Современное бальзамирование заключается в замене естественных телесных жидкостей определенными растворами, задерживающими разложение. Это, так сказать, история о Пигмалионе навыворот; в процессе бальзамирования бывшее недавно живым и уязвимым тело становится оцепеневшим и безжизненным – так же, как в «Продолжай кричать». Бальзамированием добиваются того, что труп не окрашивается в жуткие цвета и от него не исходит отвратительный запах, что важно, когда труп видят родственники и друзья, если гроб открыт, и если покойника хоронят через несколько дней после смерти. Бальзамирование менее популярно в Великобритании, чем в США. Однако родственникам, которые требуют бальзамирования, приходится дополнительно оплачивать эту услугу, которая называется «гигиенической обработкой», хотя, на самом деле, этот термин вводит в заблуждение, так как покойник, не подвергшийся бальзамированию, не опасен для окружающих, если только при жизни не страдал тяжелым инфекционным заболеванием. Именно поэтому закон не требует обязательного бальзамирования. Некоторые директора похоронных бюро авансом требуют довольно большую сумму за бальзамирование: в Лондоне оно стоит около 150 фунтов, а в провинции дешевле – около 70 фунтов, и не занимаются им, пока не получат от родственников заявление с информированным согласием. Другие директора, однако, называют процедуру бальзамирования «косметическим уходом» и, в лучшем случае, требуют с родственников плату авансом, а в худшем – выполняют бальзамирование без разрешения, а стоимость включают в общую цену услуг по организации похорон.
В первый день моего пребывания в похоронном бюро «Элвудс и сыновья», после того, как я с облегчением убедилась в том, что Сара нисколько не похожа на Валерию из того пикантного фильма, я спросила ее, почему она выбрала свою профессию. Она ответила очень просто: «Для того, чтобы помогать людям». Она уверила меня в том, что в бюро бальзамирование делают только по просьбе родственников и заранее предупреждают их о ценах.
Мне очень хотелось попробовать бальзамировать самой, и я с головой окунулась в это дело. Первым моим объектом стала умершая женщина семидесяти пяти лет, никаких сложностей с ней Сара не ожидала и сочла ее подходящим для меня случаем. В предбаннике беременная Сара снабдила меня формой, которая вскоре стала моей второй кожей – хлопчатобумажный хирургический халат и пластмассовый фартук. Сама Сара связала волосы в конский хвост, надела на свой огромный беременный живот фартук и затянула его так, что на нем образовались поперечные полосы. Сара выглядела потрясающе в этом наряде, а беременность придавала ей – в ее сорок с лишним лет – нечто юношеское. Меня вдруг поразило присутствие в этом помещении трех женских прототипов – меня, как Девы, Сары, как Матери, и усопшей, как Старухи, и все мы были осенены окончательным и беспощадным присутствием самой воплощенной смерти.
Сара велела мне надеть перчатки и прикоснуться к руке умершей. «Это очень важно, потому что надо привыкнуть к холоду, – сказала она. – Поначалу это ощущение холода кажется очень странным». Я опасливо дотронулась до руки покойницы. Я впервые в жизни прикоснулась тогда к мертвому телу, остро сознавая, что переступаю какую-то границу. Я готовилась вступить на территорию, откуда не было возврата, понимая при этом, что дотрагиваюсь до лежавшей на столе Сары женщины без ее согласия. Да, я всего лишь прикоснулась к ее руке, но ее не было здесь, и она не могла сказать, нравится ей мое прикосновение или нет, и поэтому мне пришлось оправдываться тем, что ее близкие разрешили мне это сделать. Я мысленно сказала женщине, что я буду ее бальзамировать, и с этим согласны те, кто любил ее при жизни, что это не будет насилием над ее личностью. Взяв ее холодную руку в свою, я вдруг отчетливо осознала, что никогда в жизни не держала за руку свою бабушку. Никогда не могла я заставить себя дотронуться до ее изуродованной артритом руки, к ее пальцам, похожим на искривленные сухие ветки. И вот теперь я переживаю этот интимный момент, взяв за руку чужого мне человека.
Женщина некоторое время пролежала в холодильнике, и кожа руки была плотной, как белый герметик, и холодной, как извлеченная из ледника бутылка молока. Сара была права – я никогда в жизни не ощущала ничего подобного. Мне казалось, что я опустила пальцы в очень холодную воду, и даже после того, как я отняла руку, ощущение холода не исчезло. Это было напоминание о неведомом подземном мире.
Теперь надо было раздеть покойную. Это первый этап бальзамирования, так как одежда покойника может быть загрязнена. Для похорон или кремации родственники приносят новую одежду для своих любимых: лучший наряд или то, что они без колебаний надели бы сами. Раздевание было простым и практическим действием, но как говорит об этом Кристина Квигли: «Высохшее тело трупа минус одежда и очки создает дистанцию, необходимую для того, чтобы без колебаний вскрыть труп». После удаления одежды задача становится легче, как с практической, так и с психологической точки зрения.
Итак, мне предстояло впервые в жизни раздеть мертвого человека, и у меня снова возникло чувство, что я совершаю грех: я редко видела голых людей, а сейчас мне предстояло оказаться один на один с голым незнакомцем.
Вскоре мы приступили к бальзамированию, которое не имеет ничего общего с древнеегипетским бальзамированием. У современной процедуры совершенно иные принципы. Сара жестом указала мне на огромный сосуд, заполненный яркой, окрашенной пастельные тона жидкостью. «Всю жидкость в кровеносных сосудах и клетках надо заменить этим раствором», – сказала она. Жидкость эта представляет собой раствор формалина, метанола и других растворителей и имеет розовый или персиковый цвет, который называют «естественным». По цвету эта жидкость напомнила мне фруктовый блин. Сара наклонилась над покойной и ловко сделала скальпелем разрез на шее, отчего я непроизвольно отпрянула от трупа, ожидая, что сейчас буду обрызгана кровью. Конечно, никакая кровь не брызнула, так как сердце умершей давно остановилось, и поэтому я вернулась к телу и склонилась над ним, чтобы лучше рассмотреть то, что сделала Сара. Все выглядело так же, как в анатомических книгах, которые я любила читать. Конечно, вены не были синими, а артерии красными, как их изображают на рисунках, но слои тканей были мне знакомы – мышцы, подкожный жир и сосуды, рассеченные скальпелем Сары. Вторым ловким движением она рассекла сонную артерию и вставила в нее тонкую металлическую трубку, соединенную с резиновым шлангом, погруженным в сосуд с жидкостью. Для удаления крови и других жидкостей в яремную вену Сара ввела другую трубку. После включения насоса жидкость из чана стала нагнетаться в артерию, вытесняя кровь и замещая ее. В результате этого процесса не только удаляются бактерии из кровеносных сосудов, но и растворяются клетки, куда поступает раствор. Кроме того, он придает коже более «жизненный» цвет. Оттенки жидкостей могут быть разными, в зависимости от использованных компонентов. Мало того, свойства раствора могут менять ощущения, которые вызывает кожа покойника. Жидкость сглаживает морщины и складки, а затем уплотняется и фиксирует новое состояние тканей трупа. Мне пришлось массировать конечности, чтобы жидкость могла равномерно поступать в них, и это придало моим действиям интимность, которой я не ожидала и не могла предвидеть.
Когда вся кровь и телесные жидкости были замещены раствором, а сами они вытекли через венозный дренаж, я подумала, что на этом процедура закончится. Однако Сара извлекла из шкафа инструмент, похожий на меч, присоединенный к резиновой трубке, и я догадалась, что это троакар. Это инструмент для отсасывания жидкостей из полостей – я читала о нем в книгах по медицине. У троакара заостренный конец, а вокруг отверстия просвета, на стенках острия проделаны другие отверстия. Троакаром пунктируют живот и осуществляют аспирацию жидкости из брюшной полости и внутренних органов. Холодные научные термины «пункция» и «аспирация» дают очень скудное представление о том, как все это выглядит на самом деле. Было такое впечатление, что Сара практикуется в фехтовании: она прокалывала живот и поворачивала троакар в разных направлениях, отсасывая жидкость из лабиринта внутренних органов. Жидкость, вместе с газами, оттекала в приемный барабан с хлюпаньем, какое можно слышать, когда через соломинку отсасывают из стакана остатки молочного коктейля. Потом Сара приступила к противоположной процедуре, и стала накачивать в живот дезинфицирующий раствор, как некую висцеральную приправу.
Троакар является предметом, неотделимым от бальзамировщика. Термин происходит от французского словосочетания trois quarts, что означает «три кварты». Исторически троакары применяли для удаления избытка жидкостей из полостей больных людей, чтобы уменьшить сдавливание тканей при отеках, и три кварты – это объем жидкости, удаленной, например, из брюшной полости при асците. Кварта – это две пинты, и, следовательно, три кварты – это достаточно большой объем жидкости или газа, и теперь вы понимаете, сколько этой гадости брызнуло мне в лицо, когда я вскрыла раздутый труп.
Отверстия, оставшиеся в коже живота после введения троакара, зашивают швами или закрывают специальными пластиковыми заглушками, чтобы жидкость не вытекала из живота. Я смотрела на швы и заглушки, и мне казалось, что я нахожусь в ремесленной мастерской. Для того чтобы предотвратить истечение жидкости, Сара вставила пинцетом в ноздри марлевые турунды, а потом попросила меня повернуть умершую набок, чтобы вставить такую же пробку в прямую кишку. Все это зрелище казалось мне очень странным – молодая женщина разматывает бинт и засовывает его в задний проход старой женщине, и при этом говорит о каких-то повседневных вещах.
– Как тебе живется в Уорсинге? – спросила Сара, вставив на длину кисти зажим с тампоном в задний проход покойной.
– Отлично, – ответила я машинально. Мне было трудно говорить, у меня было такое впечатление, что я пребываю в трансе.
– Здесь у моря хорошо, правда?