С мая по июль 1704 года Паткуль пролежал на больничной койке – при верховой езде он задел ногой за дерево, нога опухла, началось воспаление, угрожавшее перейти в гангрену, и лишь к середине июля, после лечения в Карлсбаде, Паткуль пошёл на поправку. Пока он болел, Август потратил почти все русские субсидии – понятное дело – не в угоду Марсу, а Венере. На период болезни Паткуль передал их на хранение К. Бозе, и король буквально силой вырвал деньги из рук своего военного министра. Всё это не облегчало задачу Паткуля, а дополнительным тяжёлым бременем ложилось на его плечи. Всё чаще в письмах к друзьям он пишет о своей усталости от политики и желании уйти на покой в какой-нибудь Швейцарии. Необходимость соблюдать при плохой игре хорошую мину становилась обременительным занятием. Как официальный представитель царя, он уже не мог так беспрепятственно и свободно, как раньше, давать волю своим эмоциям. Нужно было, как ни в чём не бывало, продолжать контакты с Августом и его двором – такова была настоятельная государственная необходимость России. Сдерживаемые внутри злость, возмущение и гнев накапливались в организме и приводили к возникновению стрессовых ситуаций.
Но о стрессах тогда, естественно, ничего не знали. Из Карлсбада несколько оправившийся от болезни Паткуль отправился снова в Польшу, где готовилось новое крупное наступление против шведов, и оберкригскомиссар должен был заступить на должность главнокомандующего царскими вспомогательными войсками. Эти войска первоначально включали в себя 9.852 пехотинца (11 полков) и около 5 тысяч украинских казаков. Офицерский корпус составляли не только и не столько русские, сколько иностранцы. До Саксонии корпус вёл князь Дмитрий Голицын – по мнению Н.Г.Устрялова, человек умный, но со старыми понятиями. Корпус, наспех собранный из случайных, плохо обученных и слабо вооружённых солдат и офицеров, пришёл весьма поредевшим и потрёпанным: часть казаков по пути разбежалась, часть солдат заболела и умерла, так что пехотинцев осталось около 7, а казаков – около 3 тысяч.
В городке Сокале князь Дмитрий официально передал под начало Паткуля русский отряд, с которым у нового командира сразу начались проблемы. Русские офицеры отказывались подчиняться «немцу» и требовали оставить Д. Голицына своим командиром. Князь по приказу царя должен был заниматься интендантским обслуживанием корпуса, но, явно польщённый выбором офицеров, не принимал никаких мер по пресечению их претензий. При снабжении частей провиантом он отдавал преимущество частям, находящимся под командой русских офицеров, а запросы иностранных офицеров игнорировал, что тоже не способствовало укреплению дисциплины в корпусе. Паткуль слал царю жалобы на русских офицеров, не способных ни к командованию, ни к дисциплине, но жалобы до Петра либо не доходили, либо у царя до них не доходили руки. Впрочем, преобладание иностранных офицеров над русскими облегчало задачу Паткуля, но зато страдало взаимопонимание солдат с офицерами, не владевшими русским языком. Так с первых дней нахождения в Польше вокруг корпуса стала складываться нездоровая обстановка.
Больше всего проблем доставляли казаки, воспринимавшие войну как повод для личной поживы. Они так немилосердно грабили польские церкви, хутора и дома, что можно было подумать, что они находились не в гостях у союзников, а на отвоёванной у врага территории. (Впрочем, так оно, вероятно, и было: давала о себе знать старая неприязнь запорожцев к ненавистным ляхам). Паткуль почти уже уговорил царя вернуть командование над корпусом Д. Голицыну, но воспротивился Август: зачем ему был нужен непослушный корпус да ещё под началом русского генерала?
Возмущало Паткуля и царившее в корпусе казнокрадство, поощряемое самим Д. Голицыном. Выяснилось, что расчеты денежного содержания, продовольствия и амуниции намного превышали реальные потребности корпуса. Начальники специально завышали эти потребности, опуская разницу в собственный карман. Обычная практика тех времён! Когда Август потребовал переместить корпус согласно диспозиции под Краков, Д. Голицын намеренно задержал исполнение этого приказа, и в результате русским пришлось потом идти к намеченному месту ускоренным маршем, что при плохой подготовке превратилось в настоящее мучение для солдат. Паткуль, когда-то высокомерный барон и жестокосердный помещик, теперь несколько по-иному смотрел на нижестоящих по социальной лестнице и с сочувствием сообщал царю, как страдали во время марша его солдаты, оказавшиеся без обуви и в растрёпанных, расползшихся на куски мундирах (постарались птенцы Петра и нанятые ими купцы-суконщики!).
Естественно, военных подвигов от русского корпуса ждать было трудно. Очевидно, что всё те же «птенцы» Петра с преступной формальностью отнеслись к исполнению возложенных на них обязанностей и послали Августу то, что самим было негоже. Авторитет страны и страдания солдат и офицеров для многих из них были понятиями абстрактными. Паткуль всё это безобразие видел и старался хоть как-то облегчить положение корпуса и сделать его более-менее боеспособным.
Прибыв под Краков, Паткуль к своему возмущению обнаружил, что спешить и загонять своих солдат до полного бессилия было незачем – по неизвестным причинам король Август медлил и приказа на наступление на Варшаву не давал. Именно сейчас для союзников было очень важно одержать хотя бы какую ни на есть победу над шведами, потому что она могла резко изменить расстановку сил и побудить датчан и пруссаков присоединиться к альянсу. Паткуль не выдержал и дал волю своему возмущению. Датскому послу Ессену с трудом удалось помирить и «растащить в разные стороны» вдрызг рассорившихся короля и русского посла.
Наконец, в сентябре соединённое войско двинулось на Варшаву. Шведы, уйдя с армией на Лемберг (Львов), оставили там малочисленный гарнизон под командованием генерал-лейтенанта Арвида фон Хорна, который, быстро оценив обстановку не в свою пользу, после непродолжительных боёв быстро сдал столицу Августу. Паткуль с русским корпусом занял южный район Варшавы. Весь гарнизон во главе с комендантом крепости сдался в плен. Посаженный на польский трон шведский ставленник Станислав Лещинский спасся бегством в Эльбинг. Август с большим триумфом въехал в столицу и в отместку за тёплый приём, оказанный его сопернику Лещинскому, обложил варшавских жителей денежным штрафом в размере полумиллиона талеров. В случае неуплаты он пригрозил выпустить на улицы города своих солдат. Варшавяне предпочли грабежам штраф.
Паткуль получил приказ со своим русским отрядом двигаться на Познань. Там его ждал со своими частями генерал Йохан Матиас Шуленбург. Вместе им предстояло брать крепость у шведов. Предъявленный коменданту крепости полковнику Мардефельдту ультиматум о сдаче и начатая по всем правилам фортификационного искусства осада объединённому русско-саксонскому войску успеха не принесли. В течение нескольких недель союзники со всех сторон безуспешно атаковали город, но накануне решающего штурма от Августа пришёл приказ осаду прекратить и от Познани немедленно отступить. На помощь к Мардефельдту спешил отряд под командованием самого Карла ХII. Паткуль с пехотой, налегке, через прусскую территорию выступил ускоренным маршем под саксонский Нидерлаузитц. Кавалерия, артиллерия и обоз под началом полковника Гёртца должны были соединиться с армией Шуленбурга под Пунитцем, но по неизвестным причинам Гёртц приказа не выполнил и свой отряд к Шуленбургу не привёл.
Солнце склонялось к закату, когда Карл ХII всеми силами обрушился на армию Шуленбурга. Саксонцы возможно впервые за эту войну отчаянно и храбро защищались, и исход сражения долго оставался неопределённым. Глубокой ночью Шуленбургу удалось оторваться от противника и искусным маневром спасти свою армию и привести её к саксонской границе. Разозлившийся Карл, не обнаружив перед собой противника, отдал приказ атаковать появившийся в их поле зрения отряд Гёртца. Результаты короткой схватки были катастрофичными: большинство русских погибли или попали в плен, шведы захватили 11 пушек и большую часть обоза, включая денежную кассу с двухмесячным содержанием на 4 полка.
Паткуль был вне себя от злости на неповоротливого Гёртца. Полковник же сваливал всю вину за катастрофу на Паткуля. Саксонские военачальники в этом споре естественно взяли сторону Гёртца: Паткуль был главнокомандующим и нёс всю ответственность за вверенные ему части. Но Паткуль был слишком самолюбив и не терпел в свой адрес никакой критики – особенно со стороны саксонцев, своих недоброжелателей. Он, со своей стороны, обрушился на них с грубой критикой. Началась склока, в результате которой истина так и не прояснилась, а Паткуль нажил себе новых и непримиримых врагов в лице Гёртца и Шуленбурга.
Разместив поредевший корпус в Нидерлаузитце, Паткуль выехал в Берлин, но после поражения союзных войск под Пунитцем Пруссия и думать не хотела об открытии военных действий против шведов. Не помогали и заманчивые предложения раздела Польши, присоединения Курляндии, оказания помощи войсками и деньгами. К тому же в Берлине появился герцог Джон Черчилль Марлборо и дал понять пруссакам, что если они присоединятся к антишведскому альянсу, то немедленно будут наказаны морскими державами. В апреле 1704 года Англия и Голландия заключили со Швецией новый договор о нейтралитете, согласно которому морские державы брали на себя обязательство выступить против любого врага Карла ХII. Паткуль был вынужден вернуться в Дрезден с пустыми руками. В который раз он почувствовал усталость и высказал пожелание удалиться от всех дел: «Когда же я освобожусь из этой галеры!»
Для Паткуля начинались трудные времена. Дрезденский двор к нему был настроен враждебно. Слишком за многое он брался лично, и теперь его можно было обвинять во всех неудачах и бедах. Поражение под Пунитцем давало дополнительный повод для критики в адрес русского посла, оказавшегося «бездарным» военачальником. Сдерживаемая до поры до времени неприязнь Августа против «лифляндца» стала теперь открыто выплёскиваться на поверхность. Паткуль, со своей стороны, не переставал критиковать саксонцев и самого короля за медлительность, безынициативность и нежелание по-настоящему взяться за дело. Скоро обнаружилось, что саксонцы внедрили в его окружение своего агента и тайно перехватывали его корреспонденцию. Нужно было признать, что тайное дело в Саксонии было поставлено неплохо.