«Была!» – молотом ударило меня по затылку. Искра боли проткнула меня через голову до самого сердца.
– Мы… навсегда с ним… С самого начала и до конца. Это не просто любовь, Маугли. Это… немножечко больше.
– А я?
– А ты?.. – Ветка взяла меня за руку, подняла ко мне лицо. И чуть улыбнулась, и на мгновение стала такой, как раньше. – А ты – мой милый Маугли, – сказала она.
– Я, значит… – с трудом выговорил я, – для тебя не навсегда? И у нас с тобой просто любовь? Которая… не больше чем любовь?
Она промолчала.
– А ты для меня – навсегда, – сказал я. И почувствовал, что слова эти получились тяжелыми, неуклюжими и ненужными. Как сломанные гантели.
– Я одна во всем виновата, – произнесла она. – И перед Максом, и перед тобой. Дрянь я, Маугли. Не надо было мне… Я и с тобой уже не могу. И с ним теперь не смогу.
Ветка отняла у меня руку. Или это я выпустил ее ладонь из своей?
– Ну прости меня, Маугли, – совсем уж неслышно выговорила она. – Думаешь, мне легко? Я не могу допустить, чтобы он погиб. Не могу, и все. Если я с ним буду… может быть, у нас получится выбраться живыми…
«А я не могу допустить, чтобы ты погибла, – хотел сказать я, но почему-то не сказал. – А Дега не может допустить моей смерти, – подумал я еще. – И каждый предыдущий готов умереть за следующего. Какая-то цепочка получается… Абсолютно неразрывная цепочка. Потому что узы, скрепляющие нас, неподвластны страху смерти, а значит – неподвластны и самой смерти. Что тогда может быть в этом мире прочнее?»
И эта мысль вдруг перевернулась у меня в голове, обнажив на миг какую-то свою, незаметную ранее, сокровенную суть… Которую я не успел толком прочувствовать.
Потому что Ветка вдруг пружинисто скользнула из моего поля зрения. И почти одновременно с этим я услышал негромкое восклицание Деги:
– Доигрались! А я предупреждал!
Я рывком развернулся. С двух сторон, приближаясь, маячили между древесными стволами силуэты в армейском камуфляже. Мой кореш вскинул автомат, но Макс перехватил его руку:
– Не вздумай палить! Это порченые всего-навсего…
– Дега, Умник! – коротко распорядилась Ветка, уже другая Ветка, собранная, уверенная в себе. – Берите того, что слева. Правый – мой. Действуем, как обычно!
Она метнулась к намеченной жертве. Мы с Дегой, переглянувшись, без слов распределили роли. Я согласно кивнул просительному взгляду кореша и, петляя, побежал вперед. Мертвяк ускорился навстречу мне, вытянул руки, низко и грубо захрюкал.
Обогнав меня, Дега взлетел на нижнюю ветвь дерева, стоящего на пути «нашего» порченого, подтянулся…
Я замер, готовый ударить или отпрыгнуть. Ни того ни другого не потребовалось. Мой кореш, подгадав момент, спустил ноги, молниеносно обхватил ими шею порченого, резко крутнулся. Хрустнув сломанными позвонками, порченый повалился в снег.
Макс позади одобрительно произнес:
– Неплохо…
Отирая руки о куртку, подошла к нам Ветка. Как раз тогда, когда Дега, спрыгнув, добил прикладом обездвиженную тварь.
– Свеженький, – присмотревшись, сообщил он. – Совсем-совсем свеженький.
– И у меня, – сказала Ветка. – Видно, вчера еще живыми людьми были…
– Очередные дезертиры! – сказал мой кореш. – Редеет гарнизон-то… А как ты так точно возраст порченых определяешь, Вет?
– По цвету кожных покровов, как же еще…
– Минуту внимания, юные натуралисты! – громко проговорил Макс.
Мы – все трое – повернулись к нему. Брахман стоял перед нами уже спокойный и серьезный. Смирился, видимо, с неизбежным, сделал над собой усилие, решил действовать конструктивно. А, впрочем, теперь ему по-другому и нельзя было. Теперь мы четверо стали соратники, одно целое. Ватага, готовящаяся к тяжкому махалову. Решающему, черт побери, махалову.
– Раз уж все так вышло, препираться дальше смысла не имеет, – продолжил он.
– Наконец-то дошло… – тихонько прокомментировал Дега.
Макс не обратил на него внимания, не сбился.
– Поэтому объявляю бессрочное перемирие. Ни у кого нет возражений? Это славно, факт… Может, и вправду удастся живыми отсюда выбраться. Хоть кому-то. Хотя это, само собой, не главное. Главное – дело сделать. А посему давайте-ка в ускоренном темпе обсудим дальнейший план и внесем в него необходимые коррективы. Значит, так… Дорога здесь одна, и грузовики со стройматериалами больше нигде пройти не могут. Нам нужна одна из таких машин…
Мы залегли за деревьями на обочине лесной дороги, на крутом повороте. «Как партизаны в Великую Отечественную», – мелькнуло у меня сравнение. Я – вместе с Максом, Дега – с Веткой по другую сторону дороги.
Лежали мы уже около четверти часа, лежали молча, ни я не пытался заговорить с брахманом, ни он со мной… За эти четверть часа мимо нас в направлении ОСО-один, шатаясь, проковылял еще один порченый. Он был гол, даже больше, чем гол… Грязно-серая кожа сползала с него клочьями, под грудью зияла большая дыра, оскаленная желтыми полукружьями ребер, а лицо представляло собой бесформенное застывшее темное месиво. Трогать мы его не стали.
Издалека послышался шум мотора.
Макс чуть пошевелился рядом.
– Делаем, как условились, – прошептал он, глядя перед собой, не на меня. – Давай еще раз, чтоб ничего не перепутать. В машине должны быть двое – водила и стрелок. На КПП у водил проверяют документы и пропуска, а у стрелков ничего не проверяют. В крайнем случае, если особо въедливый часовой попадется, – только документы, потому что никакие пропуска стрелкам не полагаются. Как нам любезно поведал наш малость неадекватный гость, успешно, впрочем, приведенный в чувство Семенычем… Извечный русский бардак, из которого, к слову сказать, только сами русские выгоду извлечь и способны. Договор заключен с конторой дальнобоев, а у них стрелки на неофициальном положении, сам понимаешь: без охраны нынче нельзя, а дополнительных налогов никому платить не хочется.
– Знаю я…
– Ну да, подзабыл уже, чей ты сын… Итак, захватываем грузовик. Водилу я беру на себя, сажусь рядом, изображая стрелка, – опыт у меня, кстати, такой есть. Ветка со мной, настоящего стрелка, разоруженного и обездвиженного, контролирует в курятнике… Так, по-моему, спальное место в кабине называется? Курятник?
– Курятник. А не проще стрелка за борт выбросить? Лишние-то проблемы к чему?
– Не проще, – отрезал Макс. – Как раз если выкинуть, лишние проблемы и образуются. Машины идут одна за другой, кто-нибудь его подберет. Может успеть помешать… И в кузов его перебазировать тоже нецелесообразно – несколько лишних минут потеряем.
– Глушануть – и в снег, за обочину. Не помешает.
– Замерзнет, если в снег-то. Или порченые наткнутся, разорвут. А ты кровожадный, Умник. Одно слово – Маугли. Звереныш. А ведь не первый день в Монастыре…
– А ты добренький, – не удержался, чтоб не огрызнуться, я, решив не переходить обратно с «ты» на «вы». Это так соперничество за Ветку нас уравняло: меня, пацана с Гагаринки, и его, лобстера-старшака. – Этот-то стрелок, которого ты пожалел, изловчится – и Ветке нож под ребро всадит. Может ведь такое быть? Может. И тебе сзади башку проломит. А следом и мы на тот свет уйдем, как тревога подымется. Получается, из-за одного не нашего четверо наших погибнет…
– Ловко у тебя определять получается: «наши, не наши». Тот стрелок – он, по-твоему, «не наш»?
– Конечно. Он же против нас. Его дело: водилу и груз оберегать от нападений. Для того ему и ствол даден. И шмалять он в нас будет без колебаний. Какой же он «наш»? Он враг, так получается. Когда вы НИИ тот штурмовали, своих собратьев-ЛОПСов выручали, сколько охраны и солдаперов полегло? Вы же их и положили. Потому что они – враги. А если б не вы их положили, тогда бы они – вас. К чему мудрить-то? Все просто: там, где есть махалово, там есть «наши» и «не наши». Без исключений. А махалово есть там, где есть конфликт. А без конфликтов жизнь невозможна. То есть выходит…
– Из того, что люди во имя чего бы то ни было убивают себе подобных, не следует, что они друг другу враги, – сказал Макс.
– Как это?!
– Разве Комбат или отец Федор вам этого не объясняли? Чем вы слушаете-то?.. Бывает так, что враг становится твоим соратником? Или наоборот: может ли бывший соратник оказаться в стане твоих смертельных врагов?
– Ну, допустим. И что?
– А то, что граница между «нашими» и «не нашими» расплывчата и условна. И любой человек в зависимости от обстоятельств способен встать на ту или иную сторону. Повседневно враждующие ватаги Гагаринки разве не объединяются против объявивших войну… кто у вас там в соседстве?..
– Нефтяники, – кивнул я. – Или Приречье. Да понял я твою логику… И если Центр буреть начнет, тогда Гагаринка и с Нефтяниками, и с Приречьем в один строй встают, как не раз уже бывало. И так далее. Понятно, короче…
– Истинные враги – те, чье существование возможно только лишь за счет и в ущерб существования твоего и твоих близких, – перебил меня Макс. – Истинные враги всегда паразиты. С истинными врагами невозможно объединиться, с ними у тебя нет и не может быть общих интересов и целей. И очень часто истинный враг не тот, с кем ты непосредственно сражаешься, не тот, кто стремится тебя уничтожить, а тот, кто управляет твоим противником, сам оставаясь в безопасной недосягаемости. Люди, к сожалению, глупы и доверчивы… Поэтому, Умник, никогда нельзя забывать об исключительной ценности жизни тех, кто в силу своей глупости и доверчивости в данный момент является твоим противником. Они, эти противники, тоже «наши»…
В зону нашей видимости с ревом выкатился грузовик. Перед поворотом он резко снизил скорость. Я отложил в сторону свой автомат, приготовился… Чего медлит Ветка? Почему Макс не шевелится?
– Лежи! – шепнул брахман, словно почуяв мое недоумение. – Следом еще один идет. Не слышишь, что ли?
Грузовик скрылся из виду. Следующий показался через полминуты.
– А вот этот берем! – распорядился Макс.
«А вдруг там папахен будет?» – пронеслось в моей голове. Мысль эта, ясное дело, не была внезапной. О возможности случайной встречи с родителем я подумал сразу же, как только узнал, что Макс собирается прорываться на территорию военной базы на грузовике, везущем туда стройматериалы. Мой папахен, вообще-то, специализируется на дальних рейсах, но в наше время любой за подвернувшуюся халтуру с радостью ухватится. Тем более в округе контор-перевозчиков не так уж и много…