Сергей сам налил себе в бокал вина и спросил у озабоченного Олега:
— Серьезно собрались за границу?
— Да. — Кивнул Олег и добавил: — Сережа, ну, а что тут ловить? Еще одних беспорядков ждать? Смотри, ведь только слепой не видит что происходит. Конфликты не решены, они просто размазаны по стране. Вместо локальных боев в калужской и тюменской, теперь в каждом городе банды, стрельба, уголовщина. Армейские что-то мутят. В общем, лажа полная. Мы с твоим отцом все это проходили. Не хочу больше. Хочу покоя, и научиться играть в гольф.
Покивав, Сергей спросил:
— А с вашим комбинатом бумажным в калужской и Мурманским рыбозаводом, что будет? Продаете?
— Да. Завод уже продал местным. Слил, конечно… но остался в составе учредителей. А с бумажным комбинатом надо решать и решать быстро. Чует мое сердце — полыхнет там снова. Слышал новости? Там завелся некий Робин гуд и теперь мочит всех ментов шервурдского шерифа… и главное никто поймать не может. Хотя, скорее всего и не ловят. Знаю я наших.
Отпивая вино, Сергей внимательно рассматривал этого «конкурента» отца и вполне понимал его страхи. Да и желание уехать тоже ему было вполне понятно. Ну, хочет — пускай едет.
— А я видел ваш комбинат там… — признался Сергей. — Даже с ребятами говорил, кто работал раньше на нем. Его знатно разворовали, пока все это творилось.
— Знаю. — Хмыкнул Олег. — Только отцу не говори. Я еще ему его втюхать хочу.
Сергей и Олег громко рассмеялись, и молодой человек чуть не пролил на себя вино.
— Не хотите восстанавливать и снова запускать?
Став серьезным, Олег сказал:
— Не хочу. Не хочу, Сережа.
Покивав, Сергей и это понял.
— А если не получится продать, что осталось, то, что делать будете?
— Брошу. Просто брошу. — Признался Олег. — Сидеть сиднем и ждать того, кто купит, нет желания. Поручу кому-нибудь его продать, а сам уеду не дожидаясь.
Они отпили вина в ожидании родителей Сергея и немного помолчали, размышляя каждый о своем. Сергей думал о том, что масса народа в городе, где комбинат был градообразующим предприятием, осталась без работы. И что, в чем-то Олег прав, что эти люди могут от безденежья повторить мини-революцию. Олег же думал о том, что зря не захотел, когда-то больше детей от своей жены. Он считал, что и одной дочери ему будет достаточно. А вот смотрел он на Сергея, «воспитанного сына хороших родителей» и жалел, что у него только дочь. Зять не в счет. Он так… поручать ему некоторые вещи Олег не решался. А будь у него сын… он знал бы кого послать рулить ситуацией в той же калужской области.
— Говорят, тебя с работы уволили. Из твоего института? — спросил Олег, просто поддерживая разговор. — Все из-за твоего участия в мятеже?
— Да. Хотя я не участвовал. Просто под раздачу попал. Засветился там… Ну и по полной схеме. — Кивнул Сергей. — «Сверху» надавили. Мой научный руководитель чуть не плакал расставаясь. А один из «товарищей в погонах» мне просто сказал, что я забылся. Я забыл, для чего работает институт истории. Допуски все отобрали естественно. Да еще и выезд за границу запретили. Если бы не отец, то… В общем, этот вопрос решили. Приглашают в Британию читать лекции по советскому периоду и по Романовым.
— Хочешь тоже уехать?
— Нет. — Честно признался Сергей. — Не поеду. Мне книгу надо закончить по этому восстанию. Через недельки две снова ломанусь туда, посмотреть итоги.
Олег ухватился за это желание сына Александра Павловича и спросил:
— А сколько ты там пробудешь?
— Пока не напишу. Месяца три. Я же все равно без работы. Мне спешить некуда. А там надо будет со многими поговорить… С людьми.
— Три месяца? — изумился Олег. Увидев кивок, он на минуту задумался и сказал: — Вот что парень. Раз уж ты все равно на голову больной, извини, шучу, может, ты там мои поручения выполнишь? Я хорошо заплачу. Ты же без работы! Соглашайся. Почти ничего делать будет не надо. Просто приглядывать…
— В смысле? — вяло поинтересовался Сергей.
— Надо будет приехать туда. Нанять людей минимум, чтобы в товарный вид комбинат привели. Деньги я перечислю на это. А потом выставить его на продажу. Точнее я его уже выставил. Но надо будет с покупателями общаться. Вникать в дела особо не обязательно. Там мои люди остались они сами все покажут покупателям, но надо за всеми ними присматривать. И главное управлять охраной новой комбината.
Сергей честно признался:
— Я слабо в этом разбираюсь. Точнее никак не разбираюсь.
— А тебе не надо повторяю особо разбираться. Будут вопросы, позвонишь мне. Ничего сложного. А в остальном слушай советы моих помощников там. Ну и конечно надо будет мои указания конкретные выполнять. Для тебя самое то! А в свободное время пиши свою книгу! Никто тебе мешать не будет. Соглашайся!
Сергей неуверенно заулыбался и когда вошли его родители и Светлана, спросил у них совета. Мать была против категорически. Отец с сомнением расспросил Олега о предложении. В итоге кивнул и сказал сыну самому решать. Светлана же обрадовалась тому, что Сергей будет работать буквально в трех часах езды от нее.
Сергей еще раз взвесив все за и против сказал усмехаясь:
— Давайте попробуем.
— Что ты глупости говоришь! — возмутилась Анна Андреевна.
Ну, разве женщина уже может помешать договору «настоящих решительных мужчин»? Олег, не теряя времени, стал заверять окружающих:
— Я кроме зарплаты ему процент с продажи отвалю. Доволен будет. Поверьте. Он же все равно туда поедет, а так хоть при деле будет. Вы всегда будете знать, где он и что с ним. Так что вполне удачное стечение обстоятельств.
В итоге и Анна Андреевна согласилась на такой шаг с условием, что ни по каким бумагам и документам ее сын проходить не будет. Олег улыбнулся, разводя руками и пообещал, что если что, его там вообще не было. Сергей хмыкнул и, поднявшись, пошел в душ. Когда к нему без стука присоединилась Светлана, она вся сияла счастьем. Получить в управление целый бумажный комбинат вот это настоящая романтика… А Кончитта, которая прождала своего любимого Резанова тридцать пять лет просто дура набитая.
Сергей в отличие от подруги думал не о комбинате, а о своей книге. Вечно эти мечтатели не о том думают.
— Богуславский! Вас зовет родина! Не я, не президент. Вы нужны стране. Понимаете? — Надрывался битый час полковник, уговаривая Илью.
— Не хочу. — Покачал головой и, наливая себе и гостю чай, сказал Илья.
— Хотя бы одну пресс-конференцию, что бы эти с запада успокоились! Они серьезно думают, что мы вас в тюрьме сгноили! Они не верят, что вы просто заперлись в квартире и не выходите из нее. И наши не верят.
— Вы мне дверь почините? — спросил Илья спокойно.
— Да, починим. Если вы обещаете выйти к народу и показаться. А нет, так мы сюда приведем журналистов и если надо снова ее выломаем.
— Когда почините? — холодно осведомился Богуславский.
Полковник вздохнул и сказал:
— Сегодня.
— Вы так уже лифт чинили. Прошло три недели с окончания… сделайте дверь и лифт. Выполняйте свои обещания. Научитесь выполнять обещания!
Полковнику, которому «остановили» генеральское звание пока не будет решен вопрос окончательно, вздохнул и сказал:
— Я что сам должен в шахту лифта лезть?
— Да мне все равно… — небрежно бросил Илья и сел на табурет.
Он сильно исхудал за последнее время. Питаясь раз в стуки, подъедая запасы макарон и риса в доме, но, отказываясь выходить на улицу, он довел и власти и прессу до исступления. Пресса требовала показать его живым. Власти требовали, чтобы он начал нормальную активную жизнь. Даже предложили ему работу в мэрии в отделе ГО и ЧС. Все от него что-то требовали, и Илья просто окончательно заперся в квартире от этих «требовальщиков». На пятый день, когда он «обрезал» телефон и перестал откликаться на стуки за дверью, пришли ребята из ОМОНа и просто выбили ее вместе с косяками. Даже этот сволочизм не пронял Илью. Он остался спокоен и уверен в своем желании «иметь всех ввиду».
— Как мы поступим? — устало спросил полковник.
— Мы? Никак. Пока вы не будете выполнять свои обещания, не объединяйте меня с вами. Мы из разной породы. Так понятнее? — спросил Илья, тяжело посмотрев на полковника
Полковник слушал негромкий голос бывшего майора и бывшего командира боевиков и недоумевал. Что же это за человек-то такой… Откуда такой неандерталец вылез. Как ему офицерские погоны-то вручили? Да вообще, как он выжил со своими принципами там на Кавказе и здесь в уличных боях?
— Майор…
— Я отказался от звания. — Напомнил Илья.
— У нас в стране нет такого, отказаться от звания! — уже зло говорил полковник.
— Я нарушил присягу. Этого достаточно. — Спокойно и еще более раздражая, сказал Илья.
— Вы это самобичеванием занимаетесь? Или что? — Не понимая, спросил полковник.
Это был перебор. Тут уже Илья не выдержал:
— Да, мля, самобичеванием! Потому что поверил вам уродам, там! Потому что забыл что в этой долбанной стране НИКТО НИКОГДА не выполняет обещаний! Потому, что здесь все ВРУТ и чем больше врет человек, тем выше он поднимается. А теперь пошли ВОН! И не называйте меня майором пока вы полковник! Закончили базар!
Он вытолкал с кухни и из квартиры почти оглушенного внезапным взрывом ярости фээсбэшника и одним рывком приставил к пролому дверь с держащимися на ней косяками. После этого уже спокойно вернулся на кухню и медленно допил чай. Затем так же неторопливо прошел в комнату, раскрыл настежь окно и лег на нестиранное уже много недель белье. Сжался словно эмбрион. Нет не от боли. Не от отчаяния, которое росло в нем день ото дня. А просто от чувства дурацкой глупости этого уродливого мира. Это был не страх перед ним. Это было нечто ранее не ведомое Илье. Это было абсолютное непонимание, как его угораздило родиться в этой стране в это время.
Утром он проснулся оттого, что в подъезде отчетливо гудел лифт. Не веря своим ушам, Илья поднялся, отставил в сторону дверь и увидел на лестничной площадке двух молодых парней курящих и ждущих непонятно кого.