Аргументы Паткуля на Кауница не подействовали, вице-канцлер без всяких обоснований заявил, что союз с Москвой не возможен. Но Паткуль знал, откуда дует ветер и о причинах не спрашивал. Союза царя с кайзером не хотели Голландия и Англия, опасаясь усиления России на Балтийском море и не желая видеть у себя под боком мощного конкурента по торговле. Об этом Паткулю докладывал некоторое время тому назад один из его агентов из Голландии[49].
Беседа о родственных узах между царским и императорским дворами была такой же непродуктивной, как и первая тема, несмотря на то, что переговоры об этом велись давно и неоднократно. Австрийцы явно не выказывали никакой заинтересованности по этому вопросу, а чтобы не выглядеть непоследовательным, Кауниц свалил всю вину на русскую сторону, обвиняя её в несерьёзности замысла. Паткуль, оскорблённый такой наглостью, принялся было защищать честь царя, но вице-канцлер не захотел его слушать, пообещав проконсультироваться во всём с Леопольдом I. На этом первая тайная встреча Паткуля с Кауницем была закончена при явном преимуществе последнего. Создаётся впечатление, что Кауниц пошёл на неё, исходя из сугубо разведывательных целей: ему нужно было довести до сведения Москвы дезинформацию, а со своей стороны – получить сведения о настроениях и планах царя на ближайшее будущее.
Паткуля беседа с вице-канцлером побудила более внимательно вникнуть в положение Австрии, а когда он узнал, что империя переживает тяжёлые времена, прежде всего связанные с неудачными военными действиями против французов, он понял, что нужно действовать иначе. Он уже больше не настаивал на личной встрече с Кауницем и контакт с ним продолжил путём обмена письменной корреспонденцией. Поскольку Кауниц не отрицал обязательств Австрии по отношению к Августу, вытекающих из заключенного ранее договора, и даже предложил направить в Саксонию эксперта для изучения ситуации на месте, Паткуль не только согласился с этим предложением, но и взял на себя обязанность составить для этого эксперта подробную инструкцию.
Пока Кауниц проводил консультации, Паткуль на короткое время отлучился в Саксонию, где он сам либо Хюйсен встретился с дю Эроном и от имени царского правительства сделал ему сногсшибательные предложения: Россия предоставляет Франции казачье войско для нападения на австрийский тыл, в то время как Турция, получив от России заверения в мире, вторгается в австрийскую Венгрию и поддерживает там антиавстрийское восстание, возглавляемое Ференцем Ракоши. Франция должна «надавить» на османов с целью предоставления русским свободного прохода через Дарданеллы, и тогда царь отблагодарит французов посылкой своих войск в Италию. В случае необходимости Пётр может помочь Парижу и деньгами – в этом дю Эрон может не сомневаться, Паткуль собственными глазами видел несметные богатства Кремля.
Как ни странно, француз поверил всем этим россказням и принялся бомбить Версаль письмами, предлагая немедленно направить в Москву специального посла для переговоров с царём. Вряд ли Паткуль сам верил в то, что говорил дю Эрону. Несомненно одно: он всеми силами старался выслужиться перед Петром и не гнушался никакими средствами для достижения этой цели. Смысл несанкционированного Москвой демарша перед дю Эроном, по нашему мнению, заключался в том, чтобы оказать давление на несговорчивых австрийцев, с которыми Паткуль вёл переговоры в Вене. Возможно, он рассчитывал на то, что сведения о планах сближения Петра с Людовиком дойдут до Кауница и благоприятно повлияют на его позицию. Можно только удивляться изобретательности и неутомимости главного комиссара царя в Европе.
Когда Паткуль в конце августа вернулся в Вену, Кауниц был готов к продолжению второго тура переговоров. Первым вопросом обсуждался план оказания помощи королю Августу. По словам Паткуля, с учётом трудного положения Австрии, царь не ожидает от Вены каких-либо прямых наступательных действий – венскому двору достаточно будет предпринять дипломатические демарши в Дании и Пруссии, которые должны будут объявить войну шведам. Помощь Августу войсками со стороны Австрии в настоящий момент нереальна. Зато царь может предложить Австрии помощь вспомогательными войсками численностью до 60 тысяч человек или деньгами. Кауниц согласился с мнением генерального комиссара относительно возможности Австрии оказывать военную помощь Августу и проявил большой интерес к пассажу о посылке русских войск на войну с французами и о предоставлении кредитов. Очевидно, что Паткуль всего лишь пытался произвести на Кауница впечатление, используя слабое ориентирование вице-канцлера в обстановке внутри России. Знай Кауниц, в каком положении находилась Россия, напрягая все силы для войны со шведами, он бы не поверил заверениям Паткуля о том, что Москва располагала такими фантастическими финансовыми возможностями. Тем не менее, оба переговорщика пустились в обсуждение деталей: пути транспортировки русских солдат в Италию, их снабжение, должностной статус русских офицеров. При этом Паткуль высказал резкое несогласие с идеей Кауница подчинить русских офицеров австрийским:
– Это, мой дорогой Кауниц, царь никогда в жизни не допустит! – вскричал он патетически. Беседа принимала уже какой-то гротескный характер, в которой Паткуль исполнял роль Мюнхаузена, а прожжённый политик Кауниц – роль простака.
Впрочем, после вышеприведенного возражения Кауниц обсуждение темы быстро прекратил. Второй раунд переговоров бесспорно остался за царским генеральным комиссаром. В реляции к Ф. Головину Паткуль написал, что больше всего австрийцу понравилось предложение о русских деньгах. «Австрия сначала должна выполнить предварительные условия, а именно: побудить Данию и Пруссию к войне со шведами, а уж тогда думать о кредитах царя», – сухо и холодно сообщал он русскому канцлеру.
Паткуль, упоминая о расширении антишведского альянса, не мог не знать, что Дания уже выставила корпус своих войск в распоряжение Австрии и больше ни на какие военные авантюры пойти была не способна. Поэтому он даже и не пытался беседовать на эту тему с К. Урбихом. Зато Паткуль использовал свои контакты с прусским послом в Вене Кристьяном Бартольди и неоднократно приглашал его к себе на конспиративную квартиру, чтобы убедить его в необходимости оказания Августу хоть какой-нибудь помощи. К. Бартольди вяло защищался и говорил, что Берлин готов кое-что предпринять для спасения польского короля, но сначала должна проявить свою волю Вена. Так в чём же дело? – спрашивал Паткуль. – Почему же посол не изложит своё мнение императору Леопольду? Это не возможно, отвечал Бартольди, император не хочет его об этом слушать. Как? – удивился Паткуль. – Император не хочет выслушать прусского посла? Но ведь сам Кауниц пообещал ему, Паткулю, предоставить Бартольди аудиенцию у императора!
При этих словах, писал Паткуль Ф. Головину, «прусский посланник был просто сражён наповал». К. Бартольди ничего не было известно о контактах Паткуля с Кауницем. Ещё меньше он ожидал, что генеральный комиссар царя обладал таким влиянием при дворе австрийского кесаря.
Двери открыты, продолжал Паткуль блефовать и «убивать» пруссака, теперь всё будет зависеть от самого Бартольди. Он, Паткуль, уезжает из Вены, но надеется скоро услышать, как Берлин сообщит Вене о разрыве отношений со Стокгольмом. Бартольди не оставалось ничего другого, как сообщить о своей беседе с Паткулем в Берлин.
Паткуль уехал из Вены, и вернулся туда лишь в конце октября, чтобы снова встретиться с Кауницем. Вице-канцлер начал снова бубнить про «турецкую опасность». Паткуль заметил саркастически, что собеседник так часто упоминает о турецкой угрозе, что остаётся лишь втянуть в антитурецкий альянс всю Европу. Он поинтересовался, появлялся ли при дворе К. Бартольди и докладывал ли он общий план оказания содействия Августу. Появлялся, ответил Кауниц, но его предложение о разрыве со Швецией прозвучало так невнятно, что австрийцы были вынуждены отплатить ему той же монетой. Когда Паткуль удивлённо поднял брови, австриец поспешил добавить, что «нужно всё предоставить времени». В то время как на челе лифляндца стали собираться тучки, Кауниц осторожно разъяснял, что император не готов к участию в Северной войне, но может выступить в качестве посредника и гаранта. Когда складки между бровями Паткуля углубились, Кауниц поспешно добавил, что «посредничество будет официальным, но в тайне можно делать нечто другое». Паткуль слишком хорошо был знаком с такими «венскими деликатесами», а потому чётко и ясно заявил:
– Если никто не хочет помочь королю Августу, то его может бросить и царь!
Это было ошибкой Паткуля. Он рассчитывал, что такая угроза огорчит собеседника, но вместо этого услышал раздражённую реплику:
– Ах, да пусть он идёт к чёрту – мы хоть будем знать тогда, с кем имеем дело!
Этот эпизод произвёл на Паткуля неизгладимое впечатление. Он наяву убедился в том, куда, в какой тупик, со своей соглашательской позицией зашёл король Август. Венский двор перестал воспринимать его серьёзно в расчет – значит, такое же отношение к нему существовало и в других столицах. Все уже знали, что за спиной у Петра Август вынашивает планы сепаратного мира с Карлом ХII. Он доложил Головину, что кайзер Леопольд вряд ли воспримет известие о свержении Августа с энтузиазмом, но и не убудет убиваться при этом до смерти.
Перед отъездом из Вены Паткуль ещё раз пытался воздействовать на К. Бартольди, показывая ему несостоятельность посылки Пруссией к чёрту на рога (в Испанию!) своих войск, в то время как под боком у неё действует сильный и коварный враг. И чего добивается Пруссия, добиваясь для своего кронпринца женитьбы на сестре Карла ХII? Что станет с Курляндией, всегда тяготевшей к Пруссии? Если Фридрих I забыл, о чём он договорился с царём Петром в мае 1698 года в Йоханнисбурге, то царь может забрать обратно своё признание его королём! Последняя фраза привела прусского посла в неописуемый трепет, и он выразил надежду, что ничего подобного не произойдёт.