— Снова твоя удача, Рожа, — повернулась ко мне девушка, — Он гранату эту давно и несколько раз к броску готовил. Усики все время сжимал-разжимал. Не сейчас. Когда-то раньше. Так по сгибу и обломилось. Потому боек и на месте остался. Первый раз такое вижу…
Я, молча, кивал, переваривая сказанное, а легионер пошарил около Сереги и поднял с пола то самое злополучное для нападающих кольцо.
Показал товарищу и тот что-то со смешком ответил. Оба захохотали, но осеклись вдруг, виновато глянув в мою сторону. Мне было на них плевать. Когда-то в «Повести о настоящем человеке» я прочел насчет безразличия такого казалось бы общего понятия как смерть.
Сегодня погиб не их товарищ, а значит когда-то и я в подобной ситуации буду, например, безразлично рассматривать горизонт, прибрасывая, что бы сожрать на ужин…
Парни оказались хозяйственными: вместо того чтобы отправить злополучную гранату попросту за борт они напару быстро устроили кольцо с одним усиком на место, и «сапер» по-свойски подсел ко мне.
— Сувенир, — протянул он ладонь, на которой лежал рубчатый шарик, — Презент, май френд.
— Бери-бери, — прозвучал из-за моей спины голос моей воительницы, — Респект тебе, Фэйс. Уважуха от коллег…
Я протянул руку, но легионер ее чуть придержал и жестами пояснил, чтобы я обходился все-таки с гранатой поаккуратней.
Неожиданно Карина крикнула что-то гортанное на китайском, и эскулап с одни из матросов добравшиеся таки под шумок к дверце, из-за которой нас штурмовали — остановились.
Эскулап жестом показал матросу подчиниться, а сам попытался объяснить Карине, мол, капитану нужна срочная помощь. Однако после пары резких фраз он покорно заткнулся и присел.
— Че сказала-то? — разлепил я, наконец, пересохшие губы.
Голос оказался хриплым и звучал откуда-то изнутри и со стороны одновременно. Резкая боль в контуженом когда-то на учениях еще в Советской Армии ухе прояснила ситуацию. Скорее всего, сырость, нервы и сегодняшний грохот в закрытом пространстве доконали мою перепонку, и она попросту отказалась на сегодня работать.
— Как че сказала? — Удивилась моему вопросу девушка, — Я бы сейчас этого козла за Серегу на ленты порезала, если б дали… А им сказала чтоб ждали, и помощь ему скорее всего не понадобится…
Я промолчал. Мне не хотелось никого убивать. Подумал еще только, что спецназ с его вечной движухой и домом где ночь застанет — все-таки не мое…
Неожиданный шум на входе заставил всех обернуться, а в двери сейчас заходил Джинн «со свитой».
На озлобленном лице шефа ясно читался приговор.
— Рандэбаут! — рявкнул он хорошо поставленным голосом без малейшего намека на педагогичность.
На мое удивление всегда непокорная Карина твердо шагнула к нему до стойки смирно и зачастила на английском, видимо докладывая обстановку.
Сапер француз моргнул мне глазом, мол, вставай, но я упрямо отвел глаза и перед тем как подняться закрыл Сереге веки.
Он уже остывал и под моей ладонью сейчас лежал все-таки мертвец. Никогда до этой минуты я не улавливал такой разницы между живой и мертвой энергетикой. Застыла каждая клеточка тела, и я еле сдержался от возгласа, понимая, что все это время не верил в такую явную смерть давнего соратника.
Поднялся-глянул на француза, а тот неожиданно мне улыбнулся. Тепло, по-товарищески. Однако, время оттаивать для меня видимо еще не пришло.
Джинн тем временем задавал воительнице по-прежнему стоящей на вытяжку быстрые вопросы. Разговор, скорее всего, шел о начале боя и секторе обстрела.
Потом он неожиданно протянул ко мне руку.
— Миха гранату, — коротко бросила мне Карина и, показывая жестом, мол, аккуратнее с опасным «дивайсом», скороговоркой добавила, — Готовься. Лева сейчас нашу каюту шманает…
Пытаясь сообразить, что за кутерьма нам еще предстоит, я протянул командиру увесистую «картофелину», что так и держал в руке.
Мы встретились взглядами, и неожиданно я увидел, что шеф ну нисколечко не верит Карине. То есть верит, но понимает, что где-то «собака все-таки порылась» и пытается сейчас разобрать, наконец, ситуацию по косточкам.
Правда рубчатый шарик защитного цвета с надломанным кольцом немного отвлек Джинна от расспросов, а может, он попросту выжидал время, взвешивая за и против.
Потом он задал резкий вопрос и пошел в капитанское кресло.
Карина шустро зачирикала на китайском, и второй помощник, оторвавшись от приборов, стал сбивчиво что-то отвечать.
Парень явно переживал.
Я прибросил его возраст — лет тридцать, не больше. Лицо интеллектуала. Очень живой взгляд.
Понимая, что официальная часть общения с шефом пока окончена, снова опустился рядом с Серегой, и неожиданно у меня промелькнул наш отрезок пройденного вместе пути — от первой встречи до сегодняшней минуты.
Мне было абсолютно плевать, что будет дальше и найдет ли что службист Лёва в нашей каюте. Да и что там могло быть? «Сыворотка?» — прибросил я. Пожалуй, да. Такая находка ничего хорошего не сулила, хотя любой наш секрет можно было смело валить теперь на Серегу — с него-то все равно ничего не спросишь.
Тем временем разговор со вторым помощником капитана становился все жестче, и на свет уже появился пистолет из наплечной кобуры Джинна.
Походило, что он собирается прострелить парню колено и предлагает ему сейчас выбор, поочередно прикладывая ствол то к ноге, то к плечу.
Китаец ежился, и походило, что он и на самом деле сильно напуган.
Никогда не любил подобных картинок и всегда переживал, что бы я стал делать, доведись мне кого-нибудь на самом деле пытать.
Неожиданно Карина что-то почувствовала и, бегло на меня глянув, скорчила вдруг строгую гримасу, мол, успокойся — не дуркуй. Девушка была права — у меня сейчас включалась именно та часть сознания, что заставляла в самом начале работы с командой Джинна вмешиваться в уничтожение казалось бы плененного противника на палубе корабля.
«Привыкай, — сказал себе я, — Обкатывайся. Ты, Птахин, просто нынче в хорошей компании — учись!»
Подсознательно ожидая выстрела, я отвернулся от картинки допроса и стал внимательно рассматривать эскулапа с капитаном. Врач четко выполнял установку Джинна и сидел сейчас с непроницаемым лицом, а вот кэп исходил злостью. Ему незачем было теперь притворяться и радушничать. Видимо после ситуации с радистом он уже определил для себя судьбу и внутренне готовился достойно встретить собственный конец.
Я встретился с ним взглядами и понял — этот сухопарый азиат не боится смерти — его бесит лишь проигрыш. Неожиданно его ярость передалась мне, и я сообразил, что именно из-за него погиб наш товарищ.
Мне было его теперь не жаль. Трое китайских бойцов в случае удачной операции естественно не ограничились бы захватом мостика и после нашей гибели постарались бы в эту ночь зачистить судно полностью.
У парней был серьезный шанс, однако нам повезло больше…
Неожиданно я вспомнил о заминированных машинах и корпусе судна, однако упоминать об этом для нашей компании было бы смерти подобно. Невыясненные вопросы потянули бы за собой всю цепочку секретов, а как скоры на расправу бывшие легионеры мы уловили с самого начала знакомства.
Оценить насколько права Карина в тактике-стратегии я попросту не успел, потому как прозвучало мое боевое прозвище.
— Фэйс! — громко крикнул Джинн, и неожиданно я почувствовал насколько, все-таки, силен в общении с личным составом этот американец.
После службы офицером в Советской Армии я не раз вспоминал теплым словом моих командиров полка, батальона и роты. Навыки, полученные мной за те два с лишним года, не раз меня выручали.
Стоило произнести в телефонном разговоре с неизвестным собеседником: «Понял» или «Так точно», как сразу становилось ясно, кто у меня на той стороне трубки — служака, или бледная штафирка. Занимаясь в свое время бизнесом мое твердое «Разрешите» открывало двери многочисленных кабинетов, поскольку Россия все-таки была когда-то настоящей сверхдержавой и бывшие служаки занимали иной раз очень уж высокие посты…
Я четко развернулся и твердо шагнул в сторону шефа. Немного меня все-таки напрягал его испытующий взгляд, а он его и не прятал. Напротив. Рассматривал меня сейчас как возможную жертву, но мне это как раз было по фигу.
«Дуэль» на взглядах не состоялась, равно как и диалог.
С лесенки, ведущей на мостик, раздался грохот шагов и в распахнутые двери ввалился Саня Рубан с закованными за спиной руками.
Из-за его спины, погано улыбаясь, выглянула гадко улыбающаяся рожа Лёвы. Встретившись со мной взглядами, он улыбнулся еще шире, многозначительно покивал головой и, помотал рукой около своей шеи, показывая жестом, мол — вешайся…
«21»
— Ла-а-авер, — неожиданно ласково улыбнулся вошедшим Джинн и неожиданно бросил что-то короткое на французском. Как-то плохо увязывалась вальяжная поза цезаря, ну или если хотите властителя мира с побелевшими вдруг костяшками пальцев на рукоятке пистолета.
Шеф был зол, но оценить это я не успел. Мой парадный шаг прервал малорослый азиат (скорее всего вьетнамец). Боец неуловимо оказался у меня на пути и дружелюбно улыбнувшись, показал жестом: «Стой».
От меня не укрылась ни жесткость, запрятавшаяся в раскосых глазах, ни расстегнутая кобура «Беретты».
Легионер протянул руку к моему автомату и по-хозяйски указал пальцем на заткнутый за пояс пистолет. Палец описал следом некий круг, давая понять — отдать нужно все опасное.
Карину разоружал сейчас француз. Никаких вольностей. Парень даже виновато улыбался, мол, вот такие превратности.
Азиат ждал уже, наверное, секунды три. Испытывать судьбу не стоило, тем более что бы они сейчас не нашли уж высказаться-прояснить ситуацию наверняка позволят.
Автомат слегка клацнул, коснувшись пола. Пистолет, правда, немного завяз, расставаясь с тренчиком, но передавая его рукояткой вперед, я еще попытался пробиться через бесстрастность азиата. С тем же успехом можно было бы «сканировать» стену. Эмоций не было.