— А понимать это, почитаемый эрри Игнэ Мэль, следует так: Высокая Комиссия, Элатус Онис, посланная нами с эрри Арксом Стипесом в страну Изгнанных, выполняла роль разведывательно-диверсионного отряда. По нелепой и трагической случайности весь достойный и почитаемый эррис, входивший в Элатус Онис, погиб, умерщвленный объединенной мощью иерархов Хтоноса и Слепцов из живущих и смертных. Память о семи героях будет вечно жить в наших сердцах…
— Но что такого героического они свершили, почитаемый? — снова прокричал кто-то из темноты и торопливо добавил: — Меня вычислять не надо, я…
— …Почитаемый эрри Фугит, — кивнул Поворачивающий Круг, вызвав новую волну удивленного гомона. — Так вот! В ходе попытки Элатус Ониса отнять у воплощенного Губивца артефакт Хтоноса, известный как Наперсток Темной Девы, на воздушное судно Слепцов были наложены силовые метки, позволяющие определять его местонахождение, несмотря на все технологические ухищрения живущих и смертных, примененные в этом, без преувеличения, уникальном летательном аппарате.
Таким образом мы смогли перебросить по измерениям восемь новейших истребителей F-22 «Раптор», созданных при непосредственном участии членов Великого Круга и с применением марвельных энергий, а также сориентировать всех Изгнанников и направить их против Губивца.
Да, бой с объединенными силами Хтоноса и Слепцов мы проиграли, но наши мужественные ноктопусы свершили невозможное, уничтожив всю Орду Хтоноса на земле. Таким образом, мощь Хтоноса существенно ослабла, и по сути в распоряжении Темной Девы осталась лишь горстка Слепцов, Губивец и иерарх Хтоноса, известный как Одноглазый. А Великий Круг по-прежнему могуч и силен, и кроме того, у нас имеется в рукаве джокер, о котором до сего момента никто и не вспоминал…
— Вы имеете в виду эрри Удбурда? Насколько нам известно, его не было среди тридцати погибших Изгнанников… — в круг света, освещающий каменный стол и стоящих возле него Пастырей, вышел седой импозантный мужчина в замшевой охотничьей куртке и тирольской шляпе с пером.
— Вы абсолютно правы, эрри Капит Доус! Я рад, что Первая Спица Внутреннего Круга настолько проницателен.
— Каковы же ваши дальнейшие действия, эрри Орбис Верус?
Поворачивающий Круг глубоко вдохнул, нахмурился и решительно обратился ко всем присутствующим:
— Почитаемый эррис! Пастыри! Приближается решающий миг. Воздушное судно Губивца на подходе к столице страны Изгнанников. Там он надеется заполучить Ножницы, и тогда Одноглазый, соединив Иглу, Наперсток и Ножницы, сумеет провести обряд возвращения Темной Девы в наш мир. Сосуд для ее сущности уже подобран и находится на борту летательного аппарата Слепцов.
Мы, по счастью, знаем, где хранится третий артефакт Хтоноса, и Губивец его, конечно же, не получит. Он покинет свой набитый хитроумной машинерией и смертоносным оружием корабль и вынужден будет передвигаться по Москве, как обычный живущий и смертный. С ним будет лишь несколько Слепцов, Сосуд и иерарх Хтоноса — Одноглазый.
И чтобы поставить в этом деле жирную и победную точку, я сам и Внутренний Круг, все Восемь Спиц, отправимся ему навстречу, где и соединимся с эрри Удбурдом, после чего нейтрализуем Одноглазого, уничтожим Слепцов и остановим Темную Деву. Это наш план на ближайшие двадцать четыре часа. Как говорил Первый Пастырь: «Hoc fac et vinces!» Сделай так — и ты победишь!
В зале заседаний Великого Круга вспыхнул свет. Пастыри — и Внутренний, и Внешний Круг, и Держащие Круг, и Стоящие-у-Круга — одобрительными аплодисментами поддержали эрри Орбиса Веруса.
И никто не обратил внимания на потонувший в этих аплодисментах одинокий крик кого-то из Стоящих-у-Круга:
— А куда делись марвелы семи членов Элатус Онис и тридцати Изгнанников? Куда?…
Улыбающийся эрри Орбис Верус вместе с так и промолчавшим все время, пока длилось заседание Великого Круга, эрри Арксом Стипесом двинулись к выходу. Восемь Спиц Внутреннего Круга поспешили за ними…
Громыко проснулся неожиданно рано. За окном стояла обычная для конца декабря темень. Сопела рядом жена, тикали часы, урчал в коридоре холодильник.
Бывший майор тихо выскользнул из-под одеяла, стараясь не топать, пробрался на темную кухню, ощупью нашел на плите кастрюлю с компотом и, бесшумно сняв крышку, напился прямо через край.
Что с ним происходило последние два дня, Николай Кузьмич решительно не понимал. Вроде на работе все отлично, буквально в четверг благодаря лично им, Громыко, разработанной операции, взяли широко известного в узких кругах «клюквенника» по кличке Гапон. Взяли чисто, с поличным, на краже иконы из хранилища при Сергиево-Посадской духовной семинарии. За это получили они всем «Светлояром» благословение от митрополита отца Серафима, а Общий отдел Патриархии выписал участникам операции очень приличную премию.
И дома все было хорошо, и здоровье, тьфу-тьфу-тьфу, не подводило бывшего опера…
Громыко сел на холодную табуретку, включил вделанный в форточку вентилятор, закурил. Светилась оранжевым сигарета, серые в полумраке дымные завитушки улетали в дрожащий вентиляторный круг, по ногам тянуло холодком, а нос улавливал запашок фруктовой гнили из мусорного ведра под мойкой.
«Ну что за натура у меня такая блядская! — неожиданно разозлился на себя Громыко. — Когда все плохо — так все и плохо! А как все хорошо — все равно все плохо! Тоска заедает… А съезжу-ка я к графу сегодня!»
От этой мысли у Николая Кузьмича разгладились суровые вертикальные морщины на лбу, а пальцы левой руки сами собой отбили по столешнице какой-то бравурный мотивчик: «Пам-па-ра-ра-рам!»
…В подземном жилище Торлецкого, несмотря на утренний ранний час, жизнь била ключом.
В лаборатории, которая теперь напоминала фантастические шевелящиеся джунгли, что-то булькало и шипело. Гудел компьютер, а новенький телевизор, установленный прямо в коридоре, бодренько вещал что-то про «Юкос», дело которого, слава богу, наконец-то завершилось, к великой радости всех честных и небогатых россиян.
И повсюду, буквально повсюду — по стенам, потолку, полу, по дверям, мебели и книгам — медленно ползали чудные создания, плод Митиных знаний, графской эрудиции и марвельных энергий, живущих в крови Федора Анатольевича Торлецкого.
Выглядели они поразительно: обычный садовый слизень, из спины которого на коротком толстом стебельке торчал яркий синий или желтый цветок анютиных глазок.
Множество этих покачивающихся желто-блакитных глазок глядели на Громыко со всех сторон, и выкатившийся навстречу Старый Гном с непомерно раздувшимся пузом деловито схряпал парочку слизней и утопал куда-то в глубины бункера.
Ему на смену из спальни вышел граф, страдальчески кривящий губы:
— Здравствуйте, Николай Кузьмич! Вообразите только — у меня в жилище экологическое бедствие!
— И тебе не хворать, Федор Анатольевич! Что за бедствие? И что это за ползающая ерунда тут у вас? Похоже на разбежавшуюся от садовника клумбу…
— Это глазастики. Название, как вы понимаете, придумал Дмитрий Карлович. Когда мы создавали опытный экземпляр, никто и предположить не мог, что они за неделю расплодятся в таком количестве! Гермафродизм этих моллюсков сыграл с нами злую шутку…
— А что они едят? — поинтересовался Громыко, оторвал одного слизня от стены, внимательно рассмотрел и хмыкнул — слизень как слизень, только с цветочком на спине…
— В том-то и дело, что все — плесень, растения, всякий органический мусор. А вдобавок, поскольку это симбионт, цветок потребляет лучистую энергию, преобразуя ее, как все растения, в энергию биологическую. Бороться с этими тварями совершенно бессмысленно, да и как? Мы пробовали просто собирать их, вручную, но они же везде — под мебелью, в каких-то щелях, трещинах. Хорошо еще, что они пришлись по вкусу нашему ежу, а иначе, боюсь, они уже и меня бы съели…
— Тут напалм нужен, — сдерживая улыбку, посоветовал Громыко.
— Книги жалко. И мебель, — на полном серьезе сокрушенно вздохнул граф.
— А вы сделайте им врага. Плотоядного слизня с травоядным уклоном! И будут они не спеша жрать друг друга, — выдал Громыко новый совет. Торлецкий оживился:
— Неплохая идея! Дмитрий Карлович говорил о чем-то подобном — для борьбы с биологическими объектами требуются другие биологические объекты… Кстати, Николай Кузьмич, не угодно ли чаю? Или, может быть, желаете чего покрепче? Впрочем, час весьма ранний… Да, простите мое любопытство, а что привело вас ко мне в столь неурочное время?
Громыко крякнул, поскреб свою кудлатую бороденку:
— От тебя, Федор Анатольевич, ничего не скроешь… Тревожусь я. Неспокойно на душе. Маятно. За Янку переживаю. Уехали они с Ильей в этот Среднемухинск… Ты своим внутренним зрением посмотри, как оно там… — отставной майор неопределенно покрутил рукой у себя над головой, — в астрале?
— Николай Кузьмич, уважаемый! Вы изрядно преувеличиваете мои скромные способности, — граф развел руками.
— Да ладно, Анатольич, не прибедняйся. Ты же того… Умеешь, короче… Чуешь! Вот и покрути носом там, в ненашем мире. Очень прошу!
— Ну, хорошо. Однако никаких результатов, Николай Кузьмич, я вам не гарантирую!
Торлецкий встал, прижался спиной к серому тесаному камню стены, предварительно отодрав с нее пяток слизней. Бойко топоча, тут же прибежал Старый Гном и шустро умял разноцветных гермафродитов-симбионтов.
Закрыв глаза, граф замер, и Громыко, глядя на него, тоже затаил дыхание.
Некоторое время ничего не происходило. В лаборатории что-то побулькивало и позвякивало, изредка с характерным чмоканьем падали на пол со стен и потолка слизни, и тут же раздавался ежиный топот и радостное чавканье.
Наконец Торлецкий открыл глаза, вспыхнувшие пронзительной зеленью куда как ярче обычного:
— Ваши предчувствия, Николай Кузьмич, оказались отнюдь не беспочвенными! Хм… Что-то действительно происходит. У меня сложилось впечатление, что все мы подобны неким насекомым, ползающим по крышке парового котла. Нам тепло, комфортно, уютно, и никто даже и не подозревает, что давление в котле достигло критических показателей и в любой момент может произойти взрыв!