о. Нужно было делать хорошую мину при плохой игре, обманывать шведов и собирать силы. Впрочем, пишет Н.Г.Устрялов, царь «не страшился ни упрёков современников, ни суда потомков: государственные выгоды отечества были выше всех расчётов».
Вообще же со шведами приключился настоящий курьёз. По Петру, они лучше бы и не приезжали и избавили бы его от необходимости лицемерить. Поэтому он поручил своим думным дьякам предупредить Книпперкрона, что если посольство не прибудет в Москву до Сырной недели, то тогда они лучше пусть вовсе не приезжают, потому как он будет в отъезде. Пётр не сомневался, что шведы к Сырной неделе не поспеют, потому что к этому времени он уже будет находиться под Азовом.
Но шведы проявили упрямство, и в мае 1699 года их посольство появилось под Москвой. Стокгольму, прежде чем пускаться в серьёзные европейские дела, во что бы то ни стало нужно было подстраховать восточный фланг. Шведов выехал встречать боярин Лев Кириллович Нарышкин и попытался выпроводить их обратно: «Для чего вы едете к Москве, ведая, что государя там нет?» – без всякой «дипломатии» начал он укорять шведов. Послы сказали, что на самом деле не ведали о том, что их после марта в Москве не ждали. Тогда Нарышкин сказал, что в таком случае во всём виноват резидент Книпперкрона, вовремя не предупредивший Стокгольм, а раз так, то он ни за что не отвечает: езжайте, мол, но в первопрестольной вас никто не ждёт, и «харчиться» вам придётся из своего кармана.
Шведы приехали и стали ждать. Естественно, они не рассчитывали, что ждать придётся до октября месяца, а потому «исхарчились» окончательно и к концу срока слёзно просили Посольский приказ пособить деньгами. Л.К.Нарышкин денег не давал, а царю с издевкой писал: «Воистину, государь, приехали не послы, а продавцы: ни на одном чулков шёлковых нет».
Но шведы вытерпели и дождались Петра. Принимали посланцев Карла XII с подобающей московской пышностью: 13 октября по пути следования посла Бергенхъельма были выстроены войска, в Столовой палате посла ждал царь, одетый как всегда в простой кафтан. Когда шведы начали перечислять все царские и королевские титулы, царь жестом попросил их быть покороче.
На русско-шведских переговорах 1699 года произошло 6 встреч или съездов. Переговоры Пётр поручил вести Ф.А.Головину, который на каждом съезде укорял «свеев» тем, что два года тому назад их рижский губернатор Я. Дальберг по отношению к Великому Посольству наделал много «неправды». Шведы терпеливо отбивались и обещали во всём разобраться, но под конец, и со своей стороны, слегка попортили кровь московитам. Разногласия проявились из-за казалось бы непринципиальной 27-й статьи, определявшей порядок ратификации текста мирного договора: русские предлагали ратифицировать договор посылкой спецпосла с грамотами в Стокгольм, шведы же требовали, чтобы царь в их присутствии принёс присягу на Евангелии и совершил обряд крестоцелования. Ввиду предстоящего объявления войны шведские условия не подходили «христианскому царю Петру», и Возницыну с Головиным пришлось немало потрудиться, прежде чем им удалось доказать шведам «несостоятельность» их аргументов.
Во время пребывания шведского посольства в Москве произошёл неприятный инцидент: сотрудник посольства Якоб Ранк поссорился, а потом подрался с бранденбургским посланником и ранил его. Опасаясь наказания, он спрятался в одной из московских слобод, в то время как царь Пётр требовал от Бергенхъельма немедленно представить виновника для наказания и в случае неисполнения его приказа грозил тем, что у «шведов покатятся головы». Я. Ранке всё-таки нашли и передали в Преображенский приказ, где его посадили в кутузку.
Одновременно с русско-шведскими переговорами, которые велись вполне официально, начались переговоры с только что прибывшим в Москву специальным посланником Августа II генералом Георгом Карлом Карловичем. Карлович приехал с поручением заключить наступательный союз против Швеции, но для прикрытия основной цели миссии он привёз с собой 12 саксонских рудознатцев – железных и медных дел мастеров. Все они с радостью были приняты на царскую службу и принесли России много пользы.
Приобретение нового союзника России происходило по другой схеме, нежели с датчанами. Датчанам некуда было деваться, и война со шведами была для них неизбежной. Переговоры с ними проходили вполне открыто, в обстановке взаимопонимания и дружелюбия. Встречи же с саксонцами проводились тайно, по ночам, чтобы о них не прознали ни швед Бергенхъельм, ни поляк Бокий. Дело в том, что Карлович представлял в Москве только Саксонию, в то время как Польша, номинальным королём которой недавно стал Август, воевать со шведами отнюдь не собиралась. Таким образом, союз с Августом не означал союза с Польшей. Поэтому переговоры проходили в тайне не только от шведов, но и поляков. Отсюда щекотливость ситуации, в которой оказались переговорщики, отсюда и чрезвычайные меры конспирации и предосторожности, которыми были обставлены переговоры, перенесенные подальше от Москвы в село Преображенское.
В переговорах с русской стороны приняли участие Ф. Головин и переводчик П. Шафиров. Саксонцам ассистировал датский посол П. Хейнс. Г.К.Карловича в Москве сопровождал тайный советник фон Валлендорф, за которым скрывался Паткуль[32]. Паткуль был специально придан Карловичу в помощь, чтобы изложить царю свои «Соображения о способах ведения войны со шведами», оговорить в ней роль России и защитить права Лифляндии как вассала Польши от возможных посягательств русских.
Сразу по прибытии в Москву Карлович с Паткулем вступили в контакт с датским послом П. Хейнсом. Датчанин, пользовавшийся благосклонностью царя и хорошими отношениями с его первым министром Ф. Головиным, ввёл их в курс дела и на протяжении всех переговоров оказывал саксонцам всемерную помощь и поддержку. Советник «фон Валлендорф» раскрыл перед Хейнсом своё инкогнито, и между ними установились дружеские отношения. Датчанин предоставил Паткулю для проживания свой дом, и они провели вместе много времени, особенно когда из-за болезни посланника Карловича посольские дела на какое-то время застопорились. Паткуль, благодаря своей нетерпеливости и горячему нраву, всё время подталкивал Карловича и Хейнса к каким-то действиям, чтобы ускорить дело, а Хейнс с присущим ему спокойствием уговаривал набраться терпения – в Москве дела быстро не делаются.
Поуль Хейнс был отлично проинформирован о том, что у царя Петра в отношении Ливонии были свои планы, не совпадавшие с идеями Паткуля, но датчанин предпочёл об этом не информировать лифляндца. Вероятно, он полагал, что горячность и максимализм Паткуля могли бы только повредить переговорам. Поэтому Хейнс постоянно внушал Паткулю, что главная цель переговоров – это война со Швецией, и никоим образом не следует ограничивать планы царя, какими бы они не были.
Г.К.Карлович прислушался к мнению П. Хейнса и на переговорах изложил лишь основные пункты записки Паткуля, избегая излишних деталей и не делая акцента на лифляндских делах. Как потом покажет жизнь, это была правильная линия: война со шведами началась «по бумаге», но потом начались «овраги», и сценарий, придуманный Паткулем, нарушился. Виноваты во всём оказались непредсказуемый шведский король, преимущества шведской армии над войсками союзников и неготовность к войне России.
Паткуль был представлен царю, равно как и была представлена его аналитическая записка. В записке саксонский курфюрст солидаризировался с желанием царя иметь порт в Балтийском море, но какой конкретно, не уточнялось. В записке говорилось, что кроме экономических выгод, Россия в результате выхода к Балтийскому морю приобретёт в Европе такой политический вес, который даже вынудит Людовика ХIV отказаться от доктрины «универсальной монархии». Август II обещал царю в предстоящей войне отвлечь на себя основные силы шведов, чтобы отклонить всякую опасность для русских войск. Это был явный перехлёст и грубый неучёт шведского потенциала. Естественно, что Пётр не поверил всем этим хвастливым заявлениям, но и никоим образом не пытался их дезавуировать – других союзников у него пока не было.
Карлович предлагал начать военные действия уже в декабре 1699 года штурмом Рижской крепости. Генерал изложил хитроумный план взятия основного города Лифляндии и уговаривал царя начать немедленные военные действия в Ингерманландии: «Теперь или никогда!» На это царь ответил, что для развёртывания своих войск в указанном направлении понадобится время и средства, а пока же начинать войну Россия не могла. Царь не выдвигал никаких возражений против ограничений на распространение русского влияния в Прибалтике, но не переставал повторять, что без достижения мира с турками о войне и думать было нельзя. И он настоял на том, чтобы в текст договора была включена на этот счёт особая оговорка (ст. 13).
11 ноября 1699 года русско-саксонский договор был подписан, а 23 ноября произошёл обмен текстами русско-датского соглашения, подписанного ещё 21 апреля
На завершающей стадии русско-саксонских переговоров произошёл неприятный инцидент: несмотря на принятые меры предосторожности, шведам всё-таки стало известно о нахождении Паткуля в Москве. Столица России была всё-таки небольшим городом, а сфера общения иностранцев там ограничивалась небольшой территорией, поэтому Паткуль как-то нечаянно столкнулся на улице с проповедником шведского посольства пастором Л. Хагеном. Паткуль тут же придумал объяснение: он прибыл в Москву якобы с целью уговорить русских обратиться через Бергенхъельма к Карлу ХII с просьбой о его помиловании. Судя по всему, легенда была шведами принята, а Бергенхъельм, главный обвинитель Паткуля в 1694 году, отлично знавший Паткуля, никаких действий по его выдаче в руки посольства не предпринял[33]. Да и не с руки было шведам ссориться с русскими из-за Паткуля в этот важный для них момент.
П. Хейнс, после того как узнал об инциденте, сильно встревожился, потому что это ставило всю миссию Карловича под удар: узнай шведы о его присутствии в Москве, и весь мирный договор России со Швецией будет аннулирован. Опасался за свою жизнь и Паткуль. Доложили царю, тот дал указание задерживать всю почту в Москву и из Москвы и замаскировать Паткуля под отъезжающего из столицы иностранного купца. В конце ноября Паткуль в караване купеческих повозок скромно и незаметно исчез из Москвы и благополучно добрался до польской границы.