Привозин рассказывал очень подробно с именами и деталями. Но принципиально его рассказ не отличался от того, что мы уже слышали. Зато здорово отличались графики. Они были пологими, без резких всплесков, и вместо горных пиков и провалов шли цепи пологих холмов.
— Эдуард объяснил вам, что это за поставщики? — спрашивал Нагорный.
— Он сказал, что очень надежные поставщики.
— Вы их проверяли?
— Нет.
— Такая проверка входила в ваши обязанности как директора?
— Не знаю.
— Вы знали, куда на самом деле пойдут деньги?
— Нет. Я думал, что это поставщики.
— Артур, смотрите, — шепнул мне Дима, — это эмоционально значимый вопрос, видите максимум?
— Да.
— Но он пологий. Если бы беседа была не под БП, после максимума шел бы резкий спад — так называемый, «вздох облегчения». Под БП все вопросы равнозначны.
— «Тормоза сносит», мне отец рассказывал.
— Можно и так сказать. Самоконтроль отключается. И не только. Человек вообще перестает понимать, какие вопросы для него опасны.
— Федор Геннадиевич, вы понимали, что вам не хватает компетентности, чтобы выполнять обязанности директора? — спросил Нагорный.
— Да.
— Что вас заставило все-таки согласиться?
— Меня очень просили помочь. И Эдик мой друг.
— А деньги это сулило?
— Да. Зарплата директора выше.
— И все?
— Мне обещали процент акций. В случае успеха брали партнером.
— Какой процент?
— Десять процентов.
— А что считалось успехом?
— Завершение строительства.
— Вы могли отказаться от должности?
— Да.
— Вам было страшно брать на себя ответственность?
— Да.
— Вы ожидали дурных последствий?
— Предполагал.
— Вы ожидали их избежать?
— Да.
— Почему?
— Все принципиальные решения были приняты Эдиком, я, по сути, был только техническим исполнителем.
— Вы верили, что Эдуард Валевич предпринял правильные шаги?
— Да.
Я не понимал этого разговора. Мне казалось, что Нагорный спрашивает какую-то ерунду, но Роберт Наумович кажется все прекрасно понял, и вопросы ему не нравились, адвокат становился все мрачнее.
Александр Анатольевич сменил тему.
— Расскажите о вашем задержании и первом допросе.
Федор Геннадиевич рассказал. Все то же самое, только чуть больше деталей. Нагорному очень хотелось выяснить, к кому и куда уходил Салаватов во время допроса, но Привозин явно не знал.
Потом была история освобождения и голубого гравиплана. Нагорный хотел подробностей. Какого роста были эти люди, как говорили, принадлежали ли к образованному классу, о чем говорили между собой. Куда конкретно летали. Привозин почти ничего не помнил, кроме разве что места и то приблизительно. Точно горы на севере от Кириополя. Недалеко от хрустальных пещер. Эти места любят спелеологи. Он сам там лазил в юности. Да, он узнает место, если его туда привезут.
— Вы были очень напуганы? — спросил Александр Анатольевич.
— Да, — ответил он.
— Когда вы приняли решение взять вину на себя?
— После суда. Когда судья мне не поверил. Я решил, что все бесполезно.
— Вы надеялись получить деньги?
— Да.
— Вы получали деньги за самооговор?
— Только на депозит.
— Сколько туда упало?
— Триста тысяч.
— Депозит можно было отозвать?
— Да, если я нарушу договоренности.
— А если не нарушите?
— Не знаю. Видимо, да.
— Вы верили, что с вами расплатятся?
— Надеялся. Это не было главным.
— Что было главным?
— Спасти свою жизнь.
— Вы верили, что тюремный врач в сговоре с Салаватовым?
— Да.
— Он плохо к вам относился?
— Нормально, как ко всем. Но я ему не верил.
— Сколько раз вы с ним встречались?
— Два. После задержания и после ареста.
— Вы могли отказаться от осмотра?
— Да, кроме этих двух раз. Я дважды отказывался.
— Как же тогда он смог бы вас убить?
— Не знаю.
— Вы не доверяли вашему адвокату?
— Да.
— Вы знали, что можете его сменить?
— Да, но на платного. У меня не было денег.
— Вы могли найти деньги?
— На свободе — да, в тюрьме — нет.
— Вы знали, что можете пожаловаться во Внутренний Контрольный Комитет Генпрокуратуры?
— Да, но я не смог бы составить жалобу без адвоката.
— В свободной форме можно было писать.
— Я не знал.
— У вас планшет был в комнате?
— Да.
— Там была «Памятка для арестованных»?
— Да.
— В ней был раздел «Что делать, если ваши права нарушаются»?
— Да.
— Вы его читали?
— Да.
— Там были образцы жалоб в ВКК, Императорский Контрольный Комитет, СБК?
— Да.
— Вы поняли, что их можно отправить в автоматическом режиме по защищенному каналу?
— Да.
— Почему вы этого не сделали?
— Не верил в эффективность.
— Еще?
— Я бы гарантированно потерял деньги.
— Ну, наконец-то!
— Саш, ну зачем ты так? — тихо спросил Дима. — Он два с половиной месяца был в тюрьме.
— Так надо, — отрезал Нагорный. — Там психокоррекцию не делали.
Адвокат Привозина был мрачнее мрачного.
— Все, — сказал Александр Анатольевич, — я отключаю, сейчас он придет в себя.
— Можно мне будет с моим клиентом наедине поговорить? — спросил Роберт Наумович.
— Я не возражаю, — кивнул Нагорный, — я, в общем, представляю, о чем будет разговор. И у меня нет ни малейшего желания навесить на вашего клиента что-то лишнее.
Он сделал ударение на слове «лишнее».
Дима встал с места, подошел к Федору Геннадиевичу, сел рядом с ним.
Тихо спросил:
— Как вы себя чувствуете?
— Нормально, — сказал Привозин.
Но язык слегка заплетался.
— Голова не кружится? — спросил врач.
— Нет.
— Тогда руку давайте.
И Дима снял иглу-антенну и дезинфицировал кожу.
— Федор Геннадиевич, вставайте, идите сюда, — сказал Нагорный и указал глазами на стул напротив своего стола, — садитесь.
— Что я там наговорил? — спросил Привозин, садясь, — я почти ничего не помню.
— Ох, — вздохнул Александр Анатольевич, — давайте по порядку. Во-первых, Роберт Наумович просил у меня разрешения поговорить с вами наедине. Как вы на это смотрите?
— Нет. Не надо.
— Ладно, — кивнул Нагорный, — понятно. Роберт Наумович, чтобы человек не остался без защиты, если вы захотите что-то сказать во время моей речи, пожалуйста, просите слова, я не возражаю.
— Хорошо, — сказал адвокат.
— Так, во-вторых, — продолжил Нагорный, — никакого хищения здесь нет, конечно. Это обвинение я снимаю. Точнее снял, мое постановление уже в архиве прокуратуры. Когда вы сегодня будете отсюда уходить, вам вернут устройство связи, и там оно тоже появится сразу, как только вы наденете кольцо.
Привозин заулыбался.
— Спасибо, Александр Анатольевич.
— Благодарить меня не за что, — вздохнул Нагорный. — Мне приходится исправлять сейчас то, что натворили мои подчиненные. От имени генпрокуратуры я приношу вам извинения за их действия. Вы имеете право на компенсацию за незаконный арест и содержание под стражей. Так, два с половиной месяца… я сейчас точно не скажу, но это где-то порядка десяти тысяч гео, если не было ущерба для здоровья. Дим, как ты оцениваешь состояние здоровья Федора Геннадиевича?
— Все в порядке, — сказал врач, — за исключением депрессии.
— Депрессия — следствие тюрьмы? — спросил Александр Анатольевич.
— Не только, предшествующих событий тоже. Но в большой степени.
— Заключение мне скинешь?
— Конечно.
— Дополнительное лечение нужно господину Привозину?
— Такие вещи обычно на свободе сами проходят. Но, — он взглянул на Федора Геннадиевича, — если симптомы сохранятся — к психологу в обязательном порядке.
— Хорошо, — кивнул Привозин.
— Так, Федор Геннадиевич, — продолжил Нагорный, — мы, похоже, десятью тысячами не отделаемся. Будет больше. Тысяч на пять. В течение недели перечислим. Если вы будете не удовлетворены суммой, у вас будет возможность подать на нас в суд.
— Спасибо, — улыбнулся Привозин, — думаю, мне хватит.
— Это было «во-вторых», — сказал Александр Анатольевич. — В-третьих, от трехсот тысяч на депозите вам придется отказаться. Не ваши деньги, не праведные.
— Я сказал, сколько…
— Вы много всего сказали.
— Я на них особенно и не рассчитывал, — вздохнул Привозин, — счет арестуют?
— Уже арестовали.
— Понятно.
— В-четвертых, — продолжил Нагорный, — мы вас берем в программу защиты свидетелей, поскольку вам грозит опасность, и предоставляем вам охрану. С другой стороны, мы ждем вашей помощи. Надо будет слетать с нами в горы и опознать место, над которым вы летали, и опознать ваших похитителей, если мы их поймаем.
— Хорошо, — кивнул Привозин, — я постараюсь.
— И в-пятых и шестых. Есть два неприятных момента. В-пятых, то, что вы согласились на должность генерального директора, не имея знаний и опыта, называется «преступная самонадеянность». Это наказуемо.
— Минуту, — вмешался адвокат, — могу я сказать?
— Да, конечно, — кивнул Нагорный.
— Александр Анатольевич, некомпетентность исключает вину по статье «халатность».
— Это правда? — спросил Привозин Нагорного.
— Такое положение есть, но я ставлю вам в упрек именно момент вашего согласия. Вы согласны с такой оценкой?
— А как это наказуемо?
— Открытый Центр. Месяц максимум. Вон Артур. Он там был, и все у него замечательно. Абсолютно ничего страшного.
Привозин задумался.
— Признаете свою вину? — спросил Александр Анатольевич.
— Да. Да, пожалуй.
— Ну и хорошо.
— Мне прямо отсюда туда ехать?
— Да бросьте! Не раньше понедельника. С вами свяжутся, пригласят.
— Мне согласие подписать?
— Угу.
— Не торопитесь, — вмешался адвокат. — В вашем случае суд может принять решение вас простить, даже если ПЗ будет положительное. Проступок небольшой, а вы уже два с половиной месяца провели в тюрьме.