[28].
…Аудиенция у Августа продолжалась полтора часа. Король не только брал Паткуля на свою службу и присваивал ему звание полковника саксонской армии, но и делал его своим главным военно-политическим советником и координатором всех действий по планированию и ведению предстоящей войны со Швецией. Потому что война с Карлом XII была уже делом почти решённым. Но победить шведов – это совсем не то, чтобы разбить каких-то там османов или диких запорожцев, и для обеспечения успеха в войне Паткуль, Флемминг и Бозе уже начали лихорадочную дипломатическую работу по привлечению союзников в лице России, Бранденбурга и Дании. Датчане считались союзниками естественными, потому что никогда не переставали ненавидеть шведов. Они мечтали отвоевать у шведов Сконскую провинцию и «приструнить» не в меру зарвавшегося голштинского герцога, ставленника и зятя Карла XI. Россия не хотела мириться с потерями своих земель на выходе к Балтийскому миру, о чём в Раве Августу говорил царь Пётр. Бранденбуржцы тоже имели зуб на Стокгольм, к тому же их курфюрст спал и видел себя королём, и Август мог бы поспособствовать Фридриху в этом, если он согласился бы принять участие в походе против шведов.
На следующий день Паткуль, следуя повелению своего нового суверена, подал ему записку под заглавием: «Скромные рассуждения о проекте войны со Швецией»[29]. Записка содержала обстоятельный анализ расклада сил в Европе, указывала на благоприятные для исполнения замысла тенденции и излагала конкретный план действий. Согласно замыслу Паткуля, Россия должна будет удовлетвориться утверждением в районе Ладоги-Карелии и в Ингерманландии. Саксонско-польским войскам нужно было предупредить возможные поползновения царя на Прибалтику и раньше русских прогнать шведов из Лифляндии и Эстонии. Последние на правах автономии должны были войти в состав Речи Посполитой. Вторгшись в Сконе, датчане, имевшие сильный флот, должны были блокировать шведов в Ботническом заливе и прервать их коммуникации с Лифляндией. Бранденбургу, кроме королевского титула для курфюрста, нужно было пообещать уступить город Эльбинг, принадлежавший Польше. Из одного этого краткого изложения явствует, какую большую организаторскую работу нужно было проделать, прежде чем подносить горящий фитиль к бочонку с порохом. И такая работа была проделана Паткулем в течение 1698—99 г.г.
Примечательно, пишет Е. Эрдман, что точно выверенные политические констелляции «скромных» рассуждений Паткуля нисколько не замутили мысль их автора какими-либо соображениями морали или этики. Да, цинизм политиков того времени шокирует современника, но далеко ли ушли от своих предшественников политики двадцатого и двадцать первого века? Шведы, анализируя записку Паткуля, называют его изменником. Паткуль даст ясный и откровенный ответ на это обвинение. Он никогда не считал себя предателем Швеции: он верно служил королю Швеции, но тот несправедливо послал его на смерть, поэтому он поступил на службу к польскому королю, оказавшему ему протекцию и защиту от преследований шведских властей. Потом Паткуль перейдёт на службу к русскому царю и будет лояльным русским подданным, и даже самый пристрастный наблюдатель не сможет упрекнуть его в несоблюдении своего долга перед тем или иным монархом. В те времена война считалась главным средством достижения политических целей, а переход со службы одного монарха на службу другого был таким же заурядным явлением, как переход наёмного работника с одной фирмы на другую в наше время. Быть верным до тех пор, пока служишь – этого было тогда достаточно для удовлетворения самых требовательных моралистов. Конечно, далеко не все соискатели и наёмники оказывались такими же верными и честными, как Паткуль, но это уже другой вопрос.
План Паткуля в отношении «любимой Лифляндии» основывался на предположении, что при первом же появлении саксонских солдат на её территории – а это и рассматривалось как формальное начало войны с Карлом ХII – всё рыцарство присоединится к своим освободителям и будет вместе с ними сражаться со шведами. Эта посылка, как покажут события, окажется ложной. Паткуль не избежал типичной для изгнанников ошибки – принимать желательное за действительное.
В феврале 1699 года Паткуль, замаскировавшись под другое лицо, нанёс краткий визит в Ригу, чтобы встретиться со своими друзьями и оценить обстановку. В Риге его ждала группа из «12 верных патриотов» – Фридрих фон Платер, Отто Фридрих фон Фитингхоф, Леонард Густав фон Будберг и др. Из этой поездки он вернулся с «инструкцией» рыцарства для переговоров с Августом об условиях присоединения Лифляндии к Польше. Инструкция не была никем подписана – вероятно, по соображениям конспирации и безопасности, но имела печать ландтага[30]. В преамбуле инструкции содержалось приветствие по случаю предстоящего освобождения провинции саксонскими войсками, а «собрату Паткулю» выражалась горячая благодарность всего рыцарства и давалось поручение вместе с Лёвенвольде вести переговоры с королём Августом об условиях перехода в польское подданство. Герхард Йохан фон Лёвенвольде, состоявший к тому времени на службе у курляндского герцога, был основным агентом Паткуля в Лифляндии, ответственным за агитацию и организацию антишведского мятежа баронов.
Сообщения некоторых корреспондентов и агентов Паткуля из Лифляндии о том, что вся провинция поднимется на борьбу со Швецией, к жестокому разочарованию Паткуля, не отражали реального положения вещей. Испытывая известную и обоснованную неприязнь к шведам, «рыцарство» в целом не очень-то приветствовало перспективу оказаться под управлением польской шляхты, не говоря уж о «грубых и жестоких московитах». Медвежью услугу оказали Паткулю и донесения прусского посланника фон Принтцена, бывшего незадолго до начала военных действий проездом в Лифляндии. Фон Принтцен, ссылаясь на беседы с некоторыми баронами, утверждал, что «рыцарство настолько было недовольно шведами, что готово было отдаться даже своим заклятым врагам русским».
Шведы отлично осознавали всю шаткость своего положения в провинции и принимали свои меры. Преемник умершего графа Хастфера, престарелый (достигший возраста 74 лет), но дальновидный и деятельный политик, военачальник, архитектор и учёный Эрик Дальберг понимал, что в случае вторжения противника в страну дворяне не станут защищать конфискованные в результате редукции имения и мызы, а побегут под защиту крепостных стен. У него уже было столкновение с баронами, протестовавшими против новых попыток урезания их и без того куцых прав. После неудачной попытки добиться отмены редукции рыцарству теперь оставалось только «штамповать» решения, принимаемые в канцелярии генерал-губернатора. И Э. Дальберг делал то, что было в его силах – он укреплял крепостные сооружения в Риге и других городах Лифляндии.
В конце августа 1699 года в Варшаве, в соответствии с вышеупомянутой инструкцией, была подписана формальная «капитуляция» – договор между королём Речи Посполитой Августом II и Паткулем, выступавшим от имени всего рыцарства Лифляндии. Лифляндия на правах лена входила в состав Польши, а король Август гарантировал рыцарству все прежние права и привилегии. Лифляндия могла посылать своих делегатов на польский сейм и управляться специальным резидентом. Особым пунктом оговаривалась неприкосновенность религиозных устоев лена и подчёркивалось, что Лифляндия должна стать форпостом Польши против Швеции и России (!). «Капитуляция» предусматривала отмену всех привилегий для города Риги, что особенно отвечало горячим пожеланиям всех баронов. Рыцарство принимало обязательство содержать на своей территории во время войны до 24 тысяч саксонских солдат и платить другие необходимые налоги в польскую казну. Лифляндский лен как герцогство должен был стать наследственной вотчиной потомков Августа, если таковые у него появятся. Это последнее положение фактически противоречило самой идее о вхождении Лифляндии в состав Польши и грубо нарушало обещания Августа польской шляхте, с помощью которых он пытался вовлечь её в войну со шведами. Ведь наследник Августа не мог автоматически претендовать на польскую корону – короли в Речи Посполитой были выборными.
Паткуль в своих «скромных» рассуждениях не забыл и о дипломатическом обеспечении войны. Такая крупная европейская держава, как Австрия, которая напрямую не вовлекалась в военные действия, должна была сыграть роль гаранта польского католического государства. Для этого, полагал Паткуль, австрийцам нужно было напомнить о старой вражде Швеции к Римской империи, начавшейся ещё во времена Тридцатилетней войны, и о том «смертельном ударе», который Швеция нанесла тогда Австрии. Следовало также напомнить кайзеру Леопольду о тех услугах, которые ему 20 лет назад оказала Польша при осаде Вены османами. Ну а если не поможет апелляция к моральным принципам, то кайзеру нужно осторожно намекнуть, что королю Августу ничего не стоит вступить в доверительные отношения с королём Франции. На фоне предстоящей войны за испанское наследство такая угроза на венский двор должна подействовать отрезвляюще. Однако в этих угрозах саксонцы не должны заходить слишком далеко – некоторое время спустя можно будет заявить австрийцам, что серьёзных намерений для установления дружеских отношений с французами у польского короля не было. Если же Австрия и морские державы Голландия и Англия займут по отношению к польско-саксонскому государству враждебные позиции, то тогда надо снова пустить в дело жупел Франции и пообещать этой троице втянуть в игру Людовика ХIV и в нарушение Рисвикского мира начать войну в Голландии.
Французам, традиционным союзникам шведов, Паткуль предлагал заявить, что война с участием Дании против шведов будет очень выгодна, потому что у датчан уже не будет возможности мешать версальскому двору претендовать на испанский трон.
Голландию нужно было удержать на позициях благожелательного нейтралитета, пообещав торговые выгоды. Если это не подействует, тогда нужно только дать знак царю в Москву, чтобы тот перекрыл каналы торговли на Генеральные Штаты.