– Что ж, кушать нам теперь, похоже, в дороге не светит! – не удержалась от очередной едкой реплики Любомирская.
– Не переживайте, сударыня – уж ужином-то нас у Самсоныча попотчуют! – с пылом посулил на это Мотя. – Жена его борщи варит, без всякой магии – пальчики оближите!
– Погодите, – нахмурился я. – Каким еще ужином? – время было едва за полдень. – Мы тут что, до ночи собираемся торчать?
Как-то заправка автомобиля рисовалась мне не столь долгим делом!..
– Духи Америки, главного-то не сказал! – охнул извозчик. – Готового бензина у Самсоныча сейчас нет. Земляное масло в резервуары залито, артефакты нужные заложены, но результат будет только к утру. Так что придется обождать чуток.
– Чуток?! – яростно прищурилась на Мотин затылок княжна.
– В самом деле, а если сюда за это время чернь нагрянет? – покачал головой я.
– Чернь уже здесь, сударь, – заявил на это Рыжий. – Фрол, брат его Степан, другие работники, даже Марфа, супружница Савельича – они, по-вашему, кто? Чернь и есть! Только им не до погромов и митингов – у них работа! Так что никакому комиссару Митропольскому товарищей себе тут не найти! Раз сунулся – не сам, понятно, присных послал – так и огреб по полной. Еще придет – снова получит! Так что не извольте переживать, нормально заночуем, беды не ждите!
«В третий раз повторю, сударь: чтобы просчитать чернь – это Князем нужно быть. Но наш Матвей определенно верит в то, что говорит. Да и Самсоныч сей не производит впечатление пустомели, а страха перед Комитетом я в нем не вижу ни на йоту – только досаду человека, которому мешают работать», – даже уже без моего прямого вопроса прокомментировал Ди-Сы.
– А в Стрельне, как мне сказал Фрол, цистерны ныне вовсе пустые стоят, – добавил между тем извозчик. – Они там позавчера пудов сто перекупщикам отгрузили, все до капли выкачали. Так что, выбирать-то нам с вами, сударь, честно говоря, и не приходится…
Ну что ж, раз такое дело…
– Перины у них тут хоть мягкие? – осведомилась у Рыжего Настя – тоже, похоже, смирившаяся с ночевкой на царскосельской нефтебазе.
Глава 22
в которой я не могу сдержать слез
Поданный нам ужин и в самом деле оказался выше всяких похвал. Прорекламированного Матвеем борща, правда, на столе не было – ну да, это все же, скорее, блюдо для обеденной трапезы – но его отсутствие с лихвой компенсировали рыбная кулебяка под сметаной, чугунок рассыпчатой отварной картошки, густо посыпанной укропом, и просто бездонное блюдо с винегретом. Запивать это великолепие предлагалось сильно разбавленным белым вином либо клюквенным морсом – напротив, весьма крутым и насыщенным.
А вот с перинами, о которых спрашивала Рыжего Любомирская, вышел облом: спать нас уложили на полу, постелив лишь жиденькие набитые соломой тюфяки. Ясухару бы, наверное, оценил, но из нас этакий японский стиль ночевки не пришелся по вкусу никому. Даже Мотя – хотя и делал изо всех сил вид, будто вполне доволен, когда думал, что никто его не видит, досадливо морщился.
До кучи, всех нас засунули в одну тесную комнатку, заявив, что это, типа, в наших же интересах – теплее, мол, будет.
Настя ожидаемо сразу же заявила, что в таких условиях спать категорически не намерена и на свой тюфяк даже не присядет. Потом, когда мы трое кое-как улеглись – понятно, особо не раздеваясь – таки соблаговолила, брезгливо кривясь, опустить пятую точку на краешек матраца. После того, как я задул единственную имевшуюся в нашем распоряжении свечу и комната погрузилась в темноту – обреченно зашуршала пуговицами своего плаща, который не снимала даже за ужином. И уже через пару минут – сладко посапывала, время от времени даже богатырски прихрапывая.
Следом за юной княжной, похоже, забылась сном устроившаяся со мной по соседству Светка, а вскоре провалился в царство Морфея и я сам.
Разбудил меня какой-то невнятный, отдаленный грохот. Первой моей мыслью было: гроза, что ли, разразилась? Но в начале марта?!
– Что это еще? – хмуро пробормотал я, силясь прислушаться.
«Ружейная стрельба, сударь», – невозмутимо сообщил мне Ди-Сы.
– Стрельба? – ахнул я, вскакивая. – Что же вы нам не…
Потревоженная моим криком, на тюфяке рядом заворочалась Каратова – но проснуться, похоже, не проснулась.
«Непосредственной опасности нет, сударь, – заявил тем временем “паук”. – На владения нашего гостеприимного хозяина было совершено нападение – но оное уже практически отражено. Самым лучшим для вас было продолжать лежать на полу – на случай прилета шальной пули. Что вами, собственно, и делалось, посему я счел правильным не вмешиваться».
– Понятно… – пробормотал я.
Вдалеке послышался еще один сухой щелчок выстрела – и все окончательно стихло.
– Как думаете: если я схожу, гляну, как там и что? – в четверть голоса спросил я у фамильяра.
«Не вижу к сему существенных препятствий, сударь. Бой завершен, враг понес потери и отступил».
– Тогда схожу, – решил я.
Накинув на плечи куртку барона фон Оффенберга, с рукава которой еще вчера содрал черную повязку – у Самсоныча такие не жаловали – я потихонечку вышел из комнаты, а затем и из домика, в котором она располагалась – на крыльцо.
Еще не рассвело, но несколько ярких масляных фонарей давали довольно света, чтобы суметь оглядеть двор. Тот кишел людьми, и почти все они были вооружены – кто штурмовой винтовкой, кто антикварного вида ружьишком, а кто арбалетом или даже просто грозного вида тесаком. Четверо тащили куда-то носилки, на которых лежал и безостановочно, почти не повторяясь, ругался мордастый мужик с криво перевязанной окровавленной тряпицей головой. Еще несколько человек прямо по земле бесцеремонно волокли за ноги три явно уже безжизненных тела в черных одеждах.
Сердце у меня замерло: на миг мне показалось, что на жертвах хорошо мне знакомые федоровские мундиры – но нет: это действительно оказалась униформа, и того же цвета, что носили в корпусе, однако все же несколько иного фасона, без погон и с совершенно нелепыми нашивками на груди и рукавах.
– Кто это… был? – спросил я у духа. И уточнил: – Убитые, они – маги?
«Нет, сударь – чернь, – пояснил мне Ди-Сы. – Как я понимаю, сии люди называют себя Черным Легионом. Не входят в Черную гвардию и не подчиняются Ингерманландскому Комитету».
– Как все запущенно… – покачал головой я. – И откуда они только такие красивые так быстро повылазили? – угрюмо бросил затем.
«Определенно, сударь, сие выступление черни было тщательно подготовлено, – заметил мой фамильяр. – Явление Белого Центавруса послужило оному лишь сигналом».
– Если бы не Центаврус с его эпидемией – на что бы черни рассчитывать? – развел я руками.
«Значит, именно его и ждали».
Постояв еще немного, я думал уже возвращаться в дом – если получится – досыпать, если же нет – так чтобы хотя бы просто зря не мозолить глаза здешним защитникам (пока на меня не обращали никакого внимания, но астрал знает, что будет дальше!), как вдруг «паук» совсем нехарактерно для себя встрепенулся.
«Сударь! Я тут отвлекся – а княжна Любомирская в беде! Поспешите!»
– Что с ней? – я опрометью метнулся к дверям.
«Нет, она нынче не в доме – на заднем дворе! – остановил меня Ди-Сы. – Вокруг вам будет быстрее! Бегите налево, за угол!»
– Так что с ней?! – почти оттолкнув попавшегося мне на пути бугая с тяжелым арбалетом на плече, я бросился в указанном духом направлении.
«Анастасия Августиновна случайно применила магию… И весьма сим огорчилась. Мягко говоря».
– Всего-то… – выдохнул я – хода, впрочем, ничуть не замедлив.
С тем, что рано или поздно девочка забудется и сорвется, я, честно говоря, в какой-то момент почти смирился. Все к этому шло: только на моей памяти Настя минимум дюжину раз признавалась, что была на грани. А потому, что греха таить, сейчас я почувствовал даже некоторое извращенное облегчение: одной заботой меньше – тем более, что после вопля фамильяра о «беде» уже успел вообразить, будто нашу юную княжну схватила чернь и разве что не по кругу собирается пустить.
«Не скажите, сударь, – и не думал между тем успокаиваться “паук”. – Все более чем серьезно! Сейчас сами увидите!»
Как раз в этот момент я обогнул дом и действительно узрел Любомирскую.
Настя была в одном платьице, коего, как заверял меня вчера Ди-Сы, неимоверно стыдилась – и которое, я, собственно, впервые имел случай увидеть воочию. Портной, который его шил, пожалуй, был своего рода гением: с первого взгляда было ясно, что перед тобой зачуханная кухарка, а не девица благородных кровей. Не знаю уж, как это получалось: вроде бы, платье как платье, не грязное, не рваное – а вот поди ж ты! Не удивительно, что гордая княжна так стеснялась в нем показаться!
Вот только кухарки редко держат в руках штурмовую винтовку, ствол которой направлен им аккурат в широко раскрытый рот.
Оружие было для девочки слишком большим: нацелив его на себя, она теперь никак не могла дотянуться пальцами до спуска. И так пробовала, и этак, но либо ствол оказывался у нее над головой, либо ладони – на цевье, в добрых восьми вершках от духова крючка.
– Стой! – крикнул я – поняв наконец, что происходит. – Не надо!
Любомирская обернулась на мой голос, но толком отвлечь ее мне не удалось – ничего не ответив, девочка вернулась к своему прежнему занятию. Более того: она вдруг сообразила, как достигнуть цели. Ловко скинув туфельку, она согнула в колене ногу и ударила по спуску ее пальцами.
Уже понимая, что никак не успеваю Настю остановить, я все равно рванул к ней – непроизвольно втягивая голову в печи в ожидании рокового выстрела…
Однако тот покамест не прозвучал.
Княжна еще раз резко дернула ножкой, пытаясь все же надавить на спусковой крючок, но я уже был рядом и вырвал из рук девочки оружие.
Винтовка оказалась поставленной на предохранитель.