К моменту заключения Рисвикского мира мы находим Паткуля уже в Голландии, куда в это время прибывает Великое Посольство из России. Согласно шведским источникам, Паткуль устанавливает здесь новое полезное знакомство с саксонским послом Карлом Готфридом фон Бозе – тем самым, который в это время обхаживал царя Петра, умоляя его оказать помощь войсками при восхождении Августа Сильного на польский трон. Саксонцы участвовали в войне против французов, и теперь Бозе приехал в Голландию на мирные переговоры, чтобы собрать «крохи с барского стола» в Рисвике.
Кстати, есть уверенное предположение, что под аббревиатурой F. v. B. скрывался никто другой, как посол Августа II фон Бозе[26]. В июне 1697 года фон Бозе действительно посещал Стокгольм, чтобы проинформировать шведский двор об избрании на польский трон саксонского курфюрста Августа. Так что во время Рисвикской мирной конференции Паткуль и фон Бозе могли встречаться уже как старые знакомые.
После Голландии Паткуль вероятно вернулся в Швейцарию, где в Прангине в это время появляется ещё одно историческое лицо – Хейнрих Хюйссен. Между ними установится долговременная и прочная дружба, временами омрачаемая взаимными недоразумениями и разногласиями. Хюйссен, родом из Эссена, человек без постоянных занятий, разносторонне развитый, вошёл в русскую историю как воспитатель царевича Алексея, наследника царя Петра. О своём пребывании в России Хюйссен напишет воспоминания. Ко времени знакомства с Паткулем он только что оставил место воспитателя одного из сыновей Данкельманна, а до этого служил в Австрии, Дании и Франции, был канцлером княгини Вальдек в Голландии, а позже будет состоять кригсратом и генерал-аудитором в саксонской армии и доверенным лицом при Паткуле. Когда всесильный премьер-министр Данкельманн пал жертвой придворных интриг, то и Хюйссен лишился у него работы и приехал в Прангин.
Швейцарская идиллия Паткуля прервалась из-за ареста и заключения хозяина замка в тюрьму. Он выехал сначала в Берлин, а потом, вероятно, поселился в загородном доме О.А.Пайкуля. Неподалёку от Пайкуля проживал престарелый фельдмаршал Х. Х. Флемминг, в доме которого Паткуль был представлен его племяннику Якобу Хейнриху фон Флеммингу, доверенному лицу и приближённому Августа Сильного[27]. Годом раньше Я.Х.Флемминг, используя и дипломатию, и подкупы, много поработал над тем, чтобы помочь Августу взобраться на польский трон. Он был типичным для своего времени, времени барокко, дворянином с разносторонними интересами и способностями. Получив прекрасное образование, он с одинаковым успехом занимался математикой, военными науками, дипломатией и философией, был опытным и ловким царедворцем и часто выезжал в другие столицы Европы с самыми щекотливыми поручениями Августа. Младший Флемминг, как и его суверен, любил роскошь и развлечения, сопровождал Августа во всех его легкомысленных предприятиях, брал и давал взятки, сорил деньгами налево и направо, при этом не забывая о собственном кармане. Курфюрст, зная о слабостях своего друга, часто спрашивал, сколько мзды тот получил от того или иного посланника при саксонском дворе, и шутливо предупреждал: «Флемминг, это слишком много. Давай поделим».
Эта встреча оказалась судьбоносной для Паткуля, и полезной для молодого Флемминга. Придворный Августа с сочувствием отнёсся к выпавшим на долю Паткуля трудностям и принял в его дальнейшей судьбе самое непосредственное участие. Вероятно, он увидел в лифляндском эмигранте именно то лицо, которое могло сыграть положительную роль в его собственных планах – планах ещё не совсем определённых, но уже вынашивавшихся в окружении саксонско-польского короля. Не исключено также, что толчком для возникновения этих планов послужили беседы с лифляндским беженцем Паткулем, то и дело упоминавшим о страданиях своей родины и необходимости оказания ей помощи. И никого в то время не смущало – а уж меньше всего Я. Флемминга, – что понятие «бедного отечества» у Паткуля ограничивались интересами одного лишь лифляндского «рыцарства».
В ходе беседы Паткуль спросил, не мог ли бы Флемминг создать ему протекцию при дворе короля Августа и испросить у него для себя пенсию. Саксонец любезно, но осторожно ответил, что судьба Паткуля, равно как и его родины, глубоко затронула его чувства и что он попытается переговорить обо всём со своим патроном, а пока Паткуль может рассчитывать на его дружбу и кошелёк.
На первое время этого было вполне достаточно для бедного и беззащитного эмигранта, каковым являлся в это время Паткуль. Знал бы он, какие честолюбивые замыслы вынашивал саксонско-польский потентат, и каким полезным человеком для удовлетворения этого честолюбия окажется он, беглый барон из Лифляндии! На встрече с Флеммингом Паткуль вытащил билет, который надолго определит направление и содержание всей его последующей деятельности. Он попадёт в орбиту большой политики, хитроумных заговоров, рискованных дипломатических миссий и станет одним из тех, кто будет создавать сценарии для этих игр и из-за кулис руководить непосредственными исполнителями. О том, что билет оказался счастливым или, наоборот, несчастливым, пусть судит читатель.
Итак, в конце 1697 – начале 1698 г. г. Паткуль входит в близкое окружение Августа II. История о том, когда точно и каким образом Я.Х.Флемминг выполнил своё обещание, покрыто мраком. Что делал Паткуль первое полугодие 1698 года, тоже не известно. Косвенные данные указывают на то, что он не переставал навещать своего земляка Пайкуля и часто ездил в Берлин, в котором пересекались нити многих политических интриг в Европе. Сам Паткуль утверждал, что поступил на службу к польско-саксонскому королю летом 1698 года. Вероятно, он исходил при этом из чисто формальных соображений, взяв за точку отсчёта начало выплаты денежного содержания. Но всё говорит за то, что «работать» фактически на Августа он стал раньше.
Уже 26 мая 1698 года Август II имел встречу с бранденбургским курфюрстом Фридрихом III, на которой была достигнута тайная договорённость о передаче Бранденбургу польского города Эльбинг. Бранденбург не преминул воспользоваться этими договорённостями и при первой же представившейся возможности напал на Эльбинг. Август искусно разыгрывал возмущение «разбойничьим нападением» пруссаков на польский город, и никто не догадывался, что польский король сам отдал город пруссакам. Известно, что просто так города не уступают. Значит, Бранденбург взамен должен был сделать что-то полезное для Польши и его короля. Что? Ничего иного, как содействовать честолюбивым замыслам Августа Сильного в отношении Прибалтики. При этом общеизвестно, что первоначальные планы польского короля до момента появления в его окружении Паткуля были иными. Следовательно, план Паткуля, о котором пойдёт речь дальше, уже существовал и был, несомненно, показан Августу, который к середине 1698 года уже начал претворяться в жизнь.
Первая аудиенция Паткуля у Августа II, согласно Е. Эрдманну, состоялась в Гродно в первый день нового 1699 года, но к этому моменту его имя было уже на слуху у короля. Потому что весь 1698 год Паткуль вместе с Я. Флеммингом и некоторыми другими лицами неустанно трудился над выработкой грандиозной, прямо-таки захватывающей дух стратегической перспективы – сначала только для Августа II, а потом и для всей антишведской коалиции.
Когда Паткуля впустили в зал, он увидел перед собой не скромно одетого, трезвого и неразговорчивого монарха, каким был Карл ХI, а человека-гиганта, подавлявшего не только своим ростом, но и обаянием, энергией и речами. О да, это был настоящий властелин, король времён барокко! Огромную голову Августа Сильного обрамлял подобранный по последней моде парик, а большие живые глаза, мощный нос, слегка припухлые губы, ярко выраженный подбородок производили на любого, кто видел короля в первый раз, по-настоящему сильное впечатление. Мало кто догадывался, что за этим импозантным внешним видом скрывался характер, способный к «симуляции и диссимуляции», т.е. к интригам, обману и лжи, а за весёлой непосредственностью и утончёнными манерами прятались цинизм, вероломство, коварство, ненадёжность и беспринципность.
Мы уже имели возможность останавливаться на личности этого монарха в предыдущей главе. Добавим, что Август II к тому же был чрезвычайно честолюбив, особенно к воинской славе. Ему была предоставлена возможность лично проявить себя в войне с Турцией, но полководческих способностей он там не обнаружил. Он посылал своих бравых саксонцев на войну с французами, но и там они не снискали особых признаний. А славы очень хотелось, хотелось расширить просторы своей территории, сделать Саксонию одной из сильных держав континента и донести свет своего царствования до всех уголков мира! Нужно было только как-то умиротворить недовольных польских шляхтичей, заткнуть рот всем недругам и недоброжелателям в Польше, и тогда Саксония автматически вознесётся на высший пьедестал почёта и уважения. Средство для удовлетворения честолюбивых планов было одно – война.
Первое время внимание этого честолюбца было обращено на юг и на восток – как и у польской шляхты, не перестававшей мечтать о восполнении территориальные потерь за счёт Подолии и правобережной Украины и о восстановлении былого величия Речи Посполитой. В этих целях Август даже завёл шашни с запорожским самостийником, полковником и гетманом Палеем. И вот тут-то в поле зрения короля появился обиженный шведами лифляндец Паткуль и круто изменил эти планы. С этого момента Август, как и царь Пётр, стал всё чаще обращать свои взоры на север, на Прибалтику – ведь совсем недавно Лифляндия принадлежала Польше.
Обстановка благоприятствовала Августу: Швеция, после неудачной прусской кампании в 1675 году, затаилась на скандинавском полуострове на целых двадцать лет и не показывалась в Европе. Воинственный Карл XI умер, а его взбалмошный наследник Карл XII был слишком молод и неопытен, чтобы противостоять умному и хитрому польскому королю. Маленькая, победоносная война против малочисленного шведского войска в Риге – и Лифляндия у ног короля! Ох уж эти маленькие победоносные войны! К ним всегда питали слабость мелкие, но тщеславные правители. Замахиваясь на Прибалтику, Август не испытывал ни малейшего смущения перед тем обстоятельством, что по матери он приходился Карлу XII двоюродным братом – их матери, датские принцессы, были сёстрами