Эти мысли сильно тревожили царя, и он почти всю ночь не спал. На другой день он выслушал обедню в придворной церкви Евдокии, но к трапезе, к обеду, не мог прикоснуться.
Волнуясь, он ходил взад и вперед по своей комнате и раньше назначенного времени отправился на суд.
В столовой избе собор уже собрался за огромным столом, посреди него стояло царское кресло для государя; с правой стороны от него стояли два кресла, поменьше, для восточных патриархов.
По бокам зала виднелись у стен скамьи, обитые бархатом. Когда царь вошел, он направился прямо к своему месту. Патриархи уселись на свои. На правой стороне от царя сели по старшинству митрополиты, архиереи и другие святители; на левую сторону разместились свидетели: бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки.
На столе близ царя, по левую руку, лежали правила и разные дела, относящиеся к Никону.
В передней что-то зашумело, засуетилось, и меж боярами послышалось:
– Патриарх приехал.
Не смирным обычаем явился Никон, а как патриарх: впереди него несли крест, и когда он появился, все, начиная от царя, поднялись с места.
По обычаю он прочитал входную молитву и молитву за здоровье государя и всего царствующего дома, за патриархов и за всех православных христиан.
После того, обращаясь к царю, Никон трижды поклонился ему до земли, а патриархам он поклонился дважды.
Когда кончилось приветствие патриарха, указали Никону сесть по правую сторону, то есть на скамье, где разместились архиереи.
Никон обиделся, видя, что ему особого места нет, и сказал:
– Я места себе, где сесть, с собою не принес, – разве сесть мне тут, где стою. Пришел я узнать, для чего вселенские патриархи меня звали?
Алексей Михайлович понял, что с ним сделали вещь неприличную, и чтобы сгладить это первое неприятное впечатление, или, быть может, желая сделать шаг к примирению с ним, он, неожиданно для всех, подымается с места, обходит стол со стороны святителей и становится рядом с Никоном.
С минуту оба стояли друг близ друга, и их занимали следующие мысли и чувства:
«Вот как, – думает Никон, – чтобы меня заесть, он отступил и от обычая, и от царского достоинства. По обычаю дьяк должен меня винить, а здесь он сам это делает. Да и место ли царю стоять перед судом?»
Лицо Никона становится при этом и высокомерным и гневным.
«Хоша б он один взгляд мне послал с любовью, как это делывал когда-то, – думает Алексей Михайлович, – а то глядит на меня точно на змия».
Царь при этом и бледнеет и краснеет, губы его дрожат, пот выступает на лбу, и он с большим усилием, не столько сконфуженный, как сокрушенный сердцем, начинает говорить со слезами на глазах:
– От начала Московского государства соборной и апостольской церкви такого бесчестия не было, как учинил бывший патриарх Никон: для своих прихотей, самовольно, без нашего повеления, без соборного совета церковь оставил, патриаршества отрекся, никем не гоним, и от этого его ухода многие смуты и мятежи учинились: церковь вдовствует без пастыря девятый год. Допросите бывшего патриарха Никона, для чего он престол оставил и ушел в Воскресенский монастырь.
Патриархи обратились с этим вопросом к Никону.
НиконЦарьАлексей МихайловичПаисий и Макарий указывали ему на свитки, содержащие будто бы уполномочие от двух остальных патриархов; но эти свитки заключали в себе только ответные пункты на вопросы нашего правительства по отношению дела Никона. Никон как будто удовольствовался ответом патриархов.
НиконВыслушивается по этому предмету ответ Павла и Питирима, а Никону отказывается в их отводе.
ПатриархиНиконЦарьКнязь РомодановскийПатриархиНиконЦарь Алексей МихайловичНиконПатриархиАрхиереиНиконПатриархиНиконПатриархиНиконЦарь Алексей МихайловичНиконЦарь Алексей МихайловичДумный дьякЦарь Алексей МихайловичНиконМитрополит ПавелНиконДумный дьякЦарь Алексей МихайловичНиконДумный дьякЦарь Алексей МихайловичНиконПатриархи