Кровь из пореза на лбу заливала мне глаз. Однако даже «подбитый» я услышал со стороны Карины грохот «Мухи» и увидел, как красиво пошел вверх кумулятив, ударив прямо под лопасти атаковавший меня вертолет.
— Тыдыбыдых! — рвануло над пилотской кабиной, и оборванный винт унесся бумерангом в сторону не оставляя разорванному надвое геликоптеру выбора.
Оторваться от этой картинки я уже не мог. Бойцы с турели падающей машины еще пытались выпрыгнуть наружу, и двоим это даже удалось. Чуть позже туша пыхнула пламенем исчезая из глаз, а когда вверх взлетел столб пара-воды, я понял — машина рухнула в воду.
Когда заработал крупнокалиберный пулемет, я уже вырвался из тисков изрядно надоевшей мне кабины, и предварительно отстегнув прицел, сбросил винтовку на крышу верхнего в стопке контейнера.
Забубнила в нагрудном кармане рация и в этот момент я увидел парнягу с ротным ПК наперевес.
— Гоу, гоу, — орал он мне, неуклюже выкидывая несуразно длинные ноги. Роста в бойце было не меньше двух метров, а пулемет в его руках смотрелся сейчас не больше штурмовой винтовки.
— Жив? — захрипел динамик, и я чуть не разревелся, настолько неподдельным оказалось беспокойство моей воительницы.
— Рвем на судно, — орал я, — Пулеметчик уже снялся…
Карина промолчала, а я увидел, как третий вертолетчик заложил крутой вираж, спасаясь от ниток трассера крупного калибра, и стал набирать высоту «выгнув спину горбом» и разгоняясь.
— Давай на берег, — гукнула рация, — Пускай с пирса подбирают.
Спускаться со стопки двадцатитонных контейнеров даже при моем росте — задача. Пока я оказался на земле — проклял все и даже лишился пары пуговиц на куртке.
Вот она земля. Присел-положил благодарно растопыренную ладонь на асфальт, а в голове все еще стоял падающий с турели офицер и звучало: «Гоу-Гу» — пулеметчика.
«Вперёд!» — приказал себе я и сделал первый шаг.
Сейчас конечно хорошо рассуждать, чего я не доделал.
Недосмотрел, как ушел из-под обстрела последний боевой вертолет.
Не определился толком с направлением и выбежал на пирс слишком далеко от корабля.
Не подготовился к стрельбе, а ведь теперь я оказался лицом к лицу с десантником, только-только выбравшимся из воды.
Для начала я не понял, почему он так на меня вытаращился, а потом сообразил, что за это время красивее не стал.
На искореженной взрывом роже, сто процентов была гарь напополам с засохшей-свежей кровью, да и злости наверняка хватало, только в основном на себя.
Однако психической атаки хватило лишь на секунду и боец ловко присел на одно колено, вывернув откуда-то из-под руки автомат.
Хорошо я не остановился и не сбавил хода.
Черная точка ствола еще готовилась плюнуть в меня свинцом, когда я за каких-то полметра отбросил ставшей бесполезной винтовку и смёл бойца обратно в воду в диком прыжке «рыбкой».
Выстрел все-таки прозвучал, но где-то позади. Мы были уже единым целым и валились сейчас в грязную портовую воду.
«Только бы не нож», — мелькнула еще мысль и над нами сомкнулась муть изгаженная мазутом и пятнами нефтепродуктов.
Кто не бывал в портах — такой грязи не видел, но это было сейчас не главным.
Молясь об отсутствии ножа, я рассчитывал сейчас лишь на собственные навыки.
Когда-то в двухтысячных судьба столкнула меня с тренером по фридайвингу Татьяной Белей. Не буду рассказывать, насколько поразило меня, то знакомство и как победительница многих музыкальных конкурсов и ученица Аллы Борисовны пела. Достаточно, что при каждом удобном случае оказываясь в Москве, я брал у нее платные уроки фридайва, просто любуясь ею как изысканным творением природы.
Вцепившись в так некстати встретившегося мне на пути бойца, я тащил его сейчас на глубину пытаясь понять, сколько в нем еще жизни.
А их оказалось немало.
Для начала парень попытался ухватить меня в пах, но руки его оказались буквально коротки. Тогда он надавил мне на локтевой сгиб, пытаясь сбить дистанцию и все-таки достать мое лицо, но инерция падения в воду с пирса еще была сильна, и я тащил и тащил его все глубже.
Первый рывок кислородного голодания рванул грудь, однако знание великая штука и уроки госпожи Белей мне даром не прошли.
Дело в том, что когда пловец начинает задыхаться и в груди его дергается сама жизнь — это великий обман. Организм всего лишь сигнализирует всплытие, имея еще кислорода не меньше чем на пару минут.
Я знал это, а мой противник — нет.
Сопротивление его перешло в панику, и судорожное цепляние за мои руки.
Слабее. Еще слабее…
Моя воля привычно победила дерганье в груди — фантомное удушье растворилось, и организм вновь обрел силы на «втором дыхании».
Еще метр вниз. Еще.
Руки противника бессильно скользнули, и я понял — пора выбираться.
Сильно давила вынужденная слепота, но открывать глаза в портовом клейстере — смерти подобно.
Главное сейчас не запаниковать и двигаться.
Отпустив неподвижного противника, я толкнулся от него ногами и пошел наверх.
Еще метр. Еще…
Была в этой ситуации еще одна заковыка. Моя учительница Таня Белей предпочитала фридайв по технологии йогов и была права — организм сигнализирует беду удушьем всего один раз и второго не будет. Когда же закончится кислород, не знает никто — сознание просто отключится, оставляя неосторожного пловца в глубине навечно, что меня все-таки никак не устраивало…
«15»
Неимоверно тяжело плавать вслепую (особенно выбираться на поверхность).
Я греб, ждал и надеялся, с опаской прислушиваясь к себе: вот он долгожданный воздух…, Еще немного. Еще…
А его все не было.
И тут:
— Чвах, — выскочил я поплавком из воды и наконец-то решился открыть глаза.
Пирс. Лесенка, по которой выбирался еще несколько минут назад незадачливый китайский десантник.
Сообразил, что продолжаю не дышать и аккуратно втянул в себя первую порцию раскаленного портового воздуха. Сразу закружилась голова, и немного потемнело в глазах.
Выждал паузу и решил забрать-таки с причала винтовку.
Рванул тело из воды, обтекая-капая словно лейка и только потом глянул наверх.
Оказалось там меня ждали.
Походило, что наша схватка не осталась без внимания, и с пирса мне сейчас белозубо улыбался пулеметчик моего левого фланга.
Хорошо улыбался. Искренне.
Я показал ему свободной рукой, мол, все о’кей, а он осклабился еще шире и помаячил «давай наверх».
— Ю свиминг фо минитс, — протянул он мосластую руку, и легко выдернул меня на бетонку, объясняя на пальцах, мол, и не ждал меня уже…
Винтовка, с которой я так неплохо повоевал, лежала у его ног и я, выудив из-за пазухи прицел, стал мостить его на штатное место.
Неожиданно в плотную тишину ворвался звук работающего двигателя.
— Гоу, — поднялся новый товарищ, и неожиданно появилась надувная лодка, где на носу сидел не кто-нибудь, а Карина собственной персоной.
— Победа! — крикнула она мне, — В эфире паника. Русский спецназ и все такое. Нужно валить пока они не опомнились…
— Что нам оставалось делать? — морщился на закатное солнце в иллюминаторе Рубан.
Вся абордажная команда независимо ранен — не ранен была рассредоточена сейчас по каютам и локализована. Сыворотка ярости, свое предназначение выполнила, но «отрыжка» оказалась существенной. Большинство абордажников не желало прекращать войны, и парни еле-еле позволили себя утихомирить.
Скорее всего, цирк с «манекенами» из отстойника дядюшки Чжао вполне мог повториться. Однако авторитет моего долговязого пулеметчика с левого фланга оказался непререкаем.
Когда мы поднялись на борт абордажники «зализывали» раны и почти уже очистили палубу, попросту швыряя мертвых и раненых бойцов противника за борт.
Рубан попытался остановить меня с мостика властным окликом, когда я решил прекратить было эдакую расправу. Однако милосердие у наших невольных партнеров оказалось не в моде. Боец, за которого я вступился, все-таки обреченно улетел за борт, а двое абордажников с гримасами ярости неожиданно направились ко мне.
Остановил их лишь властный оклик Джинна. Да, да, именно Джина, а не Джона, или Джима — настоящий Джинн — персонаж восточных сказок. Вот такое боевое прозвище оказалось у старшего офицера из этой отмороженной команды.
Пока мы грузились в лодку Карина бегло общалась с ним на английском, а долговязый с трудом объяснил ей как правильно к нему обращаться, почти пересказав ей сказку об Алладине.
— Они бывшие легионеры, Миха, — кричала мне сквозь шум лодочного мотора Карина, — Отмечали здесь юбилей своего товарища, когда вы с Сержем цивилизацию крекнули.
Ситуация прояснилась без долгих расспросов. Возможно, они еще сидели за праздничным толом, когда вдруг стал рушиться мир. Однако недаром за битого двух небитых дают. Парни сумели выжить, сохранить свободу маневра и даже вооружиться.
Именно они пытались штурмовать днем раньше топливозаправочный комплекс, и засекли, как мы с Кариной наблюдали за тем неудачным экспериментом с крана. Кое-что оставалось пока неясным, но те ответы я предпочел получать от Сереги с Рубаном.
— Ну, так что нам оставалось? — уперся в меня тяжелым взглядом Саня, — Тем более они фактически своим появлением нас из-под вертолетного обстрела вывели…
Крыть было нечем, но я никак не мог успокоиться от того что фактически мы с Кариной сыграли в чужую игру со множеством неизвестных.
— Да хоть письмо-то мог нормальное написать? — продолжал я высказывать обиды, но звучал уже намного спокойней.
— Письмо тоже не я писал, — с плохо скрываемой досадой цедил Саня, — У Джинна в команде есть один, русский, вернее хохол, или белорус судя по говору — он и сочинял. Мы же фактически в заложниках вашего поведения оказались…
Хлопнула дверь и в каюту вошли Карина, Сергей и маленький китаец с белой сумкой.
— Судовой врач, — моргнул мне Серега, — Обход заканчивает.