лалась на щекотливое положение, в которое её поставили советники сына, арестовавшие Паткуля как какого-то преступника или разбойника. Ведь это она была инициатором брака арестованного с Анной Айнзидель, и теперь ей приходилось выслушивать жалобы со стороны невесты и её отца. Кроме того, Анна София справедливо указывала сыну на негативную реакцию, которую вызвал арест Паткуля в Европе, и для восстановления авторитета Дрездена рекомендовала Августу наказать виновников скандала, а самого Паткуля – выпустить на свободу.
Проштудировав все документы арестованного и не обнаружив среди них никаких зацепок для предъявления ему серьёзного обвинения (кроме критических заметок в адрес их короля и его министров), Хойм и Кº пустились во все тяжкие и прибегли к фальсификации. Используя обнаруженные в архиве Паткуля шифры, заговорщики подделали его почерк и сфабриковали два письма, которые должны были свидетельствовать о его намерениях вступить в предательскую связь со шведами. Копии этих писем, отправленных якобы Паткулем в Берлин и прусскому послу в России Кайзерлингу, находятся в Дрезденском государственном архиве, но их оригиналы среди архивных документов Пруссии, хранящихся в Немецком центральном архиве в Мерсебурге, странным образом отсутствуют. Похоже, прусские дипломаты никогда их не получали.
Е. Эрдманн провёл анализ дрезденских копий и пришёл к следующим выводам:
Первое письмо, адресованное прусскому министру Х.Р.фон Ильгену, касалось вопроса предполагаемого заключения мира между Россией и Швецией при посредничестве Паткуля. Как мы помним из предыдущей главы, Паткуль, без согласования с царём Петром, вступил в тайный контакт с прусским посланником Маршаллом фон Биберштайном и вёл с ним по этому вопросу переговоры. В тексте письма Е. Эрдманн обнаружил немало подозрительных моментов. Во-первых, он обратил внимание на то, что текст составлен сумбурно и бессвязно, что не соответствовало стилю Паткуля. Французские слова перемежаются в нём с немецкими, в то время как оба корреспондента вели между собой переписку исключительно на французском языке. В-третьих, обратило на себя внимание небрежность зашифровки текста: разные цифровые комбинации применяются для зашифровки одного и того же слова или понятия, а с другой стороны, одна и та же цифровая комбинация использовалась для кодирования разных слов и понятий. Такая «небрежность» совершенно нетипична для такого тщательного и хитрого конспиратора, которым был Паткуль. Наконец, немецкий историк обращает внимание ещё на одну несуразность: в начале текста письмо датируется словами «Бреслау, 24 июня», а конец – «Дрезден, 30 мая»! Фальсификаторы, вероятно, так торопились, что допустили грубую ошибку. Рядом с письмом находится официальный комментарий Хойма или Пфингстена, в котором содержится вывод о том, что Паткуль «ищет дружбы со Швецией в ущерб королю и царю», что из нейтрального текста письма вовсе никак не следует.
Второе письмо фальсификаторов адресовано от имени Паткуля к прусскому посланнику при царе Й.Г.Кайзерлингу, на основании которого враги Паткуля сделали вывод о том, что тот уже находился в прямой преступной связи со шведами. О Паткуле в письме говорится в третьем лице – вероятно для того, чтобы показать, как Паткуль ловко прячет концы своей предательской связи с Карлом XII: «Он (некое выдуманное Паткулем лицо) поддерживает с Королевским Шведским двором тесную дружбу и заверил меня, что будет поддерживать эту дружбу и впредь». И во втором письме Хойм и Кº допустили грубую промашку в датировке: в начале письма стоит «Гамбург, 4…», а в конце – «Дрезден, 16 сентября». В сохранившихся письмах Паткуля нет ни одного, которое бы он датировал разными городами или допускал путаницу с числами и месяцами.
По мнению Эрдманна, привлекает внимание и завершающий комплимент письма: «Да поможет нам Бог в нашем начинании, с наилучшими рекомендациями, адьё». Между тем, все свои письма Паткуль обычно заканчивал комплиментом «Ваш преданный слуга Й.Р.Паткуль». В лжепослании к Кайзерлингу комплимент звучит слишком доверительно и набожно – прусский и царский посол друг друга недолюбливали, другу другу не доверяли и в тесной дружбе между собой никогда не состояли. Комментарий саксонских заговорщиков однозначен, они победно утверждают, что Паткуль с помощью своих друзей продолжает верно служить королю Швеции и похвально отзывается об их усилиях заключить за спиной короля Августа сепаратный мир со шведами.
Комментарии к письмам в первую очередь были рассчитаны на царя, и король Август поспешил уведомить своего «друга» Петра об удивительной божьей милости, снизошедшей на его слуг и помогшей им разоблачить «постыдный заговор» Паткуля. Он, Август, видите ли, уже давно питал подозрения к царскому послу, его люди взяли подозреваемого на заметку и вот с помощью документов, попавших к ним в руки таким «удивительно счастливым образом» (!), махинации предателя раскрыты. Претвори Паткуль свои коварные планы, царь лишился бы трона и скипетра, но бдительный Август… и т. д и т. п. А в целом он, Август, рекомендует Петру освободиться от услуг всех лифляндцев – они лживы и коварны, давно куплены шведами или являются агентами Паткуля. На этот счёт у Августа имеются неопровержимые доказательства.
Трудно сказать, насколько Пётр поверил этим бредням своего саксонского «друга», но он снова повторил свою просьбу к Августу поскорее выдать ему Паткуля, чтобы Москва сама могла разобраться в его поступках. Правда, просьбе этой не было придано достаточной настойчивости и требовательности. В руках у Петра был саксонские послы Арнштедт и Халларт, царь мог взять их в заложники и потребовать обмена на Паткуля, но царь к этому средству не прибег. А саксонские советники придумывали всё новые причины для задержания Паткуля в Зонненштайне: то они ссылались на его болезнь, то на опасность транспортировки, то ещё на что-нибудь.
Е. Эрдманн описывает ещё один странный случай, свидетельствующий о том, что саксонский двор для компрометации Паткуля ещё задолго до его ареста использовал подлог и фальсификацию. Речь идёт о т.н. письме Ф. Головина к Паткулю от 11 ноября 1705 года, в котором русский канцлер высказывал резкую критику в адрес Фридриха I, признавшего польским королём Станислава Лещинского, и высказывает угрозу использовать территорию Пруссии для прохода русских войск. Это письмо Паткуль якобы вручил Х.Р.фон Ильгену через своё доверенное лицо фон дер Лита. Фон Ильген, возмущённый несправедливой критикой, потребовал от Паткуля объяснения. Паткуль специально выезжал в Берлин и давал разъяснения, согласно которым он никогда такого письма от Головина не получал и фон дер Литу не передавал. Более того, он получил из Гродно от Головина письмо, тоже датированное 11 ноября, резко отличавшееся и по тону и по содержанию от того, которое попало в руки к Литу.
Пётр Шафиров намекнул прусскому послу Кайзерлингу, что авторами подложного письма могли быть только саксонцы. Поскольку король Август категорически отверг возможность того, что письмо было сфабриковано его придворными, на подозрении остался лишь Паткуль. Странным образом эти подозрения подтвердил тот же Шафиров, якобы сообщивший в марте 1706 года Кайзерлингу о том, что автором письма является Паткуль. При этом Шафиров попросил посла не докладывать об этом в Берлин, поскольку де бедный Паткуль и так уже наказан. Странная наивность хитрого и умного царедворца и ловкого чиновника, которым был Шафиров!
В Берлине поверили второй версии Шафирова, которого, вероятно, уже успели обработать саксонцы. В мае 1706 года фон Ильген писал Кайзерлингу: «Двойной натуре Пакуля мы удивлялись не раз – он плохо отплатил за нашу милость. Но он уже получил то, что заслуживает». После этого активность берлинского двора и фон Ильгена по освобождению Паткуля из тюрьмы резко упала. Саксонские подарки Шафирову сделали своё дело.
И Паткуль оставался в заключении.
Первые дни, опасаясь отравления, Паткуль отказывался от приёма пищи. Коменданту крепости Корнбергу потребовались усилия, чтобы убедить узника прекратить голодовку. Съестные припасы привозили из соседней Пирны, а за снабжение Паткуля отвечал сын тайного советника Хойма Хайнрих, как оказалось впоследствии, тайный единомышленник Паткуля. Пищу доставляли в невероятных количествах – одному человеку было просто не под силу справиться с таким обилием продуктов. Паткуль содержал себя из собственного кармана, и комендант без зазрения совести заказывал продукты и особенно деликатесы с запасом, в расчете на себя и других офицеров крепости. Х. Хойм, в нарушение приказа, снабжал своего друга и свежими газетами.
Думается, Паткуль намеренно «баловал» коменданта хорошим вином и лобстерами, чтобы добиться для себя ослабления режима заключения. Есть сведения о том, что комендант Корнберг проникся к своему высокопоставленному узнику таким уважением, что даже предложил ему устроить побег, но Паткуль отказался от этого предложения якобы из-за непомерно высокой суммы, которую потребовал Корнберг за свои услуги. Возможно, что это соответствовало истине, потому что сам Паткуль в одном из писем к королю Августу намекает на то, что ему предоставлялась благоприятная возможность бежать» из крепости, но он «не воспользовался ею, поскольку она не приличествовала» его положению посла.
Как бы то ни было, но побег из Зонненштайна, по-видимому, пока не входил в планы Паткуля. У него были другие намерения. К великому возмущению и удивлению советников Августа в Дрездене появился памфлет, подписанный анонимным автором, назвавшим себя «по-настоящиму верным». Все узнали в нём руку Паткуля, а ему ведь было запрещено давать перо, бумагу и чернила! Неслыханное преступление! Коменданта Зонненштайна заставили писать объяснения и примерно наказали: его сместили с должности и посадили в тюрьму.
Памфлет был озаглавлен «Опровержение предлогов, использованных саксонскими министрами для преследования Паткуля»