— Руслан Каримович, — начал Нагорный, — наденьте, пожалуйста.
И выложил на стол кольцо темного металла. Детектор. Привозина перед допросом просили надеть точно такое же.
— Надевайте, надевайте, — сказал Нагорный.
Салаватов медлил.
— Госпожа де Вилетт, — обратился Александр Анатольевич к Камилле, — все законно?
— Да, — кивнула она.
— Можем мы Руслана Каримовича с помощью детектора допросить?
— Можете.
— Руслан Каримович, в чем дело?
— Да, да, — глухо сказал он и надел кольцо.
Вместо обычного устройства связи, на тот же палец. УС у него не было.
И мне на кольцо упал пароль от его модов.
Салаватов жутко волновался.
— Руслан Каримович, — сказал Нагорный, — я, прежде всего, хочу услышать вашу версию произшедшего. С чего все началось? Кто обратился к вам с просьбой о фабрикации дела против Привозина?
— Вам идет сигнал с детектора? — спросил Салаватов.
— Всем присутствующим, кроме госпожи Камиллы. Но, если хотите, мы можем это исправить.
— Не надо… пока.
— Как скажете. Мне кажется вашему адвокату тоже надо быть в курсе. Впрочем, если вы сочтете нужным, мы потом скинем результат госпоже де Вилетт.
— Я подумаю. Потом будет БП? — спросил Салаватов.
— Скорее всего.
— У меня больное сердце, — заметил Руслан Каримович.
— Гера, посмотри состояние, — повернулся Нагорный к специалисту по биопрограммеру, — на предмет можно ли Руслану Каримовичу под БП. А то у него у каждого второго больное сердце.
— Хорошо, — кивнул «Гера». — Только пара вопросов.
— Угу, — кивнул Нагорный.
— Руслан Каримович, какие конкретно проблемы с сердцем?
— Ишемия.
— ИБС. Понятно. Какая форма?
— Стенокардия.
— Угу. Какая?
— Не знаю. Вроде, стационарная напряжения…
— Понятно. Сейчас сердце болит?
— Да, немного.
Гера кивнул и посмотрел на Александра Анатольевича.
— Саш, значит так. Стационарная стенокардия напряжения не противопоказание. Под нашим замечательным прибором допрашивать можно. Я даже более спокоен за допрос под БП, чем за обычный. БП-115М в случае обнаружения проблем, тут же начинает работать в режиме реаниматора. Да и моды контролируют ситуацию. В наше время стационарная стенокардия — это не очень опасно.
— Безопасный режим ставим? — спросил Нагорный.
— Это конечно. И еще. За допрос под БП я практически спокоен, а вот за допрос под детектором — в куда меньшей степени. У меня был случай, когда человеку стало плохо на допросе, хотя его пальцем никто не тронул, голоса никто не повысил. Я, конечно, рядом сидел, и было понятно, почему я рядом сижу, но мы ничего не делали. Правда, перспектива у нашего подопечного была нерадостной. Грозил блок «D». И все! Эмоциональная перегрузка.
— Откачали хоть? — спросил Нагорный.
— Если бы не откачали, я бы здесь не сидел. Откачали. Втроем: адвокат, следователь и я. Но, если бы присутствовал врач, было бы лучше. Я конечно первую помощь окажу, но на большее у меня квалификации не хватит. Так что давайте врача пригласим от греха. Тем более что ИБС. У нас же серьезный разговор предстоит, насколько я понимаю?
— Не то слово, — сказал Александр Анатольевич.
— Я поддерживаю, — кивнула Камилла. — Без врача мы вообще не будем разговаривать.
— Не вопрос, — согласился Нагорный. — Я сейчас свяжусь.
И, очевидно, включил громкую связь.
— Андрей, доброе утро, — сказал он, — ты сейчас не занят?
— Нет.
Я смотрел на графики с детектора. После совершенного ровного фона предварительной беседы с Салаватовым на графике вверх вылетел протуберанец с пиками на слове «Андрей» и «Нет».
— У нас сидит клиент, — продолжил Александр Анатольевич. — Жалуется на ИБС, а нам надо с ним с помощью БП пообщаться. Гера сказал, что можно, но лучше в присутствии врача. Сможешь спуститься?
— Да, пять минут. На боли в сердце клиент не жалуется?
— Жалуется.
— Тогда надо подготовить. Я лекарства возьму. И как зовут клиента? Мне надо медицинские документы запросить.
— Салаватов Руслан Каримович зовут клиента.
— Ух, ты! А это законно? Я же свидетель.
— Ну, ты же ему смерти не желаешь, я надеюсь…
— Мы протестуем, — вмешалась Камилла. — Участие свидетеля в следственных действиях в другом статусе совершенно незаконно.
— Хорошо, — сказал Нагорный, — он будет участвовать в статусе свидетеля. Против очной ставки нет возражений?
— Нет, — вздохнула Камилла.
— Ну, вот и прекрасно, — кивнул Александр Анатольевич. — А пока Андрей Кравченко к нам спускается, Руслан Каримович, скажите мне, пожалуйста, признаете ли вы вину в подделке документов.
— Каких?
— Ага! Значит, есть еще.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Да? А ваши моды понимают. Такой был замечательный всплеск на имени «Андрей». Так что вас связывает с Андреем Кравченко?
— Мы знакомы естественно. Он тюремный врач.
— И все?
— Все.
— Понятно. А что о Федоре Геннадиевиче Привозине помните?
— Я расследовал его дело. Хищение в особо крупных размерах.
— Замечательно. А почему под БП не допросили?
— У него ИБС, также как у меня. А я, в отличие от вас, под БП с ИБС не допрашиваю.
— ИБС ему сами написали?
— Кравченко ему написал.
Салаватов волновался по графикам бежал протуберанц за протуберанцем, а на изображении мозга, переданным модами, участок, отвечающий за страх, горел ярко-оранжевым.
— Руслан Каримович, мы Андрея под БП допрашивали, — заметил Нагорный.
— На справке его подпись. Не знаю, может быть, не его. Он не при мне подписывал. Мне просто передали справку.
— Кто передал?
— Пришла с адреса тюрьмы. Официально.
— Ладно, под БП мы этот разговор повторим, — заметил Нагорный.
— Смотрите, — сказал Салаватов, — вам отвечать.
— Я и не бегаю от ответственности. Теперь объясните мне, пожалуйста, почему у вас программа детектора по допросу Привозина выдала результат, что он лжет, а у нас совершенно противоположный?
Детектор тут же зарегистрировал всплеск эмоций, который никак не отразился у Салаватова на лице. Внешне он был совершенно спокоен. Вздохнул, пожал плечами.
— Техника несовершенна. Значит, у кого-то из нас барахлил либо детектор, либо программа.
— Допрос господина Привозина под БП подтвердил наш результат, — заметил Нагорный. — БП барахлит?
— Вы и его с ИБС под биопрограммером допрашивали?
— Наш врач не подтвердил диагноз, так что допрашивали. Врач барахлит?
— Не знаю. Почему я должен верить вашему врачу, а не моему?
— Ваш врач — это Андрей Кравченко?
— От него была справка…
В дверь постучали.
— Да, — сказал Нагорный, — заходите, Андрей.
На пороге появился молодой врач в таком же зеленом халате, как у Дмитрия Николаевича.
Кивнул Салаватову. Подошел к нему и протянул таблетку в пластиковой упаковке.
Тот таблетку взял, но пить не торопился.
— Руслан Каримович, под язык, — сказал Андрей и сел рядом с Герой, — я посмотрю состояние.
— Господин Кравченко, вы подписывали справку о состоянии здоровья Федора Привозина? — спросил Нагорный. — Я знаю ответ, но хочу, чтобы вы повторили это в присутствии господина Салаватова.
— Я подписывал справку, но там, кроме подозрения на депрессию больше ничего не было. Никакого ИБС, никакой стенокардии. У меня сохранилась копия. Ну, я вам давал.
— Угу, — кивнул Нагорный. — Так на каком этапе медицинская справка изменила содержание, Руслан Каримович?
— Не знаю.
— А ваши моды знают, — вздохнул Александр Анатольевич.
— Руслан Каримович, — вмешался Венгер, — ну, что вы, в самом деле! Тридцать лет работаете. Мы же видим все. Уже с тем, что сейчас записал детектор, можно к судье идти. А у нас еще экспертизы есть.
На слове «судья» и «экспертизы» детектор выдал пик, и зона страха на изображении мозга загорелась красным.
— Вы вторичные проявления волнения хорошо контролируете: не бледнеете, дышите ровно, но детектор ведь первичные регистрирует, — продолжал уговаривать Кирилл Васильевич, — а мозг реагирует автоматически, вы над этим не властны. Расскажите все просто. И нам поможете, и себе. Было бы из-за чего упираться, в конце концов. Подделка документов. Ну, придется к Старицыну съездить на пару месяцев. Ничего страшного. Вы можете больше вообще ничего не говорить, но все равно же придется.
— Кирилл Васильевич, я вас сейчас уволю, — сказал Нагорный. — Ну, нельзя врать подозреваемому, законом запрещено. Нас с таким допросом судья завернет. Ну, какой Старицын! Здесь не только подделка документов, здесь фальсификация доказательств. Это «Е3». Так что Руслан Каримович к Евгению Львовичу поедет, а не к Олегу Яковлевичу.
— Извините, Саша, старая школа, — сказал Венгер, — никак не привыкну. Но, Руслан Каримович, даже если к Ройтману, есть же разница на год или на три месяца?
— Нет никакой разницы, — тихо сказал Салаватов. — Раньше была. При Страдине судьи хоть что-то решали. Теперь у нас решают психологи. Сколько напишет психолог, столько и будет.
— Ну, мы сейчас скатимся в политическую дискуссию, — заметил Нагорный.
— Психолог не с потолка берет, — сказал Венгер. — И решение психолога очень четко коррелируется с тем, как человек себя вел на следствии. Неоднократно в этом убеждался. Если обвиняемый до суда меняет свое отношение к тому, что сделал, это учитывается на сто процентов.
Салаватов молчал, а детектор выдавал волнение и яркие пятна на изображении мозга. Подсказка утверждала, что бывший следователь обдумывает дальнейшую линию поведения и колеблется.
— Руслан Каримович, чтобы вам легче было принять решение, давайте об экспертизах поговорим, — сказал Нагорный. — Грубо работаете, даром, что тридцать лет. Не проверял раньше никто? Вы, что думаете, если вы подменили данные допроса Привозина на данные допроса пятилетней давности, мы этого не поймем? Элементарный поиск по базе на совпадение образов. Более того, вы даже текст частично оттуда скопировали.