Я подумал, что мне, наверное, надо сказать ему: «Спасибо!» Заглянул в графики с учетом весовых коэффициентов. На Александра Анатольевича в основном реагировала образованная публика. А значит и голосовала с коэффициентами. За пять минут число сторонников казни упало процентов на пятнадцать, и уже было ниже пятидесяти. И ведь не сказал ничего особенного. Выступление-то было на десять минут!
Я успел увидеть информацию о том, что на завтра назначено окончательное голосование и вздрогнул от холодной капли, упавшей мне на руку. Поднял голову. В небе над соснами клубились серые тучи.
Зазвенел таймер на кольце. Половина пятого. Надо было отключаться от Сети, смотреть вопросы и возвращаться в корпус.
Из Сети я вышел, файл с вопросами открыл, но совсем не мог сосредоточиться. Все мысли были заняты выступлением Нагорного и предстоящим голосованием.
В моей комнате уже сидел за столом Старицын.
— Нагорный — монстр! — воскликнул я с порога.
— Кто бы сомневался, — заметил Олег Яковлевич. — Садитесь сюда, за стол, Артур. Сейчас Глеб подойдет. Вопросы смотрели?
— Да.
— Ответы записали?
Я вздохнул. Там была преамбула, которая действительно настоятельно рекомендовала записать ответы.
— Я сейчас запишу, — сказал я, — время ведь еще есть.
— Артур, по-хорошему, вас сейчас надо запереть в комнате и отобрать кольцо. Не делаю этого только потому, что понимаю, как для вас важно то, что сейчас происходит в Народном Собрании. Но курс реабилитации не менее важен. Для вас даже более. Так что давайте, записывайте.
Первый пункт рекомендовал мне подумать, чего я хочу добиться в жизни, причем просил ни в коем случае ничем себя не ограничивать. По максимуму. Это напомнило мне вопрос, которым взрослые мучают детей дошкольного возраста: «Кем ты хочешь стать?» А действительно, кем я хочу стать… Юристом? Я сомневался, что хочу стать юристом. Адвокатом? Судьей? Прокурором? Нет, пожалуй. То есть может быть, но только на некотором этапе. Это точно не максимум, может быть, этапы пути.
Хочу книги писать? Наверное. Даже точно. Но и это не максимум. Возможно, только этап.
Глеб Алексеевич был немного моложе Старицына, худее и ниже ростом. Он вошел, Олег Яковлевич его представил, он кивнул и сел к столу.
— Артур, написали ответы? — спросил он.
— Нет, — честно сказал я. — Я не знаю.
— Ну, давайте зайдем с другой стороны, — сказал он. — Чего вы хотите для себя вы не знаете. А чего вы хотите для других?
— Набор банальностей, — сказал я. — Счастья, справедливости, свободы, мира, самореализации, правды, богатства, успеха, любви, душевного комфорта.
— Кем надо быть, чтобы дать это людям?
— Богом, наверное, — сказал я.
— Хороший максимум, — заметил Старицын. — Только недостижимый. Давайте спустимся с небес на землю и придумаем что-нибудь пореалистичнее.
Я пожал плечами.
— Тогда императором. Всего сделать, правда, не получиться, но в некотором приближении, наверное, можно создать условия. Только я не потяну.
— «Потяну», «не протяну» — нас сейчас не интересуют, — сказал Глеб. — Это совершенно отдельная история.
— К тому же я у вас был. Думаю, это закрывает для меня некоторые пути.
— Да, ладно! — улыбнулся Старицын. — Хазаровский тоже у нас был. Причем в Закрытом Центре, что хуже.
— Но он был невиновен.
— Не все в это верят. А вас общество не осуждает, наоборот. Да и не преступление это, а небольшой проступок. И курс психокорррекции вы у нас прошли. Так что совершенно не помешает.
— И у меня отец… все же знают, кто он.
— Анри Вальдо еще сможет реабилитироваться, — сказал Глеб, — я уверен. Между прочим, мы сейчас вообще не обсуждаем, насколько цель достижима. Мы просто пытаемся ее поставить. Артур, вы хотите стать императором Кратоса?
— Да, — сказал я.
И понял, что это действительно так. Хочу.
— Вы готовы для этого работать? — спросил Глеб.
— Да.
— Ну, вот и отлично.
Он встал с места, подошел к стене между шкафом и окном, оперся на нее ладонью, и стена засветилась. В верхней части экрана была надпись: «Цель: стать императором Кратоса».
— Нервы у вас железные, Глеб Алексеевич, — заметил я.
Он пожал плечами.
— Мы же заговор не составляем. Все совершенно легально. И методы будут легальными. Какая предыдущая цель перед этой?
— Малое кольцо, очевидно, — сказал я. — Стать Принцем Империи.
И на экране высветилось то, что я сказал.
— Я вам потом скину на устройство связи, — сказал Шадрин. — Пока нам надо, чтобы было все наглядно и большими яркими буквами.
— Психологический эффект? — спросил я.
— Именно.
Потом мы выяснили, что перед тем, как стать принцем, надо бы поработать министром. В какой-нибудь серьезной области: юстиции, экономики, обороны. А лучше в нескольких, чтобы набраться опыта.
Ситуация меня забавляла. Ну, как можно это обсуждать на полном серьезе? Но и развлекала. Словно я уже и министр, и принц, и император.
— А кроме опыта нужен еще авторитет в народе, — заметил Глеб. — Вы неплохо начали. Некоторая известность смельчака и правдоискателя у вас уже есть.
— Для императора — несерьезно, — сказал я.
— Конечно, — кивнул Старицын. — Но для восемнадцати лет очень неплохо. Но больше не грешите, к нам, чтоб больше ни ногой. Только на посткоррекционку.
— Ни в коем случае, — сказал я.
Мои психологи, по-моему, сами увлеклись.
И мы начали расписывать, какое образование мне необходимо. Одного юридического оказалось мало. Добавили в план экономическое.
— Психологическое нужно? — спросил я.
— Ну, Нагорный зачем-то получал, — сказал Старицын. — Нужно, наверное.
И мы добавили психологическое.
— Вы спросите у Леонида Аркадьевича, каких знаний ему не хватает, — посоветовал Шадрин. — Возможно, мы добавим что-то еще.
— Дипломатическое нужно явно, — сказал Олег Яковлевич. — И военное.
— Что пять? — я взвыл.
— Передумали? — с некоторым удивлением спросил Глеб. — На самом деле все не так страшно. С современными методиками это занимает не так много времени. Ну, пять лет юридическое вместе с практикой. Это базовое. Причем три курса у вас уже есть. Остальные по два года максимум. Всего десять лет. Нормально.
Я понял, что в ближайшие десять лет о студенческих вечеринках придется забыть напрочь.
— Ни в коем случае, — сказал Глеб Алексеевич, — вам же надо общаться, учиться вести за собой, собирать команду. Кстати, по-моему, интроверсии многовато. Да, Олег Яковлевич?
Старицын кивнул.
— Подкорректировать надо. Хотя это уже явный дизайн личности. Но в рамках курса реабилитации можно провести. С оплатой постфактум.
— И надо почаще заходить на НС, — сказал Глеб. — И не только читать, но и писать, подавать идеи, принимать участие в обсуждениях. В общем, завоевывать авторитет.
Я кивнул.
— Уже хожу.
Таблица на стене была густо расписана разными цветами, снабжена стрелочками и жирными точками с датами. Вот к этому моменту надо сделать это, а к этому то.
— Нет возражений? — спросил Глеб Алексеевич.
— Нет, — сказал я.
— Отнеситесь серьезно, Артур. Это не развлечение. Программу придется выполнять. Сегодня ночью будет работать биопрограммер, и мы вас настроим на ее выполнение. Отступить будет сложно. Хотя возможно, конечно. Если будет очень трудно или вы передумаете, или поймете, что поставили не ту цель, осуществления которой действительно хотите, связывайтесь со мной или с Олегом Яковлевичем. Мы вас пригласим на посткоррекционное отделение, только не сюда, в Открытый центр, и подкорректируем программу. Но, сами понимаете, всегда эффективнее сразу выбрать правильное направление, чем раз за разом возвращаться назад и начинать все сначала.
Я кивнул.
— У меня нет возражений.
— Отлично, — сказал Глеб. — Программа сложная, очень трудоемкая. Так что, Артур… какой у вас IQ?
— Не знаю.
— Тогда сейчас померяем. Нейронная карта у вас составлена, так что ложитесь под БП, и он проанализирует сигналы с модов. Проведет анализ нейронной карты, проходимости и скорости сигналов, эффективности механизмов памяти и ассоциативных связей. Вот сюда выведем значение.
И Глеб отчертил красным верхний правый угол таблицы.
Я лег под БП. Чувствовал себя как на экзамене. Хотя от моих действий не зависело ровным счетом ничего. И покосился на красную рамку.
— Глаза закройте, — сказал Старицын. — Потом посмотрите.
Результат появился минут через десять.
— Есть, — сказал Глеб Алексеевич. — Можно смотреть.
В рамке краснело число 131.
— Ну, все, — сказал я. — Мои амбиции не соответствуют моим возможностям.
— Гораздо выше среднего, — заметил Старицын. — Логика очень высокая, если по параметрам развернуть.
И под красной рамкой развернулась табличка с графами: «логическое мышление», «математический интеллект», «пространственный интеллект», «вербальный интеллект», «память», «скорость нейронной передачи», «эмоциональный интеллект», «социальный интеллект».
Логика действительно была почти на максимуме, был пик на эмоциональном интеллекте и неплохая скорость, зато остальные параметры отставали радикально.
— Я некоторое время работал в «B», там такого даже близко не бывает, — попытался успокоить Глеб. — Это очень много.
— Угу! — хмыкнул я. — Для «B»!
— Да и для «C» много, — сказал Старицын. — Даже для «A» вполне прилично.
— Ну, что вы мне говорите! — вздохнул я. — У Хазаровского 150, и у Нагорного 145. Так что мне остается заткнуться и смириться с какой-нибудь более скромной должностью.
— У Страдина был 125, говорят, — вспомнил Олег Яковлевич. — Поэтому он не держал страничку на НС. И вообще Народное Собрание при нем ничего не решало.
— Ну, я же не хочу быть таким императором, как Страдин, Олег Яковлевич!
— Ладно, разгоним, — сказал Старицын. — Уговорили. Аккуратненько, чтобы шизофрению не спровоцировать. Не заленитесь к нам пару месяцев походить раз в неделю?