Мотивируя данную выдачу, сподвижники Басаева рассказали оперативникам, что полностью разуверились в своих прежних идеалах, которые, будучи вместе с Басаевым, им доводили иностранные инструкторы.
Сама жизнь показала, что планы Масхадова, Басаева и их зарубежных покровителей зашли далеко в тупик. Сдавшиеся проиллюстрировали это примерами того, что не раз были свидетелями, как арабские инструкторы требовали от своих подчинённых-чеченцев уничтожать своих же сельчан, навязывая таким образом привнесённые из-за границы «религиозные ценности».
Рассказывая о Ш. Басаеве, бывшие его «друзья» сообщили, что в настоящее время он, как заяц, пустился в бега, скрываясь даже от тех, кому некогда мог доверить самое сокровенное.
Идущий процесс распада бандгруппировок уже не остановить. На это указывает и то, что всё больше боевиков, раскаявшихся в бессмысленном кровопролитии, продолжают уходить от своих т. н. командиров и возвращаться к мирной жизни.
«…Довожу до сведения всех оккупантов, воюющих в Ичкерии.
Отныне за каждое ваше преступление, совершённое против мирных граждан на территории нашей многострадальной страны, вы будете получать адекватный ответ на территории своей Русни.
Теперь вы будете знать, что ваши семьи, оставленные вами дома подвергаются такой же опасности, как и семьи чеченцев, против которых вы совершаете злодеяния.
Отныне каждый из вас, поднимая руку на чеченского ребёнка, женщину или старика, может быть твёрдо уверен, что он и его семья не уйдут от возмездия и всех вас рано или поздно постигнет заслуженная кара.
Аллах Акбар!
Возле дома, где проживали занесённые в чёрный список семьи, было всё тихо и почти что благопристойно. Именно «почти» — обстановку маленько портила стайка подростков, заседавшая на скамейках у третьего подъезда.
Подростки шумели. Громко разговаривали, перекрикивая друг друга, пронзительные реплики девчат подчёркивали глуховатый бубнеж пацанов, обильно сдобренный матом.
— Ну, слава богу… — облегчённо пробормотал Иванов. — Вроде всё нормально…
Юные дебоширы, увидев товарищей в форме, притихли. На них не написано, что военные, а в форме сейчас много неприятных личностей ходит, способных испортить вечер: и СОБР, и ОМОН, и милицейский спецназ.
Иванов притормозил у скамеек и попытался поделикатнее сформулировать вопрос. Как назвать дагестанцев? «Кавказцы»? «Нерусские»? «Чёрные»?
— «Звери» тут не пробегали? — бесцеремонно влез Вася.
— Ну, Вася!
Реакция публики не замедлила воспоследовать.
— Оп-па!
— Давно пора!
— Мочить, мочить и мочить…
— И побольше сортиров построить…
— Че за базар? — прикрикнул на публику Вася. — Не слышу ответа?
— Были двое. Минут двадцать назад.
— И куда они пошли?
— Да вот, в этот подъезд.
— Это наш подъезд. Я тут живу…
— Это к Верке из сорок восьмой. Она шлюха.
— Рот закрой! Чего это она шлюха?
— Да она за деньги хоть с негритосом готова!
Шлёп! Сочная оплеуха.
— Ты че, совсем ошизела? Че я такого сказал-то?
Впрочем, весь этот гомон наши хлопцы уже не слушали: все двинулись вслед за Петрушиным, который по получении информации сразу заскочил в подъезд.
На третьем этаже обнажили стволы, встали спинами к стене. Первый в списке адрес был именно здесь.
На площадке было тихо.
Вася, перегнувшись через перила, зачем-то посмотрел вверх.
— Чего там? — свистящим шёпотом спросил Серёга.
— Да так… показалось.
— Ну что, будем звонить? — Иванов нервно вздохнул и потянулся к звонку.
— Не стоит. Ну-ка…
Петрушин взялся за ручку двери и потянул на себя. Дверь поддалась — не заперто. Как только образовалась небольшая щель, из квартиры стало слышно негромкое сдавленное рычание. Или стон? Нет, скорее именно рычание, как будто кто-то торопился что-то делать и рычал от нетерпения.
А ещё — сразу же пошёл запах. Такой знакомый всем ратным людям специфический запах…
— К бою! — одними губами прошептал Петрушин, доставая из кармана зеркальце и поднося его к щели…
В прихожей, сидя на полу, возились двое мужчин. Один судорожными движениями рвал «молнию» куртки — видимо, заклинило, второй, половчее, тянул через голову свитер. Лица его видно не было — свитер как раз на голове, но второго Петрушин опознал.
— Ложись, руки за голову! — Петрушин рявкнул так, что у Иванова в ушах зазвенело. — Считаю до трёх, потом огонь на поражение!
— Они? — уточнил Вася, невежливо оттеснив плечом Иванова и прилипая к стене рядом с дверью с противоположной от Петрушина стороны.
— Сто пудов… Раз! Два! Тр…
Ба-бах!!!
Из дверного проёма в стену напротив лупанула россыпь осколков и чего-то такого сопутствующего. Это сопутствующее сразу стало отваливаться с мягким чавканьем, оставляя на стене густые потёки. Впрочем, чавканья никто не слышал — все разом оглохли.
— Ну е… — пробормотал Вася. — Что за вечер сегодня — сплошной мясокомбинат…
В последующие минуты, часы и вообще в этот мясокомбинатный вечер активности больше не было. Никто там не рычал, не вопил, не плакал от боли…
Некому было всё это делать. В трёх квартирах, занесённых в список террористов, все были мертвы…
Иванов позвонил Власову, срывающимся голосом сообщил о происшествии. Тот даже возмущаться не стал, сказал, что они сейчас же выезжают. Затем Иванов позвонил Глебычу. Глебыч остался при Косте как связь с ОМОНом и, стало быть, всей местной правоохранительной системой. А Костя остался пообщаться с раненым Султаном. Как боец психолог всё равно особой пользы не принесёт, а пока не подскочили власти, следовало выжать из парня как можно больше информации.
— Скажи своему другу, пусть сюда опергруппу высылают. Что? Да понятия не имею, чью! Пусть там сами разбираются, их это прерогатива или чекистов…
Всего в трёх квартирах насчитали трупы четырнадцати человек. Пятеро из них были дети, а двое — те самые искомые дагестанцы. Помимо дагестанцев, остальные были убиты ножом. Взорвались дагестанцы нехорошо, не торсы — лохмотья… А вот головы на удивление хорошо сохранились. То есть можно было идентифицировать на месте, не прибегая к услугам экспертов.
— Ну вот они — последние «концы»… — убито пробормотал Иванов, полюбовавшись на трупы основных фигурантов генеральной версии. — Кого теперь искать, ума не приложу…
В течение следующей недели в Пятигорске зарезали ещё четыре семьи. Все это были семьи офицеров дивизии ВВ, которые в настоящее время находились в командировке.
Сказать, что это был плевок в лицо Системе, значит сильно упростить ситуацию. Это была катастрофа. И в первую очередь катастрофа психологического характера. По мирному городу, на территории которого дислоцировалась одна из самых больших на Кавказе дивизий, разгуливали террористы и преспокойно убивали семьи защитников Родины, участвующих в контртеррористической операции. И никто не мог остановить этих негодяев. Никто. Милиция, ФСБ, военная контрразведка и все вместе взятые вооружённые силы страны были бессильны что-либо сделать…
Интернет и различные «левые» СМИ, то ли произвольно, то ли по чьему-то заказу, сеяли панику и всячески нагнетали обстановку. Дескать, это только начало, разминка, тренировочная миссия. Сейчас, мол, апробируют методику, и скоро такое начнётся по всем городам Северного Кавказа, где стоят части Внутренних Войск.
Те, кто затеял всю эту мерзость, поступили очень грамотно, выбрав в качестве основного объекта воздействия Внутренние Войска. Видимо, владеют обстановкой.
В отличие от армии, офицеры которой вместе с семьями по большей части проживают в гарнизонах, части ВВ дислоцируются в больших городах, и все офицеры живут отдельно. В гарнизон проникнуть сложнее, а семьи отдельно живущих вэвэшников, если подойти масштабно, могли бы вырезать полностью за пару дней. Но это так, детали местного уровня. А если смотреть с глобальной точки зрения, то группировка ФС в Чечне на восемьдесят процентов состоит именно из Внутренних Войск. А в ближайшем будущем будет состоять практически на сто процентов. Улавливаете идею? Во всех комендатурах и на подавляющем большинстве постов и застав — военнослужащие ВВ, семьи которых дома кто-то режет…
Можно без преувеличения сказать, что в Пятигорске, да и во всём Северо-Кавказском округе царила паника. Семьи военнослужащих пятигорской дивизии поместили в казармы и приставили надёжную охрану. Понятно, что долго так жить они не смогут, но по крайней мере сейчас это гарантировало им безопасность.
Несмотря на принятые меры, по группировке прокатилась волна самовольных оставлений мест службы — офицеры, прихватив с собой оружие, ломились домой, чтобы защитить свои семьи. Причём удирали из зоны боевых действий не только хлопцы из Пятигорской дивизии, но и из других частей округа.
Поначалу это выглядело как отдельные жесты отчаяния, но к концу недели стала прорисовываться устойчивая система. С некоторыми поправками и натяжками можно было уже сейчас выдать жутковатый прогноз: если ситуация не разрешится в ближайшее время и тенденция будет сохраняться ещё хотя бы пару недель, группировка вскоре останется без единого офицера внутренних войск…
Наших хлопцев передопросили раз по двести все кому не лень. Больших людей очень интересовало, почему вся эта нездоровая активность организовалась именно после рядовой операции команды. Внятных объяснений на эту тему в природе не существовало, поэтому и допрашивали многократно, чесали репу — отчего же это так нехорошо получилось…
Султан — сын Арсена, случайно оставшийся в живых, в качестве свидетеля выступать не мог. И не только в качестве свидетеля — от него теперь нельзя было вообще получить хоть сколько-нибудь полезную и