аясь за сердце, к своему автомобилю, мгновенно завел мотор и погнал по шоссе, вперед, с километр примерно, туда, где был двор. Вот досада, что нет радиотелефона. Он свернул во двор, где хозяин как раз впрягал трактор в воз, остановился и легко, как перышко, спрыгнул с подножки.
— Зачем так рано пожаловал? — крикнул хозяин, подъезжая к нему на тракторе.
Грегор молчал, глядя на него так, что тот осекся и остановил трактор.
— Мне нужно позвонить, — сказал наконец Грегор, — там недалеко машина разбилась.
Крестьянин вылез из трактора, пошел к дому, застучал сапогами по ступеням.
— Пошли, — сказал он и оглянулся на Грегора, — ну давай, пошли, — сказал он и поглядел на свои сапоги.
Жена на кухне стояла над стиркой. Вокруг летали хлопья пара.
— Несчастный случай, — сказал муж, — вот ему надо позвонить.
Она кивнула Грегору, тот кивнул в ответ.
— То-то я гляжу, — сказала она, — так с полчаса будет, малыш заплакал. Они все чувствуют.
Муж показал Грегору на телефон.
— Вот он, набери три нуля и все.
Грегор снял трубку и ждал гудка.
— Ну что там? — спросил крестьянин. — Может, я сам?
Грегор затряс головой. Уже гудело. Он трижды набрал ноль, в трубке затрещало и зашуршало, потом откликнулся голос дежурного.
— Да, — сказал Грегор, — на восемьдесят пятом километре от города. Человек разбился. Дело вроде дрянь. Выезжайте немедленно.
Дежурный задавал вопросы.
Крестьянин следил за лицом Грегора. Жена вытерла стол и повесила тряпку на место.
— Не знаю, — говорил Грегор, — не разглядел. Кажется, никуда, совсем никуда. Выезжайте немедленно.
Дежурный еще что-то сказал.
— Я дождусь, — сказал Грегор. — Я вас дождусь.
Он положил трубку.
— Ладно, платить не надо, — сказал хозяин. Грегор посмотрел в лицо хозяйки, в маленькие глазки за очками.
— Сейчас приедут, — сказал он.
Он прошел к дверям. Хозяин следом.
— Привез бы сперва свеклу, — сказала хозяйка мужу.
Грегор, выезжая со двора, из-за руля помахал им. Крестьянин уже стоял на подножке трактора.
Грегор вернулся к месту аварии и там остановился, не разворачиваясь. Он подошел к дереву и встал с неповрежденной стороны, немного отступя к середине шоссе, чтоб из санитарной его верней заметили и затормозили. Он заложил было руки за спину, потом сложил на животе и наконец свесил вдоль тела. Он не мог решить, что делать с руками. Держать их в карманах стало неловко.
Все же он снова заложил их за спину и для устойчивости сделал шаг назад левой ногой. Он следил за движением в город и навстречу. Водители обдавали его быстрыми взглядами и проезжали мимо, у всех были свои дела. Он напряг слух, как индеец, чтоб из самого дальнего далека выхватить санитарную сирену. Много раз он ее слышал, но звук уносился прочь. Были, значит, и еще несчастные случаи, не только тут.
Грегор выдыхал из ноздрей белые флаги. Он это заметил и смутился. Он потер нос, флаги на миг исчезли, но тотчас, конфузя его, появились вновь сигналами его местопребывания. Он слегка задрал голову — флаги развевались над головой. Они исчезали, но при каждом выдохе появлялись снова. Он затаил дыхание и едва выпускал воздух из ноздрей.
Но вот что-то слышно, теперь уже точно. Он посмотрел на часы. Двадцать минут, как он позвонил. Сирена выла ослом по ту сторону холмов, вой надвигался, взбирался на гряду, достиг верха, оттуда разошелся веером, нырнул в долину, притих и явно близился. В тумане замигало, засверкало, санитарная машина сбавляла ход, и медленно, сопутствуемая оргией фар и медленным воем, она уже высвобождалась из последних простынь тумана, и Грегор ступил на шоссе и, широко махая, показывал, что надо взять в сторону, и водитель опустил окно и кивнул ему из-под фуражки, не произнося ни слова. Они уже увидели смятый кузов и приготовились.
Грегор ждал.
Двое в длинных халатах спускались с насыпи.
Ему не хотелось на них смотреть. Голоса у них были озабоченные. Вот уже они переговариваются, стоя по разные стороны от разбитой машины. Он услыхал, как светлым дождем хлынуло стекло, когда один взялся за ручку кабины. Потом все стихло, они раздумывали, но вот решительный возглас — значит, они знают, что делать.
Водитель опрометью кинулся к санитарной, распахнул заднюю дверцу, вытащил носилки. Постелил еще простыню, отшвырнул одеяло. С легкими носилками он бросился вниз по насыпи. Что-то они там принялись делать. Грегор понял, что они вытаскивают тело. Его передернуло. Он стал смотреть на цистерну с молоком. Грузовик по дороге в Таубен встал рядом с Грегором. Шофер с прилипшей к губе холодной сигаретой вылез на шоссе. Он спросил, что стряслось. Грегор кивнул в сторону насыпи, и тот увидел сам. Он очень тихо задышал у Грегора над ухом, потом вытащил изо рта сигарету и сунул в карман.
— Да, дело дрянь, — сказал он.
Грегор глянул на него, тот был несколько выше и не спускал глаз с санитаров.
Потом он разглядел следы на шоссе, раненый вяз.
— По восемьдесят жал, не меньше, — сказал он.
Те уже идут по полю, шофер уже отступил в сторону. Те боком взбираются на насыпь, чтобы не соскользнуть.
Шофер все водил и водил языком по сухим губам.
Сквозь туман прорвался мотор трактора и вскоре затих под насыпью, с другой стороны. Крестьянин вылез и осторожно перешел через дорогу, держа правую руку в кармане.
Санитары бережно вдвигали носилки.
Грегор решил дождаться полицейских.
Крестьянин стоял рядом, отвернувшись от него.
Он переводил взгляд с санитарной к разбитому кузову на поле, потом сказал:
— И как его оттуда выковыряли?
Шофер побрел к своему грузовику.
— Он еще жив, — вдруг сказал Грегор.
— Да ну! — удивился крестьянин, спустился с насыпи и осмотрелся.
Санитарная машина уже буравила туман, а навстречу ей выла другая сирена, полицейская. Сирены столкнулись в тумане, и вот уже полицейские тут. Грегор помахал, они затормозили. Застучали дверцы. Они подбежали к нему, выспавшиеся, свежие, с бумагой, сантиметром, фотоаппаратом — все наготове. Окинув взглядом общую картину, стали ощупывать рану в коре. Крестьянин, разглядывавший руль сквозь выломанную дверцу, отпрянул от кузова. Он подошел к Грегору.
— Дело дрянь, — сказал он.
Грегор длинно вздохнул.
— Ну, я поехал, — сказал он, — и так уж небось думают, что я разбился.
Он медленно прошел вдоль обочины, залез в кабину, вдруг увидел в зеркале свои глаза и медленно развернулся. Было уже по-дневному светло.
Глава 3ПУСТОТЫ
Лео Грей, проведя счастливые сутки в Таубене, едет домой, но вдруг решает вернуться к счастью. На пути к Таубену он разбивает машину, разбивается сам, и существование его продолжается лишь постольку, поскольку другие тревожатся и волнуются о нем. В первую очередь это Эрна, которая его ждет, и Роза, которую известили первой; но и в других теплится его жизнь.
Санитарная машина целеустремленно мчала Лео Грея в белых простынях к родному городу. Скорость была чуть ниже максимальной из-за особенностей погоды и груза. Шофер и санитар не переговаривались, и оба чутко следили за узким пространством, взрываемым ревом сирены. Уже издали дети и куры кидались врассыпную, а кошки и собаки застывали в изумлении; всюду, где пролетала санитарная, замирала деятельность, заправщики на бензоколонках роняли из рук насосы; продавцы таращили глаза над прилавками, покупатели оглядывались на двери. Пожилая дама, зажав уши, повернулась спиной к шоссе.
Они ворвались в пригород и начали вызванивать по радио-телефону госпиталь. Утреннее движение было рассеянно и нервно, грузовики ни с того ни с сего вставали поперек дороги, приводя в отчаяние шоферов и доводя сирену до исступления. Наконец они помчали по аллее, чья каучуковая тишь нарушалась лишь вспархиванием вспугнутых сорок, и, не сбавляя скорости, мгновенно одолели расстояние от главного входа до хирургического отделения, где с журналом и карандашом наготове уже стояла сестра, чтоб с самого начала все было в порядке.
Покуда хирургическое искусство готовилось отдать свои силы спасению потерпевшего, Эрна ждала его в Таубене.
В половине десятого она встала и приняла ванну, и, пока проветривала комнату, пела. Она взбила подушки, снова пригладила, собрала седые волоски Лео. Потом она сдула волоски и села в постели поближе к изголовью, подоткнув под себя одеяло. Какая большая комната… Она приподняла волосы, снова уронила на шею и на лицо, выбрала одну прядь и расправила у себя на груди. Она положила голову на колени, повертела головой и увидела все картины на стенах и себя в большом зеркале над диваном. Там они увидели друг друга, проснувшись среди ночи. Большой пошлый портрет — так они дружно решили.
Она взяла Библию с ночного столика и полистала хрустящие страницы, заглянула в Книги пророков, в Апокалипсис, решила почитать Псалтырь, но наткнулась на притчу о зарытом в землю таланте и прочла до конца. Когда Лео приедет, она прочтет это ему вслух.
Она тихонько выбралась из постели, побродила по комнате, нехотя глянула на часы и удостоверилась, что условленное время давно прошло. Она села на край постели, пальцами ног приподняла коврик, снова опустила. Она встала, поправила косо висящую картину, хотела было поправить и остальные, но передумала. Вместо этого она поправила скатерть, которую задела и чуть не сдернула на пол, когда вечером вешала на спинку стула свои вещи. Она начала одеваться, она причесалась. Она застегнула две нижние пуговки на блузке и позвонила в холл узнать, не справлялись ли о ней. Нет, никто о ней не справлялся. Она спросила, который час, и убедилась, что часы у нее правильные. Он уже на час опаздывает. Она застегнула блузку, надела юбку и туфли. Она отдернула портьеру и принялась смотреть на улицу.
Одна за другой заворачивали сюда машины, издали очень похожие на машину Лео, но вблизи оказывались не те. Две или три были почти в точности такие же, до того, что она чуть не вскрикнула от радости. Но они промчались мимо, она даже не успела разглядеть, кто за рулем. Чье-то бдительное око уставилось в нее с тротуара, а в доме напротив у окна стоял господин с сигарой и тоже смотрел на нее, но, поймав ее взгляд, тотчас ретировался во мрак комнаты.