дя! – обнадеживающе подмигнул он, тесня меня от окошка. – Может, Трофим еще никуда и не поедет, с вами останется! Так что там насчет пожрать?..
– Останется он, как же… В городе, знать, послаще жить, особенно когда на хорошее место пристроен. Тут крутишься от света до света, чтоб семью накормить, а там…
Тут уж я разозлился. Ах ты, куркуль чертов! Домина у него какой, и хозяйство, и земли сколько!.. А морда – вся от жира лоснится. Сразу видно – жрет вдосталь и еще два раза сверх того, а голодным миску супа вынести жадничает!
– А ты бы сам, дядя, в город переехал, если там житье слаще! – посоветовал я. – Вот и проверил бы, каково там.
– Кому я в том городе нужон? – сморщился хозяин особняка. – Я ж не шептун. Это шептунов с руками отрывают. Вон – аж на двух тачках прикатили наперегонки.
– В машину! – рявкнул наш брахман, снова неожиданно перевоплотившись из Макса-добряка в грозного Макса. – Кому сказано?
– Зажал, значит, жратву, дядя? – многозначительно произнес Дега. – Ладно…
– А ты не угрожай мне, не угрожай, сопляк! – заволновался толстяк. – Как за ружьем схожу…
– Закатайся в рубероид! – огрызнулся мой кореш. – Вместе с ружьем своим! Свидимся еще, дядя. Земля-то, она, знаешь, круглая… Я бы на твоем месте передумал…
Но дядя передумывать явно не собирался. Не вняв угрозе, он захлопнул ставенку.
Мы прыгнули в автомобиль, тотчас же тронувшийся с места.
– Как же мы их проглядели, а? – пробормотал Макс, нервно заправляя волосы за уши. – Видно, когда из рытвины вылезали, – мотор орет, колеса визжат, грязь летит во все стороны…
– А кого – их?.. – поинтересовался я. – Проглядели-то?
Макс не ответил. Доехав до конца улицы, он вдруг остановил машину. Положил руки на руль, длинно выдохнул, глядя прямо перед собой. Нервничает, значит… Как и тогда – на подходе к дому Лешего…
– Пойду один, – безапелляционно заявил он. – Ты, Умник, пересаживаешься за руль…
– Я-то, конечно, пересесть могу, – сказал я. – Но толку от этого мало будет. Я водить не умею.
– Ты ведь сын дальнобоя? – удивленно глянул на меня брахман.
Сколько же раз мне приходилось сталкиваться с такой вот реакцией на известие, что я, оказывается, не умею управлять автотранспортом! Ну не хочет папахен, чтобы я по его стопам пошел, не хочет – и все тут… Профессия дальнобоя довольно прибыльна, спору нет. Только вот насколько она прибыльна, настолько и опасна.
– Я умею, я! – выкрикнул Дега, подняв руку, как когда-то – очень давно – на школьном уроке.
– Значит, ты садишься за руль. Если через пять минут я не возвращаюсь…
Дега опустил руку.
– С какой это стати вы можете не вернуться? Что там, у вашего Трофима?..
Он не договорил, ужас скакнул в его глазах. Видимо, вспомнил мой кореш, каким оказался наш предыдущий визит к одному из товарищей-брахманов Макса.
– Что там у Трофима, я наверняка сказать не могу, – отрезал Макс. – Не разговаривайте, только слушайте. Если через пять минут я не возвращаюсь, вы сразу же разворачиваетесь и мчите отсюда на полной скорости.
– Куда… мчим? – все-таки вякнул, несмотря на запрет, Дега.
– Как на федеральную трассу вернуться, помните, я надеюсь? Возвращаетесь. Едете в том же направлении, как мы сюда ехали. Следите за дорожными указателями, ищете поворот на Белозерск. Это поселок такой, располагающийся на берегу озера, которое называется…
– Белое… – встрял снова Дега.
– Молодец, догадливый. В сам поселок не заезжаете, останавливаетесь у Белого озера, у самой воды. Все равно где. Главное – у воды. Останавливаетесь и ждете. Вас встретят.
– Кто? – не удержался и я.
– Друзья.
– Ваши?
– Теперь уже и ваши тоже.
– А если не встретят?
– Встретят, факт, – уверенно ответил Макс. – Все, хватит болтать. Засек время? Вот и славно. Ну… с Богом!
Он достал из бардачка травматический пистолет и вышел из автомобиля. Свой рюкзак, между прочим, оставил на сиденье.
– Зря он Макарова-то выбросил, – прошептал Дега, когда брахман, ступая быстро, но осторожно, пригибаясь к земле, свернул за забор последнего дома на улице.
– Сам же слышал. Нельзя шептунам боевым оружием пользоваться, – напомнил я.
Дега посмотрел на часы.
– Может, сразу развернуться, а? – предложил он. – Ну, время сэкономим и все такое…
В глазах кореша я без труда прочитал жадное желание: чтобы не вернулся Макс через пять условленных минут и мы получили бы возможность укатить отсюда. С чистой совестью, да. Он ведь сам оставил такое распоряжение. Укатить в родной Заволжск, в родную Гагаринку. И плевать, что там нас ждет. Что бы ни ждало, уж, верно, всяко лучше, чем эта бешеная круговерть, в которую мы оказались втянуты и которая треплет нас, как пару окурков в водовороте унитаза, и все никак не успокаивается.
Да что говорить – в тот момент я и в самом себе ощутил такое желание. И почему-то этого желания испугался. То есть не «почему-то», а из-за возникшей непонятно откуда уверенности, что Макс через пять минут все-таки не вернется. И даже не только поэтому. Была еще одна причина…
В тот момент я вдруг понял – вот она, точка перехода. Настоящая. Не вчера, близ заволжского городского парка культуры и отдыха неизвестно чьего имени, решалась наша судьба… Она решается сегодня и здесь, в чудом выжившей деревеньке Моршанка.
У меня, кажется, волосы на затылке встали дыбом, когда я вдруг понял, что мне предстоит сейчас предпринять.
– Развернуться, а? – повторил Дега, снова искоса глянув на часы. – Ну вроде как ради удобства. Чтоб потом не суетиться?
– Делаем так, – заговорил я каким-то не своим, оледенело ломким голосом. – Я иду за Максом. А ты – если мы раньше не вернемся – через… те же пять минут подъезжаешь к дому этого Трофима. Двигатель не глуши на всякий случай. Подхватишь нас.
– Башней тронулся? – взвыл Дега. – Ты что? Зачем тебе это надо?!
Зачем? Я и сам не смог бы этого внятно объяснить. Мне было надо – и все. Не сделай я того, на что сейчас решился, я всю оставшуюся жизнь буду жалеть, что судьба дала мне возможность стать частью чего-то настоящего, чего-то неизмеримо большего, чем обыденное выживание… а я струсил и сбежал.
– Зачем?! – потряс меня за плечо Дега.
– Да ни за чем, – высвободил я руку. – На мне ведь футболка счастливая.
– Тогда я с тобой пойду, – с отчаяньем выговорил мой кореш.
– А кто нас подхватит… если что? Я водить не умею. Хоть и сын дальнобоя.
Дега опустил глаза, облизнул губы. Судя по всему, он попытался скрыть от меня облегчение, но получилось у него это плохо.
Я выпрыгнул из машины.
Дом Трофима Ладогина почти не отличался от других домов-усадеб Моршанки: такое же монументальное здание, многочисленные пристройки, высоченный глухой забор. Но ворота были распахнуты настежь, и стоял в этих воротах – задом во двор, а мордой на улицу – точно такой же внедорожник, как и тот, на котором приехали сюда мы, только целенький, чистый, немного лишь забрызганный грязью понизу. И наклейка на его лобовом стекле была, как у нас: «Правительство Заволжского округа».
Я как раз добежал до внедорожника, присел, сдерживая дыхание, чтобы не шуметь, когда со двора донесся сдавленный крик и сразу после него – негромкий упругий хлопок. А спустя мгновение – глухой мягкий удар. Словно мешок бросили на землю.
Я рванул во двор, стараясь все-таки держаться в тени автомобиля. Впрочем, долго оставаться незамеченным шансов у меня было маловато.
Прямо передо мной, в середине просторного, чисто подметенного двора, шагах в десяти от ворот, стоял крупный мужик в светлом спортивном костюме. Позади мужика лежал на земле огромный продолговатый черный пластиковый пакет, в котором угадывались очертания человеческого тела.
Этот… в спортивном костюме неотрывно смотрел на меня широко распахнутыми неподвижными глазами. Губы его были стиснуты до синевы и дрожали словно от великого напряжения. Мужик подергивал ногами, силясь оторвать их от земли, но они почему-то не отрывались, точно были приклеены. Правую руку он запустил за пазуху и теперь пытался вытащить ее обратно – безуспешно пытался, потому что рука его по какой-то причине накрепко увязла за отворотом куртки.
Наши взгляды встретились. Мужик затрепыхался сильнее и замычал, явно не в силах разжать губ.
И тут я увидел второго. Он был пониже своего товарища, но пошире в плечах. Одет был в джинсы и толстый свитер с растянутым воротом, и половину лица его закрывали большие солнцезащитные очки с непроницаемо черными стеклами.
Очкастый шел ко мне, опустив голову, со злой досадой бормоча что-то под нос.
– Говорил же дураку: не снимай очков… – разобрал я.
Очкастый шел ко мне, но меня не видел, потому что внимание его было занято пистолетом с удлиненным глушителем стволом. Он тискал оружие в руках, пытаясь стронуть с места заевший затвор.
Нет, не ко мне он шел, а к Максу, который лежал на земле между мной и этими двумя.
Он лежал на боку, наш брахман, скорчившись, суча ногами, обнимая себя обеими руками. Растрепавшиеся волосы закрывали его лицо, а между пальцами, впившимися в левый бок, сочилась кровь. Травматический пистолет валялся рядом. Макс не успел из него выстрелить.
Я выхватил джагу из-за голенища.
Очкастый увидел меня наконец. Надо отдать ему должное, соображал он быстро. Он тут же оставил бесполезные манипуляции с пистолетом и метнул мне оружие в лицо. Я инстинктивно отклонил голову, но пистолет все же задел меня вскользь над правым глазом. Окажись удар полноценным, я бы точно свалился без сознания. Но и без того мало мне не показалось. Голову пронзила такая боль, что я на мгновение ослеп, а половина лица надолго онемела.
Когда зрение вернулось, я увидел, что очкастый подбежал ко мне почти вплотную. Все, что я успел сделать, – это выбросить вперед правую руку. Я предполагал схватить врага за горло, но он ловко ушел в сторону, поймав мою руку в захват и тотчас выкрутив ее до ослепительной боли в плечевом суставе.