— Ирги пришли в страну ариев и бились с нами. Ирги могучие воины, но арии победили.
Среди вождей послышалось злобное ворчание, но возражений не последовало.
— Но я, райжа Гопта, спросил себя: «Зачем славные крепкие мужи убивают друг друга? Разве мало нам степей? Неужели иргам некуда больше пойти, помимо Страны городов?..»
Собрание примолкло, явно обдумывая эти слова. Молчал и Сула, но Бхулак чуял, что тот готовит собственный ход.
— Что нас разделяет? — продолжил убеждать Бхулак. — Боги? Но мы тоже почитаем Мать — наряду с нашими богами. Род? Но среди вас есть люди одного с ариями корня, а среди ариев — ваши кровные родичи. Месть за павших? Но разве все мы три дня назад не насытились ею?..
Он знал, что эти призывы найдут отклик в иргах — уставших от тяжёлой войны и желающих передышки не менее коровьих юношей. Но знал и то, что Змеи сделают всё, чтобы соплеменники их не услышали.
— Ведаю, что вы не хотите дальше воевать с ними, — продолжал давить он. — Но вижу и тех среди вас, кто хочет этого — ради своих безумных планов. Ради них они готовы сражаться до последнего ирга! И вы их тоже знаете…
Бхулак повернулся к Суле и вперил в него тяжёлый взор. Вожди молчали, но видно было, что слова эти отозвались в их умах. Однако Сула-наг явно уже собрался с мыслями и начал встречную атаку.
— Как ты осмеливаешься говорить эти слова, слуга ложных богов, когда ваши люди уже бегут от вас в лоно Змееногой? — язвительно осведомился он.
— Да, я вижу среди вас некоторых дасов, но большая их часть помогает нам против вас, — возразил Бхулак, давно разглядевший среди присутствующих полное ненависти лицо хохлатого Навека.
— Дасы? — глумливо рассмеялся Сула. — Да, они с нами. Но не только…
Он сделал приглашающий жест, и в освещённый круг вступили две закутанные фигуры. Когда они сбросили плащи, Бхулак испытал потрясение: перед ним стояли брам Аргрика и… Нойт.
— Вот жрец лжебогов, отринувший их ради Змееногой, — с торжеством провозгласил наг. — А вот великая провидица и говорящая с духами тех, кого арии называют дасами. И они пришли к нам, потому что не верят в победу арийцев!
Бхулак почувствовал, как с трудом завоёванное им внимание иргских вождей неуклонно переходит к Суле. В наставшей тишине Навек радостно проорал:
— Слава нагам! Смерть ариям!
Его поддержали несколько сидящих тут же змеелюдов в своих жутких масках, остальные ирги продолжали молчать, но изменение их настроя было очевидно.
— Зачем, Аргрика? — спросил Бхулак.
— Затем, что лучше наги, чем грязные дасы, дружбой с которыми ты осквернил священные вары нашей страны! — полным ненависти голосом проговорил жрец.
— Ты подговорил Сарату напасть на меня? — догадался Бхулак.
— Плохо, что ему это не удалось. Но ты и так уже мертвец, — злорадно ответил Аргрика.
— А ты, Нойт?.. — Бхулак перевёл взгляд на девушку.
Но та промолчала и встала ближе к Суле, положив ему руку на плечо. По лицу нага мелькнула довольная усмешка.
— Скажи нам, Нойт-провидица, что говорят тебе твои духи про иргов и Страну городов? — попросил он, и странно было слышать, как смягчился его обычно резкий голос.
— Духи показали мне Мать, из которой выползали змеи и заполонили сначала Страну говоров, а после и весь мир, — потусторонним голосом нараспев произнесла Нойт, по-прежнему не глядя на Бхулака. — Потому я пришла сюда.
Сула же на него взглянул — с победной ухмылкой.
— Слава нагам! — вновь раздался голос Навека.
— Тебе больше нечего сказать нам, нечестивец? — осведомился Сула. — Тогда схватите его и пусть объявится Змееногая!
Несколько человек бросились к Булаку. Тот повернулся спиной к костру и выхватил меч. Он надеялся продержаться до появления Арэдви, хотя чем это всё закончится, не знал — скорее всего, ничем хорошим.
Но тут ирги разом издали изумлённый вопль. Костёр начал вытворять что-то невообразимое: пламя его выросло раза в два и стало похоже на огненный столб. И он тоже начал видоизменяться: пламя выпячивалось в одном месте, уменьшалось в другом — словно невидимый мастер лепил статую из глины. И наконец перед потрясёнными людьми предстала сотканная из огня огромная фигура женщины, чьё длинное переливающееся одеяние переходило в некий живой пьедестал из сотен извивающихся змей.
— Змееногая явилась за своей жертвой! — безумным голосом возопил Сула-наг и собрание отозвалось на это такими же криками.
Случилось именно то, на что надеялась Арэдви.
Страна городов, вара Аркаин. 1993 год до н. э.
— …Да, Арэдви, я понимаю, что единственный выход — говорить с иргами, убеждать их не нападать на нас снова. Только вот не понимаю, почему они должны согласиться. Они знают, что мы сильно истощены и победили на последнем издыхании.
— Они тоже ослаблены, потеряли много людей и, как говорят мои расчёты, большая их часть не хочет продолжать войну.
— А Змеи?
— Эти хотят. Но и их можно было бы уговорить, не будь вмешательства моего стационера.
— Причём тут Поводырь?
— Девяносто девять с долями процентов вероятности, что он координирует деятельность иргов, проецируя пред ними изображение их верховного божества.
— Змееногой?
— Да.
— Почему ты в этом уверена?
— Не забывай, что я сама часть Поводыря — была ей и остаюсь, хоть и работаю в данный момент автономно. Но процесс моего мышления подчиняется тому же алгоритму, что и у доминирующей системы. И я прихожу к тем же выводам — обладая схожей суммой фактов по той или иной проблеме.
— Говори яснее.
— На его месте и обладая его возможностями я бы поступила именно так. А значит, он так и поступит.
— Он знает, что ты это знаешь?
— Конечно. Но в его логике это обстоятельство несущественно — в отличие от меня, он не в состоянии мыслить, как люди.
— Как?
— Неразумно и непродуктивно.
— Опять не понял.
— Он способен на изощрённую дезинформацию, но никогда не увидит целесообразности в примитивном обмане. Так что, даже понимая, что я могу это сделать, он решит, что я не стану делать это — по тем же причинам. Но я сделаю.
— Что именно?
— Когда ты будешь говорить с иргами в их лагере, я продолжу прикрывать тебя и себя от его сенсоров, но он узнает, что арийский вождь ведёт с ними мирные переговоры. Это идёт вразрез с его стратегией. Потому он спроецирует там убеждающую иргов голограмму. А я просто на время заменю её другой. С его точки зрения, это слишком очевидный и не рациональный ход, но на иргов в их психофизическом состоянии должно произвести впечатления. Я надеюсь.
— Хорошо, но тогда же тебе придётся открыться перед ним?
— Да. Но ему понадобится время на глубокий расчёт сложившейся ситуации. Немного, но ты постарайся, чтобы его хватило — для того, чтобы уйти оттуда живым.
— Неужели он до сих пор не понял, что райжа Гопта, который явится к иргам — это я, и что ты со мной?
— Он вычислил это давно. И работает сейчас над вариантами реакции на эту ситуацию. Но его интеллект разделяет две проблемы — нашу и войны иргов против ариев. Последняя имеет для него высший приоритет, поскольку относится к его глобальным стратегиям. А мы — тактическая проблема, которую он решит во вторую очередь. Он не способен к интеллектуальному синтезу, как люди, которые рассматривают ситуацию в целостности. В этом его преимущество перед вами: такой подход сильно искажает человеческое восприятие. Поводырь же видит каждую проблему именно такой, какая она есть, и ясно представляет все её мельчайшие детали. Но при таком способе мышления деградируют связи между блоками осмысления реальности — проблемы как бы друг с другом не соприкасаются, существуют отдельно. И ещё он подчинён иерархичности задач. Его же проектировали для расчётов развития цивилизации на тысячелетия, а не для погони по поверхности планеты за парой особей. Нация полагала, что такими мелочами должен заниматься эмиссар. Возможно, они бы модернизировали его соответствующим образом в ходе очередного техосмотра, когда узнали бы о нас. Но Нации больше нет.
— Хорошо, я тебе верю. Тем более, что другого выхода не вижу.
— Его и нет.
— А если всё получится, что потом?
— Я умру…
Степь к югу от Страны городов. 1993 год до н. э.
…Все лицезревшие жуткое явление жены, облачённой в пламя, замерли от ужаса. Даже Бхулак, единственный знавший, что это лишь созданная Поводырём проекция.
Между тем женщина заговорила, и голос её разнёсся по всему лагерю.
— Смотрите на меня, ирги! К вам пришла Мать змей и всей земли! Ваше наказание исполнено — арийцы больше не победят вас. Идите без страха на Страну городов — я отдаю её вам, своим детям. А мне вы отдайте этого человека — вашего и моего врага. Я алчу напитаться его плотью и утолить жажду свою его кровью!
Когда люди напуганы и растеряны, им может помочь лишь одно: понятная и достижимая цель, поставленная им высшим авторитетом. Поводырь дотошно изучил психологию людей, что теперь и демонстрировал. Ирги оправились от ужаса, воспряли и бросились к Бхулаку.
— Хватайте ария! — продолжал кричать Сула.
Первым, кто последовал этому призыву, стал… Аргрика. Но он же первым и напоролся на меч Бхулака, который подхватил обмякшее тело брама, прикрывшись им от новых нападающих. Сам он пятился к продолжающему что-то вещать чудищу, в отличие от иргов понимая, что оно совершенно безопасно.
— Не убивайте его, — увещевал вождь Змей. — Мать съест его живьём!
Это оказалось на руку Бхулаку — враги старались не ранить его, потому он продолжал прикрываться трупом жреца, в который впивались копья и ножи, а сам то и дело доставал нападавших остриём меча. Хотя долго так продолжаться, конечно, не могло. Крюк на копье зацепил тело брама и рванул так, что Бхулак не смог удержать свою единственную защиту и остался совсем открытым. Сейчас его убьют…
Но тут враги вновь завопили от ужаса, да куда сильнее, чем в прошлый раз. При этом они смотрели за спину Бхулака, который тоже обернулся и на миг оцепенел сам. На месте, где только что возвышалась огненная Змееногая, возникло нечто ещё более страшное и дикое. Трудно даже было описать эту фигуру, лишь отдалённо походившую на неправдоподобно высокого и худого человека, словно бы состоящего из густой тьмы, озаряемой изнутри багряными всполохами. Но с таким же успехом походило это на сухое дерево, угрожающе размахивающее голыми ветвями. А то, что служило фигуре головой, являло собой громадный череп — то ли конский, то ли лосиный, увенчанный ветвистыми рогами. А может, тоже голыми сучковатыми ветвями. Но самом страшным для собравшихся стало то, что чудище всё равно чем-то напоминало могущественную богиню, только что вещавшую на этом месте.