— Сам погибай, а товарища выручай, — назидала она, стаскивая с себя промокшую насквозь куртку, — Заваруха объединяет. Теперь чего не коснись, эти двое сначала подумают, прежде чем нас с тобой рассчитать. Хочешь оказаться на Серёгином месте? — Наклонилась она ко мне. — Его рейтинг в подобной компании всегда невысок. Для начала он их сывороткой переколол, теперь нос от общения воротит. Ты чего на палубу не вышел? — наехала она на программиста. Тот ничего не ответил, молча собирая зарядное устройство. — Вот видишь, — безнадежно махнула рукой девушка, — Это для нас он свой, а для них неизвестность полная, а со штурмовиками так нельзя. Они с неизвестностью в первую очередь расстаются…
Я еще честно пытался урезонить Карину беременностью и ее ненужной смелостью, но та лишь отмахнулась, мол, для ребенка все, что не плохо — то и хорошо.
— Пускай привыкает, — сдернула майку воительница, абсолютно не стесняясь присутствия посторонних и «выпустив на волю» свою маленькую красивую грудь.
В это время как по заказу дверь еще раз хлопнула, и внутрь завалился Рубан, оттарабанивший время своего караула на камбузе.
— Во бля… — вытаращил он глаза на Каринину обнаженку, — Стриптиз?
— Ага, — набросила на плечи мою майку девушка, — Пятьдесят патронов и можешь даже потрогать…
— Драконишь? — отвернулся Саня и потащил с себя мокрую разгрузку, — Надо было мне хоть филипинку какую с собой прихватить…
— А жил бы ты с нею здесь? — абсолютно искренне удивилась Карина, — Нам и вчетвером здесь хуже плацкарта — ни уединиться, толком ни помыться…
— Разобрались бы, — не сдавался Саня, — Вы в караулах — а я бы тут де-жу-рил…
Караулы — да. Новый график оказался теперь более жестким. По старой памяти первых дней мы прибрасывали себе часа четыре отдыха-сна, но, оказалось, нужно было меньше «гарцевать», потому как, минут через тридцать к нам снова завалился Лёва.
— Развод! — с порога гаркнул он. — Хитрый на камбуз, Карусель с Фэйсом на мостик.
Кроме Карины, никто-ничего не понял.
— Окрестили? — вдруг удовлетворенно потянулась она, — Чего так рано в караул — график сместился?
— Вы теперь как все, — гукнул Лёва, — Привыкайте. Две минуты на сборы. — И хлопнул дверью.
— Фэйс это обо мне? — тащил я из-под койки берцы — сбросил их, как только пришел, рассчитывая поспать. Звучал я тоже видимо не очень довольно…
— Радуйся, дурень! — отозвалась Карина, и в голосе ее на самом деле звенели радужные нотки, — Теперь даже Серенький в этой команде на полных правах — самое страшное у спецов — обезличка.
— Рубан, — позвал я старого товарища, молча карабкающегося на койку, — Ты-то кто теперь? Колись давай…
— Лавер, — односложно отозвался Саня и глянул злобно своим упрямым глазом, мол, доволен?
— Любовник? — захохотала Карина, — Смотри, как тебя опять подметили… — Действительно еще в Новосибирске, до заварухи в Гуанчжоу, спецы навесили Сашке прозвище «Красавчик». Теперь же он стал Любовником. — Пошли «Рожа», — спрыгнула с койки Карина.
Рубан сверху коротко-издвательски хохотнул.
— Фэйс, переводится как лицо, — неожиданно заговорил Серж, — Рожа, как-то по-другому…
— Маг, — отозвалась наша воительница, — Рожа на английском — маг. Они Миху просто уважительно назвали, хотя имели в виду, конечно же, его рожу…
Палуба вздымалась и опадала будто спина норовистого коня.
Ноги скользили, разъезжались, и я пару раз чуть не распластался в этой сырости Ночь показалась самой темной в моей жизни. Налетевшие тучи окончательно затянули звездный купол, заставляя ориентироваться больше на внутренние ощущения или фонарик разводящего, что мелькал сейчас где-то впереди.
Помимо свиста ветра и общего рева шторма, что, похоже, не собирался стихать, корабль был полон скрипящих звуков. Казалось, кто-то огромный ухватил его сейчас за корму, вцепился в такелаж и крутит-крутит, пытаясь вывернуть наизнанку или переломить…
Фонарик моргнул еще разок, и замер, покачиваясь в дверном проеме.
— Ваш пост — мостик, — ставил задачу Лёва, и я подумал, что все-таки он хохол — слишком уж по-начальнически тот сейчас говорил. Сильно хотелось его осадить, но решил ориентироваться на Карину. — Никто из этих, — продолжая, тыкнул пальцем в слабо освещенную лестницу наверх разводящий, — Не знает, что Карусель рубит в китайском. Основная задача — не допускать посторонних, ну и, конечно же, слушать…
Оказалось, вход на мостик кроме капитана разрешён лишь второму помощнику. Помимо этого было много разных мелочей — иными словами караул оказался ответственный.
Капитан сухогруза выглядел настоящим снобом.
Щегольский китель висел на мягком кресле, а сухопарый китаец в фуражке с якорями всматривался сейчас в приборы, не обращая на происходящее вокруг ни малейшего внимания.
В пепельнице возле правой руки дымилась сигара.
Оказалось, парни, что были до нас, оттарабанили на посту двойную смену, и стоило нашей компании появиться, как недовольный французский говорок заполонил все пространство капитанского мостика.
Однако, на удивление, они не жаловались.
— Капитан с кем-то говорил по матюгальнику, — сообщил Лёва, — Поясняет будто с машинным отделением, но чё-то я сомневаюсь ишь какая рожа хитрючая, — кивнул он в сторону бывшего полновластного хозяина судна.
Действительно. Походило, что капитан рассматривал свои приборы лишь с деланным вниманием, а сам старался больше слушать. Во всем его облике сквозило плохо скрываемое раздражение, граничащее с ненавистью.
Вспомнил первых китайцев, что увидел впервые в жизни в свое время на Дальнем Востоке. Меня тогда сильно поразила их экспрессивность и явное желание скандала-драки по и без повода.
Часовые тем временем разрядили оружие.
Магазин приятной тяжестью отдался в руке. Я с интересом разглядывал спецов Джинна, а те в ответ лишь почему-то вопросительно сверлили взглядами Лёву. Однако хохол не спешил, и лишь когда закончилась передача караула, и автоматы перекочевали к нам с Кариной, он нас представил.
Парни, невзирая на усталость, оказались радушными и с интересом посматривали на воительницу. Разводящий Лёва эту картинку срисовал сразу и что-то чирикнул им на французском.
Парни внимательным долгим взглядом окинули меня, и похожий на латиноса пухлячок, что представился «Еллоу», т. е. желтый как-то даже одобрительно покивал.
— Сказал что вы семья, — пояснил Лева, — Ну и про беременность… Здесь это свято…
Смена ушла, устало топая башмаками, а постановка задач продолжилась. Оказалось, нужно следить еще и за курсом. Меняться он мог только по согласию с Джинном. Тут даже у Лёвы самодовольство улетучилось.
— Я не понимаю, — явно волновался он, — Навигация не работает, а мы сейчас уходим от берега — что потом-то?
Мы, не сговариваясь, глянули на капитана, а тому сейчас до нас дела не было, потому, как из громкоговорителя звучало что-то на китайском.
Я хотел еще спросить разводящего о времени смены, но жесткий тычок Карины не позволил этого сделать.
Лёва тоже что-то почувствовал: замер и вместе с девушкой напряженно вслушивался сейчас в «чириканье» капитана.
«19»
Судя по выражению лица Карины, разговор шел не совсем с машинным отделением…
Я моргнул Лёве, мол, давай за мной и заговорил о чем-то несущественном, удаляясь в противоположный угол и прихватив его за локоть.
— Ты чего? — удивился выходке разводящий.
— А почему это мы разом замолчали? — развернулся и не спеша двинулся в обратную сторону я, — Капитан же не дебил — сразу просечет, что подслушиваем. Гляди, какая идиллия.
Картинка была сама невинность.
Капитан как раз закончил болтовню по «матюгальнику» и теперь испытующе рассматривал нашу компанию.
Раскрасневшаяся Карина (а такое с ней бывало лишь при серьезном волнении) видимо задала ему какой-то вопрос на английским, потому что азиат, выражая деланное радушие, что-то отвечал девушке.
— Радуется единственной в коллективе даме? — улыбнулся я кэпу и, нагнувшись, над пепельницей с удовольствием вдохнул тонкую струйку ароматного дыма. Сигара была явно кубинской.
Кэп что-то предложил мне, обращаясь на ломаном английском. Только-только я приготовился уворачиваться от любых предложений, как вдруг:
— Не вздумай отказываться, — неожиданно распорядилась Карина, — Глотай все что предложит. Сейчас улыбнешься и возьмешь сигару. Рожу делай любезней. Торпедой пойдешь.
Информация прозвучала в секунду, и когда я поднялся от пепельницы, капитан еще ожидал ответа в перманентном состоянии довольно естественной благожелательности.
На вопрос я о сигаре я любезно кивнул-согласился и когда он произнес следом: «Скотч?» то состроил не менее благожелательную гримасу и лишь поинтересовался на скудном английском, есть ли у него лёд.
— Лёва заткнись, пожалуйста — елейным тоном продолжала воительница, утаскивая ошарашенного легионера за руку, — Нам с тобой, милый, нужно теперь оставить их одних. Пускай косоглазый думает, будто он самый умный, да и времени мало… — уловил я обрывок последней фразы и с удовольствием стал выполнять распоряжения Карины.
Капитан оказался сама любезность и, ловко обрезав кончик сигары, подал ее мне вместе с толстой зажигалкой, сам же занялся виски.
Кто никогда не курил кубинских сигар — потерял очень многое. В свое время я долго разбирался, как управляться с тугим цилиндриком закрученных табачных листьев еще не зная, какой влажности должна быть сигара и как правильно вдыхать ароматный, но все-таки безумно едучий дым.
Чмокая-раскуривая такую неожиданную забаву, я буквально кожей ощущал неуемное желание кэпа понять-прочувствовать — на самом деле я могу себе позволить эдакую вольность, или все-таки это игра.
Походило, азиат склонялся к варианту номер один. Я его понимал — верить всегда хочется лишь в хорошее.
Кончик сигары краснел таинственным пятном в искусственном свете рубки, и я с неподдельным наслаждением вдохнул носом разогретую струйку дыма, срывающуюся с алеющего «пятака».