Если осталась еще в мире плодородная земля.
Арлен, не выдержав, распахнул глаза. Мать рассказывала легенды о Лесе не затем, чтобы сыновьям снились кошмары.
Он встал, стараясь не разбудить спавшую рядом Имоджену, вышел и сел на ветку.
Полная луна заливала Лес молочным светом. Лучи струились по веревочным перилам, путались в сетях, дрожали разводами на грубой коре ветвей. Белыми монетками танцевали в кронах, скача с листа на лист. Деревню затапливал медленный водопад — поток стекал по стволам и вливался в плотный туман над травой. Дозорные ходили в нем по колено, и свет их факелов уныло ежился от влаги.
Арлен насчитал вдвое больше охраны, чем обычно.
Он подышал на замерзшие пальцы, покосился на висевший у входа в дом фонарь и решился. Глава деревни отказался посылать охотников туда, где нашли грибника, но Арлен не выносил неясности.
Он тихо оделся, натянул сапоги, подхватил светильник с мерцавшим за слюдяным стеклом огоньком и полез вниз. Дерево проводило пригоршней сухой листвы. Одна кленовая звездочка разбилась в труху об угол фонаря. Арлен подумал, что прежде и вправду было по-другому.
Из-за тумана он не сразу нашел место, где охотники днем клали тело на землю. Арлен затаился, пропустил дозорных и двинулся по кровавой тропе.
Приходилось всматриваться в траву и часто останавливаться, чтобы не сбиться с пути во мраке. Фелан бы назвал его неумехой. Он хотел стать охотником: еще малолеткой выучился читать следы и ночью видел не хуже совы. Брат обязательно увязался бы за ним показать мастерство.
Хорошо, что Фелан спал. Попытайся же он вышмыгнуть из дома, Имоджена проснулась бы и никуда его не пустила.
Дымка опутывала сапоги Арлена. Ее толстые нити переплетались с корнями; казалось, деревья пьют из пелены влагу или сами наполовину превратились в туман. Лес стал нереальным, химерическим. Поэтому и шорохи позади, и колючее ощущение, будто кто-то впился немигающим взглядом в лопатки, Арлен посчитал вначале игрой воображения.
Десять шагов. Двадцать. Тридцать... Хрустнула ветка.
Арлен резко обернулся — никого.
Он высоко поднял фонарь. Серебристые стволы немо тянулись под своды крон. Ветра не было. Изредка падали листья. Разрезали колонны лунного света и бесшумно ныряли в белесое марево, растворяясь в утекающем времени. Лес на миг показался Арлену больным... уставшим... седым?..
— Постаревшим... — озадаченно прошептал он, вновь находя запекшийся след.
Спустя несколько шагов к Арлену вернулось ощущение взгляда в спину. Затем пришло чувство, что преследователь крадется за ним по пятам. По спине промчалась капля пота.
Он посмотрел назад, но Лес был по-прежнему тих. Только едва заметная тень на долю секунды исказила пятно света — словно ольха качнулась. Арлен зажмурился и помотал головой, пытаясь собраться.
А когда открыл глаза — тень отскочила от его плеча в прореху между двумя кустами. Арлен подался за ней, однако его встретила лишь колыхающаяся листва.
Отказываясь сдаваться, он полез через колючие ветки. Не обращая внимания ни на царапины, ни на бешено задергавшийся в фонаре огонек, ни на внезапный холод, костлявыми пальцами вцепившийся в лицо, — пока что-то не хрустнуло под сапогом. Арлен наклонился и увидел раздавленную корзину грибника. Земля рядом желтела ломкой травой и гноилась тремя полосами распаханного чернозема.
Он судорожно вцепился в фонарь. Арлен не был охотником, но знал, как выглядят следы когтей. Ни одно известное ему животное не обладало такими.
Раздался тихий смех. Арлен завертелся на месте, ища источник. Взгляд выцепил сломанные ветви, иссеченные когтями стволы, коричневое пятно на белой коре одной из берёз — где напали на грибника. Тот кинулся бежать через кусты, сквозь которые пришел Арлен. Размахивал руками, кричал, звал на помощь. Преследователь гнал его, возникая угрожающей тенью то справа, то слева, то прямо на пути — забавлялся. Хотя игра убийце быстро наскучила. Он схватил беглеца, заглянул в зеркала зрачков, высосал жизнь. Потом растерзал пустышку.
Видение схлынуло. Арлен попятился.
— Боишься? — ласково спросила тень.
Наваждение висело в воздухе перед ним: вытянутая полупрозрачная фигура, плавящая внутри себя лунные отблески. Птичья голова с длинным клювом низко наклонена, крошечные глаза полыхали золотом. Трехпалые обезьяньи руки болтались плетьми, ноги заменял змеиный хвост с иглоподобной кисточкой.
— Боюсь, — прошептал Арлен. Свет его фонаря затрепетал в агонии и потух.
Наваждение протянуло к нему руки. Арлен застыл, завороженно глядя в светящиеся глаза. Он осознал, что хотел бы броситься бежать, но ноги будто одеревенели.
Наваждение смотрело вглубь Арлена. Арлен смотрел вглубь наваждения. Он не знал, что видит тварь, но сам различал пугающие картины. Некогда белоснежный город с закопченными башнями. Безвольные мужчины. Бегущие женщины. Прячущиеся в подвалах дети. Ряды насаженных на кол людей. Сокровища, текущие в чужие руки. Отобранные поля и охотничьи угодья. Прекрасная мирная земля, которую один народ выскоблил огнём и жестокостью от другого.
Жаждавшие возмездия восстали наваждениями. Порождения предсмертных кошмаров не делали различий между захватчиками и покоренными. Первые отобрали их дом, а вторые сдались, приняли чужую волю и не заслуживали снисхождения.
— Берегись!
Кто-то толкнул его в поясницу и вырвал из руки фонарь. Арлен упал, краем глаза заметив гибкую женскую фигуру. Спасительница с размаху бросила добычу в наваждение. Оно взмахнуло рукой — когти звякнули по фонарю. Осколки слюды брызнули в разные стороны, и их немедля поглотил туман. Тень взлетела под кроны.
— Имо?.. — выдохнул Арлен, поднимаясь на ноги.
Имоджена не ответила. Она сердито нахмурилась и поворачивалась, светя себе фонарем и разыскивая наваждение. Арлен встал с ней спина к спине. Он чувствовал, что существо не ушло, а затаилось, выжидая момент.
— Что ты тут делаешь?
— Пошла за тобой, — она поджала губы и внезапно мелко задрожала, словно только сейчас поняла, что сделала. — С ума сошел — от деревни уходить? В такое время… То чудище…
Девушка нервно повернулась в сторону качнувшихся веток и вскрикнула. Арлен скосил глаза, но наваждение оказалось стремительнее. Когти блеснули и пропали в тумане: он моргнул — плечо вспыхнуло болью, на рукав брызнула кровь. Кисточка призрачного хвоста насмешливо коснулась его уха.
— Оно играет с нами … — прошипел Арлен и завел руку назад, прижимая Имоджену к себе.
В ответ прозвучал ускользающий смех. Порождение кошмаров сделало круг и нырнуло между деревьев, вновь затаившись. Оно собиралось наиграться с жертвами вдоволь, как с грибником.
Арлен сосредоточился, выискивая хоть намёк на силуэт наваждения, но зрение подернулось дымкой. Порождение кошмаров задурило ему голову и затянуло глаза видениями. Арлену показалось, что он заметил его слева, но противник возник справа.
Вспыхнули искры золотых глаз. Имоджена дернулась, отскочила от наваждения и подобралась. Оно мягко хихикнуло и выстрелило хвостом. Тот плетью обернулся вокруг фонаря, вырвал его из рук девушки и отшвырнул. Искорка теплого света канула в непроглядное марево. Мерцала еще секунду, напоминая заблудившегося в лесу светляка, и потухла окончательно.
— Вернись! — крикнул Имоджене Арлен.
Она подалась к нему, но порождение кошмаров было быстрее. Оно метнулось Имоджене за спину, обхватило обезьяньими руками и повалило наземь. Хвост щелкнул и неожиданно заметался по ее телу, щекоча. Девушка закрутилась в объятиях и захохотала. Только смех, прорвавшийся сквозь стиснутые зубы, наполняло не веселье, а мука. Он становился всё громче и тоньше, пока не превратился в истерический визг. Имоджена выгнулась дугой.
Наваждение уставилось на Арлена и распахнуло клюв:
— Что ты сделаешь, дитя предателей?..
Имоджену скрутили судороги, заставляя ломать саму себя. По ее щекам потекли слезы. Она до крови закусила нижнюю губу, но с первым же всхлипом смех пробился наружу.
— Что — потомок палачей?..
Арлен вдруг представил Имоджену на окровавленном плаще, завернутую в кокон из багровых сетей. Белое лицо, черные волосы в беспорядке, тело изломано, точно ветка бурей. В мыслях пронеслись смерть отца и мать в корнях Зеленого Хранителя; толпа, окружившая мертвого грибника, и неподвижная ватага Фелана. Образы сплавились в единый кошмар.
Арлен часто-часто задышал от страха.
Наваждение довольно булькнуло.
Однако оно рано обрадовалось. Через миг в душе Арлена вскипел безудержный гнев. Он смыл ужас и оставил лишь раскаленную до невозможности ярость.
Арлен подскочил и вцепился в порождение кошмаров, отдирая его от Имоджены. Оно оказалось холодным, склизким и начало расползаться, едва его схватили. Схлынуло с девушки и обволокло Арлена, затекая ему в нос и уши. Он закашлялся, но не разжал захвата — пальцы глубже погрузились в тело-жижу. Наваждение утробно зарычало. Его шея вытянулась, птичья голова повисла на ней шипастым бутоном:
— Выродок! — киркой прянул к лицу Арлена клюв. — Я высосу твою душу и выклюю глаза!
— Не дождешься!
Словно в ответ на слова Арлена корни ближайшего дерева взметнулись и прошили противника насквозь. Наваждение заорало. Режущий уши вопль взвился под кроны, деревья ответили водопадом листвы. Сухая тюль упала вниз, разбив порождение кошмаров, и Арлен отшатнулся.
Наваждение потускнело, превращаясь в бледный дым. Корни лениво пошевелились, разгоняя его, и поползли обратно, утягивая разрозненные завитки.
Арлен уперся руками в землю, потрясенно смотря перед собой.
— Ле-е-ес-с-с-с… за-а-а-а-ащ-щ-щи-и-ити-и-ит… — умиротворяюще разнеслось вокруг.
На коре дерева-защитника проступило лицо, чьи черты показались Арлену знакомыми. Он в замешательстве поднялся и подошел ближе, коснулся пальцами изгибов коры.
— С-сту-у-упа-а-а-а-а-а-ай…
«Отец?.. Мать?.. — Арлен закрыл глаза. — Нет... Пожалуйста, нет!..»
Имоджена медленно встала и заглянула ему через плечо.