«Вы странные сумасшедшие…»
«Испытываю затруднения в расшифровке твоей мыслеформы».
«Вы необычные. Вы совсем не как мы».
«Этому есть объяснение».
«У тебя наличествует дочь, корректно? В условиях необычайно сурового ограничения жителей Куполов… – Сорока пытался подбирать образы как можно вдумчивее, чтобы ненароком не разозлить сидящее на подлокотнике дивана существо. – Вы себя обеднили. Что помнишь о своих родителях? Возможно ли, что ты никогда не слышал их голосов? Возможно ли, что все твое наследие о них – это картинки на стене? Что запомнит твоя девочка, когда ты умрешь?»
«Родители?»
Петр переслал парню встречный образ, словно уточняя, верно ли понял вопрос. Уставился на стену гостиной, где висела пара десятков объемных семейных фотографий. Довольно жизнерадостных в большей массе, но все равно каких-то безэмоциональных, неживых. Словно подвергнутых эффекту тонировки психологической сепией. Или состаривания, намеренного понижения градуса эмоций…
«Корректно и не поддается сомнению, – ответил он наконец, снова переводя взгляд на Сороку. – Хорошо помню своих родителей. Еще больше информации хранится в архиве семьи. Их образы, всплывающие в памяти, время от времени вызывают у меня чувство удовлетворения…»
В этом месте человек не совсем понял мысли молчуна.
У парня сложилось впечатление, что под термин «удовлетворение» населяющие Инкубаторы чудики готовы заколотить сразу сто тысяч понятий и определений. От щемящей тоски по любимому человеку до плотского наслаждения или кулинарного восторга. От творческого упоения до приятной опустошенности после тяжелой физической работы. От азарта до предвкушения.
Так дети прибираются в своей комнате, запихивая раскиданные игрушки в шкаф, с силой уплотняя, забивая ногами, превращая бардак в нечто цельное и запросто измеримое. Вместо кучи одежды – плотно набитая полка. Вместо тысяч дефиниций – удовлетворение…
«Они помогли мне появиться на свет, – продолжал Петр, стараясь не спешить с потоком мыслеформ. – Ввели меня в общество. Сделали полноценным гражданином и членом цивилизации, наполненной высшими нормами гуманизма и духовного развития. Превратили в равноправного участника гармоничной и социально-ответственной системы, где нет понятий предательства или фальши. Не могу знать/помнить/материализовать их голоса. Это очевидно. Но слепки родительских логосолитонов до сих пор живут в моей памяти. Иногда позволяю себе вспомнить о родителях с перламутрово-серым оттенком удовлетворения».
Сорока не сдержался.
Посмотрел на выродка так выразительно и долго, что тот посерел лицом. В этот момент в голове парня не было ни одной завершенной мысли – слишком велико оказалось потрясение и последовавший за ним сумбур. Но презрение и порицание, исходящие от молодого человека, говорили сами за себя. Без лишних слов, как застекольщики и любили…
– Да что ж ты за дрянь-то такая? – едва слышно выдавил Сорока, пытаясь рассмотреть в Петре хоть что-то визуально нечеловеческое.
Ничего. Может, только, лоб очень высокий и чуть выпирающий вперед, но такие и у людей встречаются… Кроме начинки, скрытой в недрах черепной коробки, ничего не отличало парникового от обычного человека.
– Да вы ж как звери, ей богу…
Хозяин квартиры, с волной неприязни справившись на удивление быстро, натянуто улыбнулся. Уловив настроение и причину его перемены, поспешил разъяснить, снова наполняя Павла образами и выпуклыми понятиями.
«Сравнение с животными, корректно? Ошибочно данное сравнение. – Он покивал, давая понять, что уловил ход рассуждений гостя. – Доказано: самым опасным и хитрым хищником на планете за последние шесть тысяч лет являлся недочеловек, наш предок. Сравнение с остальными животными некорректно. Полнейшее заблуждение. Причина коварства кроется в умении вербально формулировать. Тигр никогда не предаст тигра. Звери могут воевать, сражаться за самку или территорию. Не способны на предательство. Никогда. Недочеловек коварен и непредсказуем. Дефект эволюционной системы скрыт в речи и словах. В чистоте посыл или стремление не могут лгать. Словесная обертка намерения обманывает легко. Тактильной передачей информации нельзя ввести в заблуждение. Дружба искренняя. Вражда честная. Нет возможности пустой лести, только мирное сосуществование. Трудно признать, болезненное принятие… Но это преимущество и отличает людей от вас».
Сорока с омерзением стащил с головы обруч.
Мало того, что от постоянных вспышек в его воображении начинало ломить виски, так еще и настроение окончательно испортилось. Ну вот на кой ляд он вообще взялся общаться с этим идиотом? Лучше бы попросил у Погремушки карту подземки да изучил как следует, она же предлагала…
Петр, заметив, что собеседник потерял интерес к общению, с понимающей улыбкой выключил телефон. Забрал у парня портфель, аккуратно свернув все его раскладные компоненты. Поспешно отошел, что-то уловив. Молодец, чувствительный… Потому что сейчас Сороке как никогда хотелось со всей душой дать ему в морду. Или накричать в лицо, на пальцах объяснив величайшее заблуждение сверхчеловеков, которыми себя почитали парниковые.
Он не стал делать ни того, ни другого.
Встал, раздраженно приближаясь к большому панорамному окну. И оцепенело вытаращился на густые дебри жилых кварталов, похожих на россыпи искусственно выращенных бриллиантовых столбов. А затем Павел услышал, что открывается входная дверь…
Обернулся, затравленно глядя на хозяина квартиры. И вдруг заметил Погремушку.
Егерь стояла на кухонном пороге, сосредоточенная и источавшая злость. Предплечьем одной руки она сжимала шею Кристины, прикрываясь той, как щитом. В правой, стволом прижатый к виску женщины-нелюдя, виднелся старинный револьвер.
15
«Американские зоологи рубежа XX–XXI веков считали, что по развитию собственного языка – безусловно, до трансформации генома – свинья занимала второе место среди иных животных. Любопытным также считалось умение свиней обладать музыкальными пристрастиями, и даже «подпевать» избранным композициям. Еще в начале текущего века эксперименты с этим видом доказали, что интеллектуальное развитие взрослого животного соответствует умственному развитию трехлетнего ребенка. Изучаемые особи оказались умны, легковозбудимы и подвержены стрессам, что доказало наличие у этих существ глубокого многогранного интеллекта, присущего высшим формам жизни на нашей планете».
Артемидий переживал невыносимое, экстатическое наслаждение.
Оно фонтанировало в его логосе вспышками кислотно-алой лавы, перехлестывая через край и заставляя забыть об усталости или потраченном времени. Наполняло нестерпимым желанием довести дело до конца. Рассыпалось искрами, каждая из которых несла сотни оттенков красного и изумрудного. Плескалось колдовским зельем, бурля, клокоча, неистово пульсируя и грозя разорвать на части не только сознание, но и тело молодого корпатрицианта.
Нечто подобное испытывал и Леонидас.
Это Селиванов чувствовал не только через общую систему связи, позволявшую отслеживать настроения членов группы. Чувство исходило от Бродова, словно тот превратился в испускающую яркий свет лампу или зажженную свечу.
Напарник, коллега и просто друг неотступно следовал за Артемидием, став машиной по выслеживанию и выживанию. Как и его начальник, Лео трансформировался в часть системы награждения – в безвольный элемент, существование которого базировалось на нескольких простых принципах. Элемент неотвратимый, упорный, целеустремленный, готовый любой ценой выполнить поставленный приказ.
Остальным участникам похода заместитель директора по инвестированию столь ярких переживаний приписать не мог. Дионисий выдыхался с каждой минутой. Если и старался держаться молодцом, то лишь на силе воле и нежелании показать профессиональную непригодность в своей самой первой вылазке.
Клеоника тоже измоталась. Но если парнишка-ликтор тривиально устал и был подавлен нависающими над людьми тоннами грунта, то следопыт теряла энергию совсем по иной причине. След, столь хорошо различимый на поверхности, под землей становился все более размытым и бледным. Трудноуловимым.
Уже несколько раз девушка сбивалась с курса, возвращая группу назад и начиная поиски заново. Подвернула ногу, не сразу заметив опасный скат, усеянный торчащей арматурой. Дышала тяжело, надрывно. Усталости силилась не выказывать – не позволяла профессиональная гордость. Но и выплескивать эмоции, сравнимые с куражом Селиванова или Бродова, тоже не спешила. Логос следопыта стал блеклым, скукожился и переживал сильный психоэмоциональный спад.
Лабиринты, в которые их завел Сорокин, действительно давили на психику.
Да что там! Последние часа два члены жюри пробирались такими тоннелями и заброшенными подземельями, о существовании которых, как подозревали корпатрицианты, не знали даже маститые археологи.
Артемидий ликовал, стараясь не выдавать пьянящего сознание азарта, чтобы лишний раз не давать Дионисию повода почувствовать себя слабым. Он по себе знал, как легко перегореть в дебютном награждении, если лидер отряда во много раз превосходит новичков в выносливости и устойчивости к фрустрирующим и стрессовым факторам. Но все же ликовал.
Каким же юрким, жизнестойким и вертким оказался нынешний победитель!
Такого нельзя было представить еще утром. Даже не утром – он бы не решился ставить на это деньги еще несколько часов назад, когда дурная пуля нашла Федота. Неожиданно для всех Павел Сорокин оказался настоящим сокровищем. Нелюдем с железными нервами и волей, способным не просто ускользнуть от жюри, но и завести его в такие мрачные места.