В узкой полоске неба, болезненно зажатого шершавыми стенами близкостоящих домов, проплыл плоский разведывательный зонд. Парящий скат с корпоративной маркировкой на блестящем пластиковом боку. Покружился, блестя объективами камер и чутко шевеля жерлами сканеров. Скрылся из виду.
Все еще не в силах отдышаться, марафонец поневоле отбросил полупустую обойму «Рогалева». Вытянул из кармана полную. Уронил, наклонился поднять и чуть не упал на колени. Кое-как зарядил пистолет. Заставил себя сделать новый шаг. За ним еще один. И снова побежал, пытаясь сориентироваться в малознакомых переулках Сектора…
Последние надежды таяли, словно кусок маргарина на раскаленной жаровне: по всему выходило, что молчуны гнали Сороку в тупик. Прямо к основанию одной из Пробирок, к смертоносной демаркационной линии, пересекать которую в здравом уме не согласится ни один житель Циферблата. Значит, все же остается лишь финальный бросок на пулеметы? Пусть удавятся, дерьмоголовые, когда поймут, как сильно просчитались…
Ни одно из окружающих зданий в качестве укрытия, конечно же, не годилось. Во-первых, Сорока четко осознавал, что в многоэтажке его молниеносно зажмут со всех сторон, выследив по психотепловым следам. Да еще и благодарные свидетели выдадут: никому не хочется ждать, пока охотничья свора стрельбой и гранатами выкурит жертву, решившую спрятаться именно в их здании.
Во-вторых, несмотря на запущенный вид домов, многие квартиры были заселены. Такими же, как он и Ливень: не совсем уж нищими, но и неспособными купить или снять апартаменты в зданиях с работающими водопроводом или исправными лифтами. А подвергать опасности невиновных Сорока не хотел. Даже сквозь щемящую зависть к их благополучному существованию, которое продолжится и завтра…
Под ногами хрустел мусор – битое стекло и пластиковые упаковки фабричных пайков, производимых на предприятиях Застеколья. В легкие будто залили кипящего олова, у парня кружилась голова и заплетались ноги. Но он все равно заставлял их двигаться, стараясь как можно сильнее увеличить разрыв между собой и кровожадными нелюдями.
Еще через несколько минут по нему снова начали стрелять.
Автоматная очередь перечеркнула проезжую часть слева, недвусмысленно давая понять, что в выбранный переулок ход заказан. Сорока метнулся вправо, споткнувшись и едва не рухнув на кучу битого кирпича. Охнул, вскинул пистолет. Обернулся, но целей не обнаружил.
Где-то над головой закричала женщина. Что-то хлопнуло, с треском обвалилось. Дважды выстрелив наугад, бывший продавец Сливоносого Вардана бросился в единственно возможный проулок, проклиная себя за трусость и малодушие.
Впереди вскинулись к летнему небу Купола – один за другим, разновысокие, похожие на великанские пчелиные соты, обработанные фрезой до состояния полусфер. Сверкающие, неприступные, холеные. И территория отчуждения перед ними, похожая на полосу выжженной земли, – зона безопасности, пересекать которую жителям Циферблата запрещалось под страхом расстрела.
Над демаркационной линией проплыл знакомый корпоративный зонд, прицеливаясь в «победителя» трубками сканеров. Из жилого дома за заасфальтированной площадкой, где когда-то парковались машины, с лязгом и жужжанием выкатились два наземных шарообразных робота. Выдвинули лапки-манипуляторы, угнездились на краю парковки и застыли, наблюдая за строптивой мишенью.
А слева и чуть впереди, нависая над перекрестком и закрывая от взора немалую часть «тепличного» Новосибирска, покосившимся бетонным столбом взметнулось здание брошенного делового центра – массивное, угловатое, с торчащими из стен обломками монорельсовых дорог и огромной буквой «М» на одном из фасадов.
Сорока замер всего на мгновение.
Лишь для того, чтобы вспомнить, что в брошенном метро, большая часть входов в которое была забаррикадирована, не рисковали ночевать даже самые отъявленные отщепенцы, скрывающиеся от желтобрюхих. Сигнал угрозы, прозвучавший в мозгу, еще не успел сформироваться во что-то осмысленное, предостерегающее. А парень уже летел ко входу в купеческие палаты, прямо на бегу разряжая себе за спину почти полную обойму «Рогалева».
Синтетического машинного масла он, конечно, внутри не найдет. Но хищные крысы сейчас – проблема вторичная, меркнущая перед крысами двуногими, наверняка уже решившими, что охота подходит к финалу…
Позади кто-то выпрыгнул из окна восьмого этажа.
Посыпалось битое стекло. Зашипели прыжковые усилители и амортизаторы, по асфальтовому полю прокатился глухой удар приземления. Шарообразные подручные молчунов тут же дезактивировали режим наблюдателя, спешно покатив наперерез жертве. В иссохший остов грузовика ударил десяток металлических дисков, каждый из которых мог с легкостью снести голову человеку. Край глаза зафиксировал размытую тень: справа кто-то приближался по дуге, посверкивая полосками обнаженных клинков.
Но Сороку уже было не остановить.
Сейчас он видел окружающий мир в самых незначительных, повседневно не замечаемых мелочах и нюансах. Различал неспокойное марево над разгоряченным растрескавшимся асфальтом. Чувствовал едкий запах собственного пота. Обращал внимание на сотни жизнерадостных бликов там, где луч солнца разбивался о гексагоны ненавистных Теплиц, дробясь и расплескиваясь.
Еще раз метнувшись из стороны в сторону, Сорока на пределе сил пересек заброшенную стоянку.
Одним невероятным прыжком перемахнул ярко-желтые предупредительные барьеры-козлы сил Местной Самообороны, выставленные в провалах дверных кабин делового центра. Поскользнулся на гладком стеклобетоне пола, машинально нажав на спусковой крючок «Рогалева» и только благодаря пустой обойме не продырявив себе бедро.
Разгоняя вековую тишину частыми хлопками шагов, второй победитель Лотереи понесся по безлюдным и пыльным холлам мертвого здания, на ходу высматривая старые покосившиеся указатели.
9
«Пастух, воин и заботливый член племени, обладающий хорошей памятью и способный к элементарным арифметическим действиям. Научно доказано, что перечисленные качества принадлежат не только древнему скифу, но и обыкновенному муравью. Выстроив микрокосм, в котором пасут домашний скот, казнят ленивых фуражиров и заботятся об инвалидах, муравьи создали уникальнейший мир, тесно сосуществующий с миром человека. Так похожий на него, и столь же иной. Не менее, чем перечисленные особенности этого насекомого, до сих пор поражают умения муравьев проводить выборы маток путем организации ритуальных схваток-дебатов, после чего проигравшая партия навсегда выселяется из общего дома».
На какой бы стадии своего развития ни находился человек, в самых потаенных чуланах его души всегда найдется место первобытно-оцепенелому почитанию темноты и одиночества в ней. Даже не пытаясь облекать мысли в упорядоченные логосолитоны, Петрос аккуратно пробирался по просторному тоннелю, испытывая странную помесь страха, преступного азарта и совершенно наивного любопытства.
В отличие от современных разработок в области тоннельного строения и возведения подземных объектов, находка его проходческой колонны казалась немыслимой архаикой. Своды были исполнены в одном из ранних типов армированного пенобетона; в качестве каркаса использовались металлические ребра, когда-то применяемые с неуемным расточительством. Столь же примитивными и смешными казались Петросу три рельса одноколейной линии метро, вместо направляющего полотна поставленные на частые бетонные шпалы.
Кое-где, не выдержав осады временем, в едва скругленном потолке зияли бреши. Сквозь них просыпалась жирная земля, местами образуя посреди тоннеля настоящие горы и завалы. Провода, которые инженер рассмотрел через пролом, тянулись не только вдоль стен, но и над головой: многочисленные, обвислые, зачастую с потекшей или сгрызенной химерами изоляцией. В технических нишах и ответвлениях клубился пыльный мрак, еще более непроглядный и таинственный, чем в основном проходе.
Петрос сделал еще десяток осторожных шажков вперед.
Под каблуками скрипело и крошилось. Да, тут действительно будет чем поживиться корпоративным археологам. Многое пойдет в дело, обретет новую жизнь: в работу и переплавку отправятся и кабели, и старое железо, и доисторические шпалы. А если повезет, они даже наткнутся на старинный состав, который можно будет выставить в музее или превратить в авангардный бар.
Луч мощного фонаря сиротливо шарил по стенам, не позволяя оценить истинные масштабы открытия. Темнота, окружавшая Петроса, была необычайно плотной, почти осязаемой на ощупь. Она подкрадывалась со спины, стоило человеку лишь повернуться, чтобы настороженно бросить луч в другую сторону.
Настоящего страха при этом оператор колонны не испытывал. В конце концов, зачем бояться темноты, когда нужно страшиться тех, кто в ней обитает? Но радар молчал, датчики загрязнения атмосферы – тоже, а станнер на боку не давал пульсу сорваться в лихорадочную барабанную дробь.
Отойдя от пролома еще на пару десятков метров, Петрос на всякий случай обернулся, взглядом находя дыру в привычный ему мир. Вон он, остался позади, подсвеченный прожекторами строительной техники, нацеленными внутрь обнаруженного тоннеля. Убедившись, что в случае угрозы достигнет спасительного пролома за считаные секунды, мужчина двинулся дальше.
Подземелье было очень темным. Не имело ни единого источника света, если не считать света фар машин за спиной или желтого пыльного столба, растущего из руки Петроса. Но оно не было немым. Далеко впереди, едва слышно, бежала вода, через равные интервалы времени до инженера доносилась мерная дробь капели. Гулял по ветке затхлый шумный ветерок, рожденный где-то снаружи, возможно, даже в пределах Циферблата, но постаревший к сердцевине тоннеля. Он пытался что-то насвистывать, блуждая по техническим отсекам в стенах, но делал это печально, очень тихо. Что-то гудело на одной низкой, почти басовой ноте, причем установить источник гула или его местонахождение оператор затруднялся даже приблизительно…