нформацию. Посидев над разорванным трупом отца, парень так сильно повредился рассудком, что двух слов связать не мог.
— Слабенький, — заметил Вася (Иванов поделился — после очередной беседы с Власовым, самих-то наших к Султану на пушечный выстрел не подпускали). — Ему бы теперь прямая дорога в мстители, а он — в дурку…
Команде было предписано сидеть на месте и не покидать пределы города. На этот счёт даже выправили приказ из группировки. Потому что теперь наши выступали в качестве основных свидетелей по делу. Других свидетелей просто не было.
Генерал Власов сказал:
— Если без дела сидеть скучно, помогайте чем можете…
А чем? Пойти дрова кому поколоть али воду поносить?
Ходили, разделившись на группы, по городу, снимали на камеры (Лиза аппаратуру подвезла) всех подряд кавказцев, вечером сидели, отсматривали материал, искали подозрительные жесты, нервозное поведение, иные детали, могущие характеризовать человека на причастность к чему-то противоправному.
А кавказцам тоже досталось неслабо. Повсеместно в регионе прокатилась волна лютой кавказофобии. Случаи немотивированных расправ исчислялись десятками. Особенно свирепствовали военные. Имели место эпизоды применения табельного оружия, счёт летальным исходам от таких применений уже перевалил за десяток.
Примечательно, что страдали от этой фобии вполне приличные кавказцы, которые никакой вины за собой не чувствовали, а потому прятаться и не собирались. Неприличные-то все давным-давно по «нычкам» затарились и с любопытством наблюдали со стороны за процессом…
Костя Воронцов страдал.
— У меня фрустрация, — уныло заявил он, когда Вася поинтересовался, отчего это боевой брат такой скучный.
— Ну, это ничего, — успокоил Вася. — Чай не в поле, не страшно. Душ вон есть — сходи, помой.
— Вася, фрустрация это совсем не то. Это, если попроще, что-то типа «Видит око, да зуб неймёт».
Косте не нравились все прежние фигуранты наших версий, разом выбывшие по уважительной причине. Пообщаться с Султаном у него не получилось, но он умудрился до прибытия следственных органов переговорить с женщинами Муратовых. Почему «умудрился», что тут такого особенного? Спросите военных, которые бывали в командировках на Кавказе, можно ли хоть как-то внятно пообщаться с мусульманской дамой в доме, где только что погиб хозяин. Да, и добавьте, что тот, кто желает пообщаться, не брат по вере, а совсем напротив, полный гяур и это отчасти из-за его присутствия (а может, и не отчасти) случилась трагедия.
Но Воронцов на то и мастер своего дела, что умудрился. Короче говоря, судя по показаниям дам, гости их всё время сидели дома, а на улицу даже носа не высовывали. В связи с этим вопрос: а как же они тогда работали — помогали дагам и всё такое прочее? Опять же, по оружию нестыковка получалась. Всех зарезали ножами, а у этих был при себе целый арсенал, который они не постеснялись пустить в ход при малейшем намёке на вторжение.
Дагестанцы Косте не нравились ещё больше. Приличные вроде люди, сыновья в армии, при проверке оказалось, что все данные по ним совпадают (то есть никто из сторонних товарищей их документами не воспользовался, это реально существовавшие люди), никогда не сидели, не числились, не привлекались…
В общем, дагестанцы в рамках этой истории смотрелись весьма и весьма странно. А фрустрация у психолога была ввиду того, что все источники внезапно умерли и теперь выяснить истину было просто не у кого. Он же привык доводить любую поведенческую модель «подопытных» до логического конца, досконально выяснять все мотивационные аспекты и выдавать на-гора со всех сторон красивую и изящную ситуационную схему.
И ввиду отсутствия возможностей для построения такой схемы усматривал Костя во всём этом присутствие некоей третьей силы, которая могла бы помочь решить задачу, коль скоро удосужилась бы хоть как-то проявить своё наличие в природе…
С последней резни прошло пять дней, и в городе воцарилось напряжённое затишье. До этого трагедии случались через день, максимум через два, а тут почти неделя прошла и — тишина. Что, неужели всё кончилось?
Семнадцатого, с утра, выяснилось, что пропал генерал Власов. Три дня команду никто не беспокоил, Иванов решил напомнить о себе: если не нужны, может, нам сворачиваться и — на базу? Позвонил на один из проводных номеров, выделенных комиссии для работы, а там ответили — нету, мол, выбыли.
— Шутите?! Как это выбыли?!
Внятного ответа не последовало, сказали, что это не телефонный разговор. Иванов всё бросил и помчался разбираться.
В прокуратуре (там до недавнего момента базировалась комиссия) с полковником секретничать не пожелали, но удалось узнать, что комиссия в полном составе убыла в Кисловодск. Три дня назад.
Пообщавшись с более демократично настроенным средним звеном, удалось также выяснить: комиссия не просто убыла, а удрала. Подскочили вдруг ни с того ни с сего как ошпаренные, собрались за полчаса и умчались.
— Ну, новости… — Иванов весь аж зачесался от любопытства. — Неужели нашли что-то? Ну не гады ли? Мы, значит, всё это дело раскочегарили, а теперь вроде как лишние?
Иванов тотчас же позвонил на мобильный Власову — в начале работы комиссии генерал дал свой номер, наказав без пиетета беспокоить в любое время дня и ночи, если вдруг будут какие-то подвижки по делу.
— А, Сергей Петрович… У вас какие-то новости?
— Да нет, это у вас новости, господин генерал, — голос полковника вибрировал от возмущения. — Вы там что-то нашли, а мы, стало быть, теперь вам уже не нужны? Может, нам можно убыть на базу?
— Да ну, господь с вами, Сергей Петрович! — в голосе генерала явно прослушивалась насмешка, хотя в такой безрадостной ситуации это было как минимум неуместно. — Если что-то найдём, я вас первого извещу. А насчёт базы — это вы немного погодите. У вас, по-моему, и приказ на сей счёт есть.
— Да, приказ есть, но…
— Никаких «но», Сергей Петрович. Сидите на месте, отдыхайте. Там, в конце концов, курорт, погуляйте по Лермонтовским местам, водички попейте. Вы же не из своего кармана платите за проживание. Родина вас содержит…
Вот так и поговорили. Иванов приехал в «Зарю», посовещался с командой и принял решение: придётся опять беспокоить Витю. Ломиться вслед за Власовым в Кисловодск — бессмысленно и накладно. Делиться всё равно никто не станет, а за самовольное оставление города (команда теперь вроде как «невыездная», приказ есть — до окончания работы комиссии Пятигорск не покидать!) могут сурово спросить. А чего там такого откопала комиссия — жуть как интересно…
Спецпредставитель отнёсся к звонку Иванова, мало сказать, с прохладцей. После всех происшествий он до конца работы комиссии вообще вычеркнул команду из своей жизни. Всё дело завалили, результатов нет, пришлось из-за них беспокоить больших людей… Ну и на фиг нужны такие уроды? Пусть там себе варятся в собственном соку, пока не исправятся. Даже если и под суд отдадут, хуже от этого никому не станет!
Полковнику пришлось очень постараться, чтобы убедить Витю в целесообразности немедленного перемещения команды и настоятельной необходимости заставить Власова поделиться информацией.
— Знаете, Петрович, это ведь не так просто, как вам там кажется. Лично ему я приказать не могу, придётся опять беспокоить его начальство. А это, между прочим, ко многому обязывает. Я, кстати, из-за вас практически перед всем центральным аппаратом в долгах, как в шелках. Если начнут требовать отдачи, придётся стреляться!
— Это очень и очень нужно, — с мягкой настойчивостью заверил Иванов. — Вы же знаете, если бы не было нужно, я не стал бы просить…
— Знаю, Петрович, знаю. И вообще, я верю в вашу удачливость. Иначе бы просто не стал связываться с вами. Ждите, я перезвоню…
Спецпредставитель позвонил через полчаса:
— Ну всё, поезжайте. Пансионат «Крепость», подойдите к директору, вас разместят. Не знаю, как там будет с вами делиться Власов, но соответствующее указание от своего начальника он получит в течение часа. Удачи вам, Петрович. Смотрите, не разочаруйте меня…
После обеда того же дня команда уже обживала номера в Кисловодском санатории «Крепость», неподалёку от входа в который действительно можно было поглазеть на живописные останки крепости, упомянутой Михал Юрьичем в повести «Княжна Мэри».
— Ну, блин, у нас в последнее время не житуха, а сплошной курорт, — тихонько вздохнул Вася Крюков, любуясь видами. — Как бы не заставили платить за всё это из своего кармана…
Устроившись, Иванов созвонился с Власовым и отправился на проспект Победы, в администрацию, где обосновалась следственная комиссия…
— А вы наглец, Сергей Петрович.
— А вы тихушник, господин генерал.
— Да уж… Думаю, с армейским генералом вы бы так не разговаривали. Я ведь для вас вроде как штатская задница, верно?
— Неверно. Просто я и сам теперь на генеральской должности, так вот — привыкаю, осваиваюсь…
— Понятно. Насчёт «тихушника» — я ведь не обязан перед вами отчитываться. У меня есть своё начальство.
— Я в курсе. Но поделиться-то можно было? А то у нас получается что-то типа системы ниппель. Туда дуй, а оттуда — сами знаете что…
— Знаю, знаю. Вы меня посвятили во все детали, дали полный расклад, очень помогли — спасибо. А я вроде как зажал информацию… Нет, Сергей Петрович, всё не так. Просто нечем пока было делиться.
— Нечем?
— Совершенно. Вам это абсолютно ничего бы не дало. А времени мало, надо было спешно действовать, так что… А вы лучше скажите… Вы, вообще, кто такой?
— В смысле, должность и звание? Полковник контрразведки на генеральской должности.
— Да нет, я не то имел ввиду… Знаете, я получил прямое указание от своего начальника насчёт вас… А до этого — мне сказали — Пятигорское руководство получало примерно похожее распоряжение от своего начальства… Чем это вы занимаетесь, что за вас всё время такие большие люди просят?