с варёной говядиной и печёными мучнистыми корнями тростника. Вокруг гомонила сидящая за длинными столами на скамьях подвыпившая толпа — отдыхающие после трудов тяжких рудокопы, купцы и просто всякий сброд. Тут не спрашивали, кто ты таков — великий воин и вождь в своих селениях, богатый торговец, бедный охотник, презренный изгой или пришелец из неведомых земель, лишь бы у тебя были медь, или скот, или иной товар, чтобы расплатиться за гостеприимство. Всё это Бхулака вполне устраивало.
Чад от открытого очага, запахи алкоголя и готовящейся пищи, грубые голоса захмелевших мужчин, женские визги и смех, стук глиняной и деревянной посуды сливались воедино, создавая густую завесу, за которой можно было спрятаться и спокойно отдаться течению своих мыслей. Бхулак давно уже раздумывал над тем, что следует продолжить своё путешествие — вынужденная задержка в образе купца, хоть и приятна, но опасна. Над миром по-прежнему летал безумный могущественный механизм и неизвестно, что могло родиться в его искусственных мозгах. Бхулак не желал нового явления Улликумми, которое могло стать концом для всех людей.
Его мысли прервали усилившиеся крики. Он поставил на стол кувшин с брагой и поднял голову. Похоже, назревал пьяный скандал. Бузил рослый воин, явно не из простых: в богато расшитой рубахе и поясе с серебряными бляхами, за который были заткнуты бронзовый топорик и каменная булава с круглым навершием. С другого бока у него висели туго набитый кожаный кошель и длинный листовидный кинжал в тоже богато украшенных ножнах. Бритая голова с одной-единственной длинной прядью свидетельствовала о его высоком статусе.
Воин явно был изрядно пьян, но на ногах держался твёрдо, а двигался ловко и гибко. При этом орал на хозяина дома, жарившего у очага мясо на угольях.
— Да как ты посмел подать горелую козлятину?! Мне, славному Шипхе, сыну райжи Прамарая, вождя клана Медведя, первому колесничему Аркаина Пламенеющего, убийце десяти иргов?!
Однако хозяин — рудокоп на покое, хромой, но могучий ещё муж — явно видывал тут и не такие виды. Ничуть не оробев, он спокойно отвечал воину, который был на голову его выше:
— Ты хоть одного-то ирга в глаза видел, пащенок? Точно нет, иначе обделался бы, и добрым людям о том не рассказывал — если б жив остался, конечно.
Рассвирепевший Шипха выхватил булаву и занёс над стариком, но тот, перехватив руку с оружием, с такой силой оттолкнул противника, что тот полетел через всё помещение. Прямо на мирно сидевшего Бхулака.
Тот машинально вскочил и поймал парня, который, решив, что это ещё один неприятель, попытался вывернуться, размахивая булавой. Однако Бхулак заломив ему руку, отобрал булаву и бросил парня на пол. При этом с сожалением осознал, что совершенно напрасно встрял в дурную историю, но поделать с этим ничего уже невозможно.
Шипха поднялся в полной ярости, и, забыв про первоначально вызвавшего его гнев хозяина, схватился за топорик с явным намерением метнуть его в Бхулака. У того в голове промелькнуло давнее воспоминание о его похожем поединке с Кау. Шипха был даже чем-то на него похож — не исключено, что и правда очень дальний его потомок. Но теперь убивать совершенно незачем…
Резким движением Бхулак метнул в противника его же булаву, которую всё ещё держал в руке. Не успев бросить топорик, тот получил страшный удар в грудь и, охнув, вновь повалился на пол. К нему подскочили несколько пришедших с ним парней, похоже, занимавших более низкое положение. Убедившись, что патрон жив и разве что сильно ушибся, они с угрозой повернулись к Бхулаку. Увидев, что ситуация накаляется, тот взялся за меч.
Но тут вмешался хозяин, вооружившийся медным кайлом — несомненно, в руках старого рудокопа оно вполне могло служить грозным оружием.
— Хватит! — заорал он, вставая перед готовыми броситься на Бхулака парнями. — Если хотите драться, деритесь на улице и не мешайте честным людям отдыхать от трудов!