Как всякий революционер, Везалий подвергся ожесточенным нападкам клеветников, которые отказывались верить данным юного безумца, и ему приходилось постоянно оправдываться. Однако студентам и анатомам было ясно, что на старые идеи опираться больше нельзя, и что вскрытия, запрещенные в Британии до шестнадцатого века, необходимы для совершенствования медицинского образования. Вскоре они столкнулись с тем, что им стало практически не на чем обучаться.
В Великобритании, когда крупные университеты начали готовить молодых хирургов, единственными доступными для обучения трупами были тела, дарованные университетам по Закону об убийцах от 1752 года. Этот закон означал, что звездами на сценах анатомических театров могли выступать лишь трупы казненных преступников, хотели они того или нет. Цель принятия закона была двоякой: во-первых, отчаявшиеся студенты и преподаватели получали нужные им трупы для вскрытий, а во-вторых, закон должен был напугать потенциальных преступников. Этот закон стал проявлением садистского двойного наказания, которое широко практиковалось в те времена. Одной только смерти было недостаточно. Сам труп должен быть обезображен до неузнаваемости, обычно его разрубали на части. Яркий пример – приговор к повешению, колесованию, четвертованию и обезглавливанию, причем голову насаживали на кол, словно маршмеллоу на палочку. Обоснование было очень простым: настанет судный день, когда мертвые восстанут из могил, чтобы предстать перед вратами неба (согласно Библии), но как впустить на небо человека, разрубленного на четыре части, человека, у которого не хватает некоторых частей тела, а из всех ран сочится кровь, как из прохудившегося помойного ведра? Естественно, никто не хотел, чтобы небеса стали похожи на приемную Битлджуса. Согласно христианскому вероучению, вскрытие трупа лишало умершего шансов попасть в рай так же, как нельзя попасть в некоторые клубы без галстука. Негативное отношение к вскрытиям, пересадке органов, пластическим операциям и даже к кремации являются отголоском того религиозно окрашенного страха.
Однако, несмотря на принятие Закона об убийцах, трупов все равно катастрофически не хватало для девяти или десяти британских университетов, дававших степень по медицине в девятнадцатом веке. Дефицит легальных трупов привел к невиданному расцвету промысла гробокопателей. Эти люди под покровом ночи, как в свое время Андрей Везалий, выкапывали на кладбищах только что захороненные трупы. Эти профессионалы пользовались деревянными, а не металлическими лопатами, чтобы случайные прохожие не услышали подозрительного железного скрежета. Гроб вскрывали с головного конца, после чего верхнюю часть тела умершего обвязывали веревками и с минимальными повреждениями вытягивали труп из гроба. Одежду и драгоценности укладывали назад в гроб, чтобы не попасть под статью об ограблении могил. Похищение самого трупа не считалось уголовно наказуемым деянием, и гробокопатели были прекрасно об этом осведомлены. Эти операции имели одну цель – продать труп для вскрытия. Гробокопатели не были медиками, и трупы интересовали их лишь как источник заработка. Эти банды были посредниками между медицинскими факультетами и мавзолеями. Их работа оплачивалась руководством университетов для того, чтобы получить как можно больше пригодных трупов для обучения студентов. Оплата эта была высока – некоторые гробокопатели зарабатывали в неделю среднюю зарплату по стране за несколько месяцев, и, кроме того, летом они отдыхали. Вскрытия, по соображениям сохранности трупов, производили только осенью и зимой. Некоторые студенты сами были членами банд гробокопателей. Вырученные таким образом деньги шли на оплату обучения. Рут Ричардсон пишет по этому поводу: «В Шотландии студенты платили за свое обучение не деньгами, а трупами».
В госпитале святого Варфоломея, где находится музей, в котором я работаю, не были чужды торговле трупами с тех пор, как хирург Джон Абернети основал там в 1790 году успешный медицинский факультет. Напротив госпиталя находилась печально известная пивная «Военное счастье». Эта пивная была снесена в 1910 году, но на ее месте остался монумент, надпись на котором гласит:
«Это «Военное счастье» было
Родным домом к северу от реки
Для гробокопателей, похищавших мертвые тела
Много лет тому назад.
Хозяин любил показывать
Комнату, где на скамьях,
Расставленных вдоль стен, лежали
Помеченные ярлыками тела.
На ярлыках были написаны имена тех,
Кто выкопал эти трупы,
Кои предназначались для хирургов
Святого Варфоломея,
Которые приходили сюда, чтобы
Оценить трупы».
Из этой надписи неясно, лежали ли трупы в отдельном помещении, или их сваливали в зале пивной, где все окрестные работяги желали промочить свои глотки. Если верно второе, то мне думается, что некоторые клиенты выпивали здесь намного больше пива, чем в других местах.
Меры защиты могил от банд гробокопателей были дороги, и позволить их себе могли только богатые люди. К таким мерам относились: наем сторожа, который стерег могилу и днем, и ночью; железная клетка, которую забивали над могилой глубоко в землю, чтобы гробокопатели не могли добраться до трупа. Создали даже службу стрелков, которые открывали огонь по людям, которые пробирались на кладбища под покровом ночи. В конце концов, люди устали от необходимости охранять могилы своих близких, которых в любой момент могли извлечь из гроба и продать в анатомический театр. Последней каплей стал судебный процесс Берки и Хэар в Шотландии. Эта парочка решила, что выкапывание трупов из могил слишком трудоемкое занятие и вместо этого начала просто убивать людей и продавать трупы (всегда очень свежие) Роберту Ноксу, преподавателю анатомии из Королевского хирургического колледжа в Эдинбурге. Нокс предпочитал закрывать глаза на их преступления (по иронии судьбы Нокс действительно был слеп на один глаз, который он в детстве потерял из-за оспы). Возмущение общества было столь велико, что «отвратительной торговле человеческими телами» был положен конец. Анатомическим законом 1832 года в Британии была введена такая же практика, как и за много лет до этого в Париже: неопознанные трупы, неизвестные, умершие в больницах и работных домах, трупы, обнаруженные на улицах, передавались для вскрытий в авторитетные учебные учреждения.
Может показаться, что история анатомии изобилует странными и зловещими фигурами, но, на самом деле, ею занимались выдающиеся ученые, которым просто надо было как-то преподавать и учить студентов. Дефицит трупов и привел к созданию таких собраний и анатомических музеев, как тот, в котором я сейчас работаю. Эти заспиртованные органы и ткани были извлечены из немногих, доступных для вскрытия, трупов и из живых людей во время хирургических операций для того, чтобы служить в будущем долговечными учебными пособиями. Эти образцы хранились в коллекциях, на которых обучались специалисты, а часть препаратов выставлялась в музеях, на обозрение публики, вместе с заспиртованными курьезными уродствами и восковыми копиями пораженных патологией органов людей и животных. Такие карнавальные выставки вошли в моду в начале двадцатого века, а до этого роль коллекций органов была очень почетной, так как они были призваны учить, а не ужасать. Это значит, что выкапывание тел из могил и их вскрытие не пропали даром и принесли много пользы – насколько это было возможно в те времена. Во время учебы я тоже посещала подобные собрания в таких музеях, как Гунтеровский музей в Лондоне. В этом музее я училась профессии. Этим препаратам сотни лет, но они до сих пор могут служить прекрасными учебными пособиями для анатомов, патологов и техников современных моргов. Теперь, будучи куратором коллекции анатомических препаратов в музее Барта, я чувствую, что совершила движение по замкнутому кругу, и теперь делаю все, что в моих силах, чтобы обучать нашему трудному искусству других.
Исследование невозможно без простых листов бумаги для записи результатов, и наружный осмотр не является исключением. Типичный бланк наружного осмотра выглядит практически одинаково почти во всех странах мира. На нем есть схематическое изображение обнаженного человеческого тела – вид спереди и вид сзади.
На это изображение наносятся символы, соответствующие различным внешним признакам, и расположенные в соответствующих местах. Например, для того, чтобы обозначить расположение татуировки или раны, можно в соответствующем месте поставить крестик, однако я всегда предпочитала рисовать уменьшенное изображение реального феномена, например, той же татуировки, родинки или шрама. Я делала это из соображений верности реализму, а также отчасти для того, чтобы протокол соответствовал трупу не только формально.
С бланками наружного осмотра меня, помимо многого другого, познакомил Джейсон. Но он вскоре покинул нас и перешел на работу в морг одного госпиталя, расположенного в пяти минутах ходьбы от нас. Джейсона сменила Джун, совместительница из Ливерпуля. Теперь она стала моим наставником и опекуном. Это было фантастически хорошо – во-первых, потому что пришел новый человек, от которого я могла узнать много дополнительных сведений, а, во-вторых, это была женщина. Ее приход говорил о перемене тенденции – все больше женщин стало приходить в морги и занимать в них руководящие должности. Интересно, но эта тенденция впервые проявилась не сегодня. В девятнадцатом веке в Германии были впервые учреждены морги для хранения и подготовки тел к погребению. В этих моргах работали женщины, должность которых называлась Leichenfrau (в вольном переводе – женщина, занимающаяся трупом). Обязанностью этих сотрудниц моргов была подготовка трупа, приведение его в порядок, обмывание и так далее. Когда «дома мертвых» появились и в Англии, было постановлено, что усопших «будут день и ночь охранять и сберегать постоянные работницы». Назначение на эту должность женщин в качестве надзирающих за порядком и отвечающих за сохранность тел, женщин, одетых «в подобающие их должности черные одежды», должно было внушить близким усопших, что за телами их близких ухаживают с должным вниманием и достоинством.